… Хороший у туров алкоголь — крепкий, но пьется как молоко, легко и ласково обволакивая горло и внутренности теплом. Тепло это как кокон, я не иду — плыву в нем, едва переставляя ноги… а нет, не иду, меня уже несут на руках, и сияющие полосы перед глазами — это звезды сливаются в серебристые нити. Если потянусь рукой… сильно-сильно… я достану?.. и что я буду делать, если дотянусь?..
— Хорошо ее разобрало…
— Не то слово.
— Смотри, как бы плохо не стало…
— Ничего, я сам донесу.
— …
Голоса у туров — будто горный камнепад. Я прижата к груди одного из них, кого, Мара? да, его — и слышу, как тяжело и с оттяжкой его сердца качают густую черную кровь. Раш идет рядом — беспокойно мелькают его руки, то и дело поправляющие мои волосы, платье… Мне отчего-то очень-очень спокойно и даже весело — хочется поймать его за руку и… и что?.. что я собралась с ней делать?.. ааа, как же красиво тут, в темноте…
— Спит?
— Не сплю я…
— Засыпай лучше…
— Не буду.
— Голова будет болеть.
— Не будет.
— Вот упрямая…
— Ты не лучше… тоже упрямый…
Клекот в груди — как птичий. Смеется надо мной? Обалдел, что ли?
— Раш… понеси.
— С чего это?..
— С радостью. Слышал, что жена сказала? Давай сюда…
— Эй…
— Раш, понеси!.. Мар смеется… обидно…
— Понял? Давай сюда.
Тяжелый вздох, грустный — но я плыву, и на мгновение меня окутывает тепло сразу двух тел. Этого мгновения оказывается достаточно, чтобы прояснить разум и опешить от происходящего.
Я что творю вообще?.. Гуляю тут с рук на руки как… а кто, собственно?..
Два разных существа — два разных чувства. Параллельно. Не пересекаясь. А если… а если они соприкоснутся… в одной точке…
Так, хватит. Раш держит меня на руках и наверняка слышит, как грохочет сердце, чувствует, как я краснею… пусть он спишет на вино, пожалуйста… ведь этот похабник… с него станется… К счастью, он молчит — или не заметил, или великодушно сделал вид. Хотя Раш — и великодушие?.. Уже на подходе к дому, когда Мар опережает его, чтобы открыть дверь, тур едва слышно шепчет мне в макушку:
— Что, понравилось?
И что на это ответить?
— Можешь не отвечать — я и так слышу, — в его голосе улыбка, самодовольная настолько, что хочется стукнуть его, и я бы стукнула, честное слово, но руки свои так жалко, так жалко…
Дома меня сразу относят в душ, и под струями прохладной воды становится чуть легче. Пока вода утекает в слив, ладони рассеянно бродят по телу — оно отзывается покалывающим ознобом. Может, пока в душе… не услышат?.. нет, лучше не надо… вряд ли у меня получится быстро… точно услышат, и неловкости не оберешься…
Я выхожу из душа — от рассеянности в одном полотенце на голое тело — и сразу понимаю, как это было неправильно.
В комнате только Мар.
В приглушенном свете его взгляд — горячий и жадный — разводит огонь на коже. Он сидит на постели голый по пояс… а то, что ниже, не нуждается в обнажении. Он сидит и смотрит — а кажется, пожирает меня. Он молчит — а кажется, я слышу его голос. Кажется, у меня сдали последние тормоза — потому что вместо того, чтобы вернуться в ванну и одеться нормально, я позволяю полотенцу упасть.
Я иду к нему — и пол горит под моими ногами.
Его руки схватывают тело моментально и в полную свою силу, и рывком из груди уходит весь воздух. Его сухие губы жалят кожу шеи, ключицы… стоны срываются хлопьями влажного воздуха, когда на смену им приходят зубы — он с неистовой жадностью втягивает кожу в рот, словно действительно пытается сожрать. Мне не жалко.
Бери все.
Пальцы впиваются в короткие волосы — чтобы прижать плотнее. Глухой и низкий звук уходит вибрациями по поверхности тела, ладони тура на моей спине, они давят на лопатки, поясницу… еще немного — и она треснет… зубы сменяет шершавый язык, еще немного, и я…
Голос от порога — глухой и страшный.
— Сер’артум, Маршаллех.
Мар замирает — и замираю я в его руках. Медленно оборачиваюсь и хотя знаю, что там увижу, все равно не сдерживаю испуганный всхлип.
Раш стоит на пороге спальни весь черный, и в глазах у него — смерть.
— Сер’артум. Был уговор.
Руки на моей спине замирают, но не разжимаются и становятся ощутимо горячее. Нет… только не это… только не сейчас, когда у нас наконец-то начало что-то налаживаться… Это ведь я… я подошла к нему… это моя вина… моя… ответственность.
— Да, Раш… — выдавливаю я из спекшегося рта. — Ты прав. Уговор… касаюсь его — касаюсь тебя… все правильно…
Тур переводит на меня черные глаза — у него что, кровь из них сочится?! показалось, слава богу… — и молчит. Ждет, что я скажу дальше. Ждет и Мар — потому что решать это мне, не ему.
— Мар… он прав… если я… если ты меня… — я сейчас сгорю от стыда и паники, но продолжаю, иначе нам всем будет только хуже, — то и ему тоже нужно… понимаешь? Был уговор.
Он не соглашается, но и не спорит — лишь слегка ослабляет хватку.
— Ты… останешься тут? Или, может?..
Он не уйдет — и не отпустит. Он смотрит снизу вверх — в его глазах все меньше разума. Сейчас они так похожи… два полузверя, в которых инстинкты наполовину взяли вверх. Раш у дверей, Мар передо мной… что я собралась делать?..
И прежде, чем сама могу дать себе ответ, я сажусь к Мару на колени, прислоняюсь спиной и протягиваю руки навстречу Раш'ару.
— Подойдешь?..
…Наверное, это неправильно и аморально, но…
Но когда Раш приближается, во мне не остается пространства для мыслей.
Руки Мара жадно закрывают грудь и живот, словно пряча их — поэтому Раш обхватывает ладонями шею, я не выдерживаю, жмурюсь и разрушаюсь, когда чувствую его язык на линии челюсти. На миг мы все замираем — но мир не переворачивается с ног на голову, небеса не падают, земля не поглощает нас в черную твердь. Ничего не меняется — меняемся только мы сами.
…Раш целует не так, как Мар — он порывистый, резкий, какой-то дерганый, как голодная собака, которой наконец дали поесть. На контрасте у меня происходит короткое замыкание — и я сначала перестаю чувствовать обоих, чтобы спустя мгновение ощущать уже вообще всё. Как они оба дышат, как пахнут, как прижимается к моей спине Мар, как Раш тянет шершавым языком под горлом, торопливый и жадный, словно он действительно не разумное существо — животное. Разбитые ощущения, звуки и запахи постепенно сливаются в одно — и между ног у меня так мокро, что еще чуть-чуть — и потечет вниз, по бедрам… Глупо надеяться, что они не заметят, да?..
Когда я сама хочу… чтобы это заметили.
Я не улавливаю момент, когда Раш оставляет мою шею — просто в какой-то миг ее обдает холодом, и жар смещается вниз, горячие ладони ложатся на бедра.
— Можно я?.. — хрипит он. Что?.. что он спрашивает? у кого спрашивает?..
Мар вздрагивает за моей спиной, ладони его на моей груди и животе стынут — в отличие от меня он понял сразу. До меня доходит с запозданием — когда Раш с непривычной робостью касается большими пальцами внутренней стороны бедер.
— Можно?..
Если… если позволю ему… если позволю ему коснуться меня там…
Тур за моей спиной прижимается губами к шее, сдавливает так крепко, что становится больно… а потом на выдохе произносит:
— Хочешь — пусть.
— А ты…
— Я в порядке. Пусть.
Я не вижу лица его — изворачиваюсь, тянусь к нему ладонями, осторожно целую — он отзывается с исступленной жадностью, и я позволяю ему практически вылизывать мой рот, чтобы с робкой медлительностью развести ноги перед другим.
А больше ему ничего и не требуется.
Горячие руки с жадной жаркостью обхватывают бедра, стаскивая их на плечи, губы воспламеняют кожу, чтобы спустя миг коснуться там, в самом низу — и смениться языком.
Твою мать… твою ж мать…
В голове плывет и тает, теряются и тонут ощущения друг в друге, они наслаиваются, сменяются, подавляют… чем агрессивнее один, тем резче становится другой. Пока один прижимается ртом между ног, второй сплетает со мной языки — и меня разносит, растаскивает чудовищной лавиной, я не понимаю, где я и кто, что со мной делают, со мной ли это вообще делают?.. Перед глазами огни, и все становится то плоским, то объемным, тело кажется то словно бы чужим, то кроме тела и его судорог и звуков не существует вообще ничего, ничего больше не имеет смысла и значения… моё “я” рассыпается, дробится и множится, собирается обратно в новые формы, словно стекляшки калейдоскопа…
Бедра дрожат мелкой россыпью конвульсий, сжимают крепкую шею. Горячо, мокро, неловко и странно, но так хорошо, что мокро не только между ног — в глазах уже стоят слезы. Их зацеловывает и слизывает Мар — его руки по-прежнему на груди, мнут и растирают ее, они по-прежнему на животе, смотреть и видеть очертания сразу обоих, видеть, что они оба со мной делают одновременно… слишком, слишком!.. в какой-то миг Раш убирает одну из рук с моего бедра, я скорее догадываюсь, зачем он это сделал — потому что слышу резкий запах возбуждения, чувствую, как и Мар подрагивает за моей спиной, чуть потираясь о неё своей жаркой твердостью. Тело живо вспоминает ощущения наполненности и сжимается — это чувствует Раш, и спустя миг в мое дрожащее и сочащееся влагой нутро погружаются его пальцы.
Твою мать, твою мать, твою мать… я же так… я же так скоро…
Я постанываю Мару в рот — его пальцы сжимают соски, тянут, и одна ладонь начинает опускаться по животу ниже, ниже…
Еще ниже…
— Убери руку, — рычит Раш сквозь хрипы, перехватывая его запястье.
— Свою… убери…
— Ей нравится…
— Кое-что… ей нравится… еще больше…
— Ах ты… шерхов сын… что ты…
— Пожалуйста, — мой голос кажется овечьим блеянием, — прекратите… ссориться… лучше… кто-нибудь… пожалуйста…
Я жалкая — настолько, что мне даже не стыдно. Мне действительно все равно, кто и что сейчас будет делать — лишь бы не убирали руки.
И каким-то образом эти двое приходят к согласию — и когда это происходит, от меня остаются одни обрывки, одни осколки. Кто трогает меня, а кто целует? Кто кусает, а кто вылизывает? Нутро сокращается спазматически, искрит оголенным проводом, его нельзя трогать — а его трогают. Его потирают снаружи и внутри жесткие пальцы, чьи пальцы?.. где кто вообще?.. что происходит?.. схожу с ума, уже сошла, сознание легкое — как облако, оно вне тела уже где-то… открыть глаза, посмотреть хотя бы, нет, не могу, это слишком, это вот здесь, да, да, да, вот здесь, здесь…
Пока меня трясет — с макушки до пяток, словно припадочную, они ждут. Наконец Раш отстраняется, я нахожу силы посмотреть в темноту, где угадываются его очертания. Он приподнимается, прихватывает за подбородок и неожиданно целует — и незнакомый привкус, мгновенно понятый, растекается по губам, смешиваясь со слюной. Тяжелая влажность дыхания в шею пускает легкие волны мурашек по ватному телу.
Все?..
Замершие внизу живота ладони снова приходят в движение.
Нет.
Остывающую влажность снова растягивают — из горла вырывается судорожный всхлип.
— Сер’артум. Что ему — то и мне.
О боже…
— Мар…
Ноги расползаются сами собой, вся я растекаюсь по его груди — и только рябью по телу идет усталая дрожь. Словно разваренные, мышцы тяжело сокращаются в ответ на каждое движение, кожа словно дымится — иначе отчего перед глазами туман?.. в тумане этом я вижу Раш’ара — и вижу, что он делает, стоя перед нами. Его движения отрывистые, как и сам он, дыхание резкое и рваное, я смотрю на него и глаз отвести не могу, хоть печет уже в глазницах. Что-то гипнотическое есть в этом… что-то жадное и постыдное, что-то желанно-запретное…
Мар чуть приподнимает меня — и к сочащейся влагой промежности прижимается обжигающая плоть. Меня пробирает от паха до горла, сводит ступни, кто-то стонет; я или кто-то из них? не понимаю, не различаю, где заканчиваюсь я — и начинаются они.
— Что…ты… убери… — выстанывает Раш, не отводя глаз, я скорее чувствую этот его взгляд, чем вижу, чувствую почти также, как и обжигающее давление.
— Не хочешь… отвернись… — рычит у меня над ухом, давление усиливается, выжимая из груди что-то низкое, жалобное…
— Ей же больно!.. — Раш рядом в одно смежение ресниц, дергает за руки к себе, Мар рычит нечленораздельно и не отпускает — я как игрушка в зубах у двух собак, и мне уже действительно больно.
— Пусти… Раш…
Меня слышит хоть кто-нибудь? Слышат. Раш медленно разжимает руки, но не отходит, медленно опускается на корточки, ладони его — на бедрах, сжимают их… нет… он что… собрался опять… это слишком, нет, это уже ни в какие ворота…
— Давай лучше… я тебе… еще раз… — шепчет он с чем-то на грани безумия в голосе.
— Нет, нет… с ума сошел? — выстанываю в ответ. — Не надо, не смей… не так, не сейчас…
— А потом?.. можно еще раз?
— Извращенец…
— Да, да… можно?..
— …
— Пожалуйста?..
Я киваю — устала думать, устала сопротивляться, особенно когда он сидит на корточках перед моими разведёнными ногами, когда Мар нетерпеливо покусывает шею, потираясь о мою промежность. Он оказывается внутри внезапно и на всю глубину — или это уже провалы в сознании?.. от полноты и тяжести, от каждого движения, которое чувствуется всем телом, у меня искры из глаз и вялые судороги — телу слишком много, слишком много, в нем отказывают нервы как перекрученные, передавленные кабели, не способные больше передавать сигнал, и он идет с запозданием, с прерыванием… из жара в холод и снова — в жар; пульсирует внутри и снаружи, взрываясь и рассыпаясь…
Бедра, бока и грудь сжигают сжимающие их руки, все органы плавятся и расползаются в одну лавовую массу. Я не чувствую уже ничего, кроме этого жара — он захлестывает, накрывает с головой, перед глазами темнеет окончательно, чтобы только на миг выбросить в остаточную вспышку, а потом остаются только далекие, затихающие голоса и блаженная, абсолютная пустота.