…Грозы на Тавросе — почти стихийное бедствие. По силе разрушительнее взрыва, молнии бьют с интервалом в несколько секунд, грохот стоит такой, что можно натурально оглохнуть, а идущая стена воды смывает целые участки леса со склонов. Хорошо еще, что совсем нет ветра — на такой местности он сильно не разгонится, но что творится в небе… страшно даже подумать.
Дождь настигает нас у самого дома, обрушивается на крышу и стены как водопад, мгновенно затягивая окна сплошным потоком. Мы успели поймать буквально пару секунд — и влетели уже мокрые насквозь. Слава богу, туры строят дома с учетом этих катаклизмов — и в каждом есть резервный генератор электроэнергии, а стены и фундамент выдержат напор, даже если на них обрушится плотина. Слабое место — окна — защищают специальными экранами, которые спускают с крыши.
— Уф… погода шепчет, ничего не скажешь… — вырывается у меня с нервным смешком.
Туника облепила тело вторым слоем грубой кожи — ее хочется снять немедленно. Я фыркаю и отплевываюсь от воды, убираю ее с лица, а она все равно без конца стекает, холодя шею и плечи, капает на пол — уже лужа наверное натекла… В прихожей — полумрак, рядом так же тяжело дышит Мар — мокрый, дрожащий, но жаром от него веет, как от печки. Еще бы, столько бежать, да еще и с весом, что бы он там про него не говорил…
— Надо переодеться и…
Я не успеваю договорить, как в тело врезается обжигающая твердь. За спиной, на спине, рассекая ее, давят тяжелые руки, вжимают в грудную клетку — как будто желая впитать меня по молекулам.
— Мар?..
— …
— Ты что?..
— … Я скучаю по тебе…
Я тянусь ладонями, под ними вздрагивают бугры напряженных мышц.
— Я тоже…
Вжимаюсь крепче… ближе… мне мало этого дня, мало этого времени, мне нужно больше… больше смотреть на него, больше слушать… больше, еще больше узнавать о нем… Тех крох, что перепали сегодня, мне мало, так мало…
Под чудовищный грохот снаружи я отрываю лицо от его груди… становлюсь на цыпочки… Вспышка на миг освещает лицо, будто выточенное из камня… я тянусь к нему ладонями, тяну на себя…
…его губы горячие — и почему-то очень сухие. Я касаюсь их своими… он кажется не дышит, а сердец его я не ощущаю, это просто мое решило биться за всех сразу, за себя, за него, за грозу, и я не слышу ничего вокруг… Я уже хочу отстраниться, когда его руки на моей спине оживают, смыкаются на талии и резко дергают вверх.
— Ой!..
Я на тумбочке, Мар — меж моих дрожащих бёдер, вибрирует весь с ног до головы, дыхание частит и оседает на моих губах обжигающим паром.
— Это… ты… что сделала?..
— По… поцеловала… а что, не…
— Еще.
— А?
— Еще раз… сделай так… еще…
Теперь его лицо ближе и тянуться к нему намного удобнее. Мне страшно и щекотно, тревожно и жарко, когда я снова наклоняюсь к нему… когда снова обжигаюсь о него и тут же — отстраняюсь. Снова… и снова… тяну его губу на себя, пробую кончиком языка… и содрогаюсь вся как земля от сейсмических толчков, когда он отвечает — неожиданно несдержанно, резко, сразу оказавшись языком у меня во рту. Внутренности плавятся, склеиваются в дрожащий липкий ком, он оседает внизу живота, я тяну тура ближе к себе — и выдыхаю ему в рот, когда он вжимается пахом мне между ног. Мокрая туника давно задралась — и между нашими телами его штаны и мое нижнее белье… и жаркая влажность, тянущая их друг к другу словно магнитом.
Я с трудом отрываюсь от его рта, ловлю его лицо в ладони — взгляд у тура плывет.
— Понравилось? Целоваться?
Вместо ответа он только плотнее прижимается, а у меня вырывается смешок. Никогда бы не подумала, что внешне суровый и твердокожий… что он окажется таким чувствительным… Его член пульсирует и подрагивает, а у меня сохнет во рту и трескаются губы…
Кажется, у меня все-таки слетели шарниры.
— Я хочу… попробовать кое-что… можно?
— Можно… все можно… — хрипит он мне в ухо, и до самого бедра разливается мурашечное цунами.
— Если что… ты сразу говори… не знаю, вдруг я сделаю что-то… неприемлемое…
— Можно… можно…
Он дрожит и, кажется, уже не очень понимает слов. Я соскальзываю с тумбы, тяну его за руку… дальше дивана уйти не удается, преодолели пару метров — уже победа… толкаю в живот — садись, вот так… Мар следит за мной помутневшими глазами, а у меня холодок неуверенности скользит по спине. Стоит или нет?.. но хотя бы попробовать… я так хочу… просто попробовать… этот запах просто с ума сводит, от него колени ватные и течет по ним так, что хоть ладошку подставляй…
Мутный взгляд тура проясняется, когда я опускаюсь перед ним на пол.
— Ты что?..
— Я поцелую… там… можно?
Не дожидаясь ответа, накрываю это там ладонью… он смотрит не моргая, вспышки за окном освещают неподвижное лицо… оттолкнет или?..
— Тебе… не противно будет?..
— Нет… мне хочется…
Живот мелко подрагивает, подрагивают руки… Мар медленно кивает, следит за каждым моим движением, стягивая штаны, как будто готовый все прекратить мгновенно… я же с каким-то трепетом касаюсь его, сжимаю… он уже весь влажный, и эта влажность пахнет так, что у меня сводит промежность.
Когда я касаюсь ее губами и следом — языком, в голове у меня что-то взрывается.
… под пальцами — липко и мокро. Размазанная по губам и лицу жидкость проникает в поры и кровоток и воспламеняет его, как керосин. В голове — пустота и гул, его эхо катится по ватному телу туда и обратно… туда и обратно… на грани сознания — хриплые стоны, мои, его, чьи?.. я не выдерживаю — прячу одну руку между ног, зажимая пульсирующее и дрожащее там… словно если не держать, оно разорвет меня на куски… этот вакуум внутри меня ширится, ширится, тянет во все стороны… ему нужно… мне нужно… иначе… оно меня… уничтожит…
Я поднимаю голову, шею свело уже и простреливает мгновенно тающей болью… Мар сидит, вцепившись в собственные бедра так, что еще чуть-чуть и сломает их, его руки по обе стороны от меня напряжены, все нити и ткани натянуты до предела их стойкости… сколько времени уже… хотя какая разница…
Я заползаю ему на колени — и руки на бедрах оживают. Они сжимают ягодицы, близко, боже, как близко… но мало… этого так… мало…
— Дай… попробую…
— Ты с ума сошла…
— Да, да… только попробую…
Я приподнимаюсь на коленях, сдвигаю белье, тянется влага тонкими нитями… одной рукой направляю в себя… еще немного — и начну скулить, но к счастью, не приходится.
К счастью ли?..
Вместо этого я припадочно дышу, когда в меня упирается, давит и глушит огромное, обжигающее… когда оно, до спазма растягивая, оказывается внутри… колени и бедра трясутся, сейчас обломаются, господи боже, нет, оно слишком большое, я не смогу, не выйдет, ничего не выйдет… толчок — и еще глубже, еще ниже… спазм мышц просто чудовищный, это молнии за окном или искры из глаз, как же больно, господи, как же это больно…
Я упираюсь ладонью Мару в грудь — она ходуном ходит. Я стараюсь не шевелиться, дышать ровно, понемногу расслабляя внутренние мышцы… они неохотно, но поддаются… жжение понемногу стихает, по члену тура обильно стекает сводившая меня с ума смазка, она явно что-то такое со мной делает, потому что вместо жжения я уже чувствую… чувствую…
Ноги все-таки сдаются — и я с размаху насаживаюсь всей глубиной сразу.
Дыхания хватает на короткий вскрик — а потом грудную клетку запирает, я как рыба хватаю ртом воздух. Сколько… сколько там… по ощущениям — километры, по ощущениям сейчас умру, точно умру, господи… оно пульсирует внутри и кажется, с каждой секундой становится все больше… расслабиться… расслабить мышцы, иначе я сейчас…
Я не успеваю ни расслабиться, ни свихнуться, когда Мар тянет меня выше и внутри — снова пустота.
— Прости… прости, прости меня… очень больно?.. сейчас, подожди…
От слабости и эхолирующей боли я с трудом соображаю и прихожу в себя уже голой на постели, когда Мар осторожно втирает мне между ног что-то холодное и липкое.
— Что ты…
— У тебя тут… кровь.
— Серьезно?..
— Серьезно.
В голове шумит, по телу бродят спазмы и судороги… Остатки неудовлетворения быстро стихают под волнами огорчения. Не вышло… ну а чего ты ждала?.. вы все-таки разных видов… тут и с человеком бывает не с первого раза ладится…
Закончив с обработкой, Мар ложится рядом, молча сгребает меня в охапку, прижимает к груди… в ней неистово колотится, и я пытаюсь поглаживанием замедлить этот бой. Что мертвому припарка — он не стихает, не замедляется… мне стыдно и горестно, больно и очень обидно…
— Я расстроилась…
— Прости… — шепчет тур еле слышно.
— Что не получилось…
— ?!
— Я хотела… быть с тобой полноценно…
Он тяжело вздыхает.
— Мне достаточно и того, что ты уже даешь мне. Не нужно… через боль…
— Я сама хочу. Мне самой… нужно…
— …
— Ну что?
— Я… очень боюсь травмировать тебя… И только что это… подтвердило мои опасения.
Не одной мне, кажется, стыдно и горестно.
Гроза за окном понемногу стихает, удаляясь в глубину континента. Струи воды все так же заливают, но уже не так яростно ломятся в сталь экранов.
— А если… попробовать еще раз… только ты поможешь мне… я не удержалась в этот раз, у меня почти получилось расслабиться…
— Ты слишком маленькая внутри. Как бы ни расслабилась, тебе все равно будет в лучшем случае некомфортно.
— … женщины рожают детей, если что. Тем же местом.
— И очень это приятно?
— …
— Вот.
— Но…
— Никаких но. Пока так у тебя не заживет, даже не заикайся.
— А потом?
— А потом… подумаем.
Ладно, сдаю раунд.
— Хорошо. Но ты пообещал.
— Да-да, пообещал. А теперь спи.
— Не хочу.
— А ты через не хочу.
— …Вредный.
— А ты как ребенок.
Гроза уходит — остается тишина и далекий звук громовых перекатов. Я не хочу спать — но проваливаюсь в суматошные сны за считанные минуты. Мне снится почему-то маковое поле и венок в руках, который я кладу кому-то на голову… Кто это? Мар… его лицо выглядит странно… оно плывет и рябит… и вот передо мной — другой тур… скалит зубы зло и отчаянно, тянет руку — и растворяется в грозовом вихре. Я не успеваю ни понять, ни разглядеть, как все перед глазами пожирает темнота…