Право на выбор (СИ)

3-9

Грида ставит на стол передо мной чашку с прохладным настоем — пахнет сладковато, но на языке остается приятная кислинка. За окном чуть слышно качается ветер в гамаке из древесных ветвей, они поскрипывают и потираются плотными темными листьями. Где-то вдалеке постукивает-покрикивает птица руртук, и больше ни звука в полуденной жаре не доносится, жара словно воск заливает землю, заливает небо.

У нас перерыв — заниматься при такой температуре решительно невозможно, тяжело даже Гриде, а она прожила тут достаточно долго, чтобы привыкнуть. Женщина лениво чистит миррум, которые я принесла в качестве благодарственного угощения. Дома их уже целая корзинка — Вереш регулярно заходит. Мальчишка старается не попадаться на глаза турам, но если случается — сразу вытягивается, как дикий зверек при виде человека. Они ни разу и слова ему не сказали, чего бы ему так бояться? Хотя я многое еще не понимаю и не знаю…

Грида тянется на кресле, свободные рукава ее туники скользят, обнажая руки — и я с интересом разглядываю плетение на них.

— Нравится?

— Да, очень красиво.

— Это ракум — защитный оберег. Плетут его обычно женщины для своей семьи.

— Можно посмотреть?..

— Конечно.

Я склоняюсь к её рукам, сердце в груди сжимается и толкает кровь к лицу — я привыкну к ее чарам или нет? — и разглядываю изящный рисунок. Плотные нити из гладкого материала оплетают древесный или металлический каркас, не разберешь пока не разобрано, узоры явно ритуальные — много старых символов, которые мы еще не начали изучать. Обнимая женские руки, ракум подчеркивает их белизну и хрупкость… интересно… а мне такое пойдет?..

— Если хочешь, научу такие плести, — предлагает она с улыбкой.

Я соглашаюсь даже не раздумывая.

Для учебы слишком жарко — в этой части планеты лето как-никак — и остаток времени мы копаемся в нитках и проволоках. Грида показывает, как закручивать их и крепить, я пробую, и ни черта у меня разумеется не выходит ни с первого, ни со второго раза, но интереса это не остужает — только подстегивает. Домой я возвращаюсь еще более нагруженная, чем уходила: вместо миски с миррум я несу корзинку разноцветных ниток и каркасов и смутное понимание, что со всем этим делать.

…Раньше мне нравилось вязать — надо мной даже смеялись из-за этого — но я все равно вязала своих страхолюдиков, пока спицы не начали со мной разговаривать…

Я прижимаю карту к двери, дожидаюсь щелчка и боком втискиваюсь в проем, чтобы тут же сгрузить довольно-таки объемную корзину на каменную тумбу… оставляю там же карту, выпуская из груди тяжелый уличный жар… как же жарко, с ума сойти можно… У нас где-то был сок сармус’си, дикой горной ягоды, жажду утоляет одним глотком… куда я его…

Шершавый, тягучий голос раскатывается по комнате.

— Кто тут у нас?

Я успеваю удариться боком о стул и выругаться, прежде чем узнать его.

— Раш'ар!.. твою мать, нельзя же так!..

Тур стоит на нижней ступеньке — что он забыл в спальне? — руки в карманах, скалится… но выглядит чуть расслабленнее обычного. Причина доходит до меня не сразу, а когда доходит — омывает внутренности холодом.

Мара нет. Мы одни.

Он приближается вразвалку, глаза его странно блестят… Я не отвожу взгляд — мало ли, что удумал — но он садится за кухонный стол и вполне миролюбиво отвечает:

— Извини, если напугал.

— … Не делай так больше, ладно? Ты почему дома?

— Рейс отменили, персонал отпустили пораньше.

— А… ясно.

— Не рада меня видеть?

Ну вот и что ему ответить?

— Да мне все равно, если честно. Я просто удивилась, обычно ты поздно приходишь.

Мой ответ ему не нравится — черт с тобой, где мой сок? умираю от жажды… В тишине собственные жадные глотки кажутся оглушительными, я стараюсь об этом не думать… не думать о неподвижном, но пугающем туре за спиной, взгляд которого скоро просверлит во мне дыру.

— Не ешь меня глазами, — не выдерживаю я спустя минуту.

— …могу ртом.

Вот… сука.

— Ничем не надо.

— Мару пожалуешься?

— А надо? — я оборачиваюсь и тут же вжимаюсь в столешницу: когда успел подойти?!.. Я совершенно не слышала шагов!.. — Отойди, ты слишком близко.

— Я тоже хочу… — он делает паузу, делает её сознательно. — Жажда замучила.

Его руки — по обе стороны от меня, одна тянется за стаканом… это мой стакан вообще-то… не отстраняется, наливает себе, шумно и быстро пьет, как лошадь, косясь на меня сверху вниз… ну что смотришь, а?..

— Напился? А теперь отойди от меня.

Он чуть щурится и отстраняется, я же с облегчением отворачиваюсь к столешнице, надо срочно себя чем-то занять… точно, самое время начать готовить ужин, сейчас только волосы подхвачу…

Тяжелое жаркое дыхание тревожит влажную кожу, щекочет ухо шершавым шепотом:

— А если не хочу?

Да чтоб тебя!..

— Ты!.. Что ты… — я рывком разворачиваюсь. Раш’ар ухмыляется, но глаза у него будто проглоченные черепом. Он скрестил на груди руки, защитный жест, вот только кого он защищает: себя от меня или…

— Не надо так делать, хорошо? — стараясь казаться спокойной, говорю я. Хочется отвести глаза — но зрительный контакт почему-то кажется очень важным сейчас. Словно если я его разорву… если отведу глаза… тот зыбкий контроль над ситуацией растворится, рассеется и тогда…

— Так — не буду, — отвечает он.

— Вообще никак не делай.

— Мм? Что именно мне не делать? — издевается, точно издевается. — Не делать то, что Мар делает с тобой?..

Я вся покрываюсь пятнами. Сочувствовать ему? Обойдется!..

— Прекрати паясничать и займись чем-нибудь. Ты мне мешаешь.

— Как скажешь, милая.

— Я тебе не милая.

— Сладкая?

— Да отцепись ты от меня!..

Он смеется злым лаем — но наконец-то уходит и устраивается в гостиной. Я выдыхаю с облегчением. Скорей бы уже Мар вернулся домой… я не вывожу этого одна.