… Так оно и вышло по итогу. Генная мутация переиграла саму себя, и очередная перекройка вернула все так, как было раньше, до вируса. Мара затаскали по обследованиями, заставили сдать шерхову тучу анализов, но узнала я об этом постфактум — в целях безопасности меня погрузили в искусственный сон на четыре месяца. Проснувшись, я долго вспоминала, кто я, где и зачем… а когда вспомнила и разобралась, когда мне принесли ребенка — здоровую, крепкую девочку с кожей цвета темного песка — то выдохнула тихонько, пока никто не слышит. Не зря.
Bсе, что было пережито — все мучения, тревоги, трудности… все то, что казалось непреодолимым, невозможным, все, что отнимало надежду — все было не зря. Весь тот выбор, который я делала, порой неправильный, противоречивый… весь этот выбор в конечном итоге привел меня туда, где я должна была быть.
Туда, где меня ждали.
Четыре года спустя.
Рах никогда не остается прежним, всегда меняется. Который раз мы сюда уже прилетаем, третий?.. и каждый раз это словно новая планета. Его циклы сложны, нелинейны, сезоны плывут и постоянно меняются… Шерша называла это каким-то сложным словом, которое я не запомнила. Беда с памятью…
— Хочешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо.
Раш валяется рядом со мной на легком покрывале, слегка щурится на свет. Где-то в отдалении носится малышка Ри (мы все-таки назвали ее в честь синего чудовища и уже пожалели об этом), гоняя найденной где-то хворостиной Вереша — а он, дурачок такой, и не против. Он так и остался с нами, став еще одной нянькой для неугомонного создания, которое шерх его знает в кого таким вышло… Рихта растет зубастой, очень сильной, ей всего четыре, а она уже может меня повалить, к счастью, не пытается. Папа и… еще один папа вовремя и очень доступно ей объяснили, что на них прыгать с крыши дома можно, всегда есть запасной, а мама у неё только одна — и другой не будет.
Неподалеку от нас Мар таскает на плечах Кату, помогая ей дотянуться до веток, чтобы пощупать и попробовать на зуб съедобные листочки. Дочка сосредоточенно копается в кроне, что-то бормоча на своем. В отличие от сестры, она растет спокойной, задумчивой, очень тихой… чем-то немного похожей на меня — надеюсь, только немного. Глядя на Ри, я чаще хватаюсь за голову — глядя на Кату, мне хочется положить руку на сердце.
Легкий толчок в животе — его тут же накрывает тяжелая ладонь. Всегда острое лицо теперь смягчилось, стало почти уязвимым. Он очень, очень боится: третий для меня, для него — первый.
— Все в порядке?
— Конечно. Просто активный малыш… будет сестричек защищать…
— Тебе ведь тяжело это все… Ты… не жалеешь?
Я молча накрываю его ладонь своей, слегка сжимая. Другого ответа он и не ждет.
Другого ответа ему — как и мне — больше не нужно.