Столовая была… как столовая. Только с отдельными отсеками для тех особей, что питаются в водной среде, в безвоздушной, или же не могут поесть, если сами не загоняют жертву до смерти. Отсек для гуманоидных оказался самый маленький и пока свободный, чему я очень обрадовалась — знакомиться с соседками не было ни малейшего желания. Как в общем-то и есть — но Шерша так на меня посмотрела, словно если я не поем, на следующую трапезу она сама пойдет как главное блюдо.
Я зачерпываю вязкую бесцветную массу желобком-ложкой и спрашиваю:
— И что теперь?
— … кушать.
— Я имела в виду, что дальше? Ты говорила про какое-то лечение…
— Ааа… — Шерша утыкается в планшет. — Так, посмотрим, ух, сколько назначений… ну это очевидно было… Завтра тебе начнут давать к еде препараты для нервной и гормональной систем, для ЖКТ обязательно… потом еще процедуры, извини, но твои кожные покровы…
— Я видела себя в зеркале.
Рахшаса мнется, глаза ее переливаются розовым.
— В общем, график у тебя очень плотный. Утром я буду сопровождать тебя на завтрак в медблок, а вечером забирать. Днем на обед тебя проводит медсестра, а как запомнишь дорогу — можешь ходить сама.
— Прямо санаторий…
— Сана…что? Ааа, есть что-то такое… Ну, ты ешь, а я пока синхронизирую твой коммуникатор с моим планшетом…
Вязкая масса по вкусу похожа на сладко-соленую манку. Я же не подавлюсь и не впаду в анафилактический шок от такого… питания? Ладно, рискнем…
После обеда рахшаса показывает мне медблок полностью, со всеми его процедурными и залами для силовых занятий. Повсюду множество существ, но тем не менее сутолоки нет; все они перемещаются в разных плоскостях и друг с другом практически не сталкиваются. Когда мы проходим мимо, многие вообще застывают, прикидываясь предметом интерьера.
— Шерша…
— Да?
— Ты говорила, гуманоиды большая редкость?
— Да, подобных вам видов очень немного.
— А… все остальные вот эти… виды… они нас что, боятся?
Шерша даже останавливается.
— С чего ты взяла?
— Ну, они так замирают, когда мы просто мимо проходим…
— Ааа… ну… есть немного… Ну ты не бери в голову. Тебя не отправят к таким.
Хорошо, если так. Страха я видела достаточно. Чаще всего в зеркале, но и вне его — тоже…
Под конец экскурсии Шерша ведет меня к технической части станции, "чтобы знала, где не следует гулять". Я успокаиваю её: коридоры так запутаны, что я при всем желании не найду туда дорогу самостоятельно.
Мы останавливаемся недалеко от огромных дверей, контур которых словно бы слегка мерцает.
— Там у нас центр мониторинга всех основных систем, где находится капитанский мостик. Обслуживающий персонал размещается по залам со своим оборудованием и редко их покидает. Группы изъятия еще дальше, в периферических отсеках. Ты вряд ли с кем-то из них пересечешься…
— Ясно… а группы изъятия — это…
… А дальше как в плохом фильме — не успеваю я закончить, как открывается одна из боковых дверей и из нее появляется… ящер. Прямоходящий, с костяными наростами по телу, шипастым хвостом, он ведет угловатой мордой, и уже спустя мгновение в меня впиваются ромбовидные зрачки. Они странно пульсируют, шипастый хвост дрожит и приподнимается над головой. Словно… гадюка…
Шерша издает низкий вибрирующий звук и вся покрывается липкой субстанцией.
— Медленно… не поворачиваясь спиной… медленно идем назад… — произносит она на грани слышимого, не сводя глаз с ящера.
Мы делаем шаг назад — а ящер опускается на передние лапы, низко нагибает шипастую голову, а утолщение на хвосте увеличивается и начинает потрескивать.
— Шерх проклятый… и надо же было ему…
Ящер весь становится больше и больше, словно бы раздувая свои наросты изнутри, и липкий ужас пересчитывает позвонки и склеивает внутренности. Ящер трещит все громче, Шерша не глядя что-то выстукивает на планшете, когда за спиной раздается низкий рокочущий звук — и ромбовидные зрачки вытягиваются в струну, а их хозяин мгновенно сжимается. Секунда, две — и он скрывается за дверью.
— Капитан… — задушено вырывается сбоку.
Я медленно оборачиваюсь — и вижу великана. Огромный, метра два ростом и шире меня вдвое, темно-бурая кожа… Шерша вся подбирается и, кажется, становится еще более липкой чем раньше — капельки вязкой субстанции сочатся по ее форме, оставляя темные пятна. Тем не менее она начинает что-то стрекотать, все быстрее и быстрее, давясь звуками.
Капитан не смотрит на Шершу. Капитан смотрит на меня, и темно-красные глаза его — совсем как человеческие — темнеют еще сильнее, на коже проступают черные завитки. Этого еще не хватало… из огня да в полымя… Еще неизвестно, кто из этих двоих страшнее…
Но капитан явно держит себя в руках лучше, чем ящер — отводит глаза, что-то рычит Шерше, она скулит ему в ответ — и широким шагом мимо нас идет к дверям, за которыми скрылся костяной. Когда они смыкаются и мы остаемся одни, Шерша хватает меня за руку и почти бегом тянет прочь по коридору.
— Мне крышка, мне крышка, он меня убьет, точно убьет, убьет и сбросит в первый же шлюз… — бормочет она.
— Это что вообще сейчас было? — пытаюсь узнать я, но Шерша только скулит какую-то тарабарщину. — Эй! Шерша! Я за тобой не успеваю!
— Ох, прости пожалуйста… — она сбавляет шаг и только тогда замечает, что вся покрыта липкостью. — Шерхи! Что за день такой!
Я жду, пока рахшаса торопливо приводит себя в порядок, и только потом пробую еще раз:
— Кто были те двое? Почему ты так испугалась?
— Уф… — Шерша вся скукоживается, ее мордочку простреливают словно десятки мелких трещин. — Первый — это рорук. Они хоть и считаются разумными, но нравы у них дикие, их держат за охрану, не больше нескольких особей разом, иначе устроят тут шерх знает что. Не спрашивай, почему он так себя повел. А второй… свет звездный, пощади меня… это капитан станции. Тур с планеты Таврос. Он жизнью отвечает за вашу безопасность — и поэтому меня точно вы-вы-выбросят!..
— Никто тебя не выбросит, — я тянусь и сжимаю лапку Шерши. — Если что, скажу, что это я попросила сюда привести.
Перламутровые глаза рахшасы расширяются и расширяются, а потом становятся серебристыми, дрожит крохотная лапка в моей руке.
— Спасибо…
… К счастью, никто Шершу никуда не выбрасывает. На следующее утро она приходит за мной чуть более помятая, но уже расслабленная — "отделалась лёгким испугом". Я этому радуюсь — к новому куратору ещё привыкнуть надо, да и жалко эту немного бестолковую, но очень дружелюбную рахшасу.
На ней дружелюбие заканчивается. Персонал в процедурных безликий — в прямом смысле. Полупрозрачные колбы общаются надписями на экранах, отдавая сухие команды — раздеться, лечь, поднять руки, согнуть колени, открыть рот… боли нет, но и комфортом не пахнет — я подавляю напряжение внутри, чтобы украдкой выплеснуть его потом в каюте. Хорошо, что Шерша не забрала блистер, а у здешней одежды длинные рукава…
…Но случалось это все реже и реже — видимо, начали действовать таблетки, или уколы, или что-то ещё. Первыми ушли приступы, почти сразу за ними — горячие приливы. Чуть позже прошла изжога и боли в коленях. А однажды утром я заметила, что сам собой куда-то делся фолликулярный кератоз, который дерматолог назвал "особенностью кожи, которую не надо лечить". Но все это померкло, когда на двенадцатый день пребывания у меня начались месячные — первые за последние полгода.
Я так отвыкла, что первые несколько секунд тупо смотрела на нижнее белье, и в голове плескалась какая-то дурь: ведь не может такого быть, а где здесь взять прокладки, нет, ерунда какая-то, мне показалось, это что-то другое…
Не показалось — и наверное, именно в этот момент я позволила себе поверить, что моя жизнь наладится. Что все плохое и правда осталось позади.
Маршаллех, капитан станции МКВ.
Перед глазами — отчеты ИС-12 о состоянии всех систем, основных и вспомогательных. Ровный, механический голос зачитывает сводку происшествий за сутки: сбой в блоке А12, восстановлен собственными силам за 3 минуты, блок Д14 перешел на резерв, идут ремонтные работы. Старое корыто, гордо именуемое станцией межгалактического культурного взаимодействия, не развалилось еще только каким-то чудом. Впору ставить алтарь Великому Туру и начать возносить молитвы. Если, не приведи звездный свет, пострадает хоть одна женщина на этой развалюхе, ему отвечать перед судом Объединения по всей строгости военного времени.
Но сейчас его волнует не это. Не это и даже не начавшийся гон у роруков — безмозглых тварей, которых шерх знает кто назначил в охрану станции. Они практически неуправляемы, полуразумны, подвержены резким гормональным скачкам, а здесь, на станции, полной женский особей самых разных видов, крышу у них сносит окончательно. Объявленное почетным назначение больше похоже на ссылку в один конец до сектора Н15Д144 — планета Кракус, пребывание на которой за минуту уничтожает 98 % известных видов. Тур к ним не относился — но отправляться на газовый шар рядом с умирающей звездой ему не хотелось.
Но волнует его не это.
Шерх его дернул отправиться с группой изъятия. Молодость захотелось вспомнить, как же… Вспомнил… все вспомнил, и молодость, и зрелость, вся жизнь пронеслась перед глазами, когда на серой и душной маленькой планете он ощутил Зов крови и увидел его источник — крохотная фигурка на крыше огромного здания.
Ощутил свою Шер-аланах — и увидел, как она падает.
Натягивает жилы черная кровь, проступая под кожей. Все бубнит металлический голос, докладывая о состоянии станции. Так нельзя. Нельзя уподобиться роруку, одуревшему от гормонального скачка. Он должен оставаться капитаном, чтобы ни случилось — потому что иначе не может ее защищать. И когда придет время — отпустить туда, где будет ей лучше всего, где её страдания наконец закончатся.
Ведь никто не отправит её на Таврос.
Кровь сжигает вены — скоро понадобятся бинты. Может, оно и к лучшему — хотя бы не придется отвечать перед судом, когда это корыто однажды пойдет по швам.