Право на выбор (СИ)

2-11

… Да уж, картина маслом получилась, ничего не скажешь. Таким свирепым я тура еще не видела — и надеюсь больше не увидеть. В живот будто камень рухнул, продавив все внутренности, колени ватными сделались… А ведь он не на меня смотрел, не на меня злился… Да это даже злостью назвать нельзя, это чистая, незамутненная ярость. На секунду мне даже показалось, что он его убьет.

А потом все закончилось.

Едва незваный гость скрылся — хочу надеяться, что в туман и навсегда, но с моим везением это маловероятно — как Мар расслабляется окончательно. Что-то тут не так… что-то нечисто… и не надо, пожалуй, ему знать, как именно тот, другой, застал меня врасплох. В каком виде.

— Ты точно в порядке?

Я улыбаюсь — наверное, шире чем нужно.

— Абсолютно.

… Место, куда мы приехали, называется Рум’ра — небольшой город у склона горного хребта Рох’адурин. В глубине этих скал добывают редкий даже для этой планеты металл, и большинство жителей работает на месторождении. Отец Мара был кем-то вроде инженера — отвечал за работу машин, которые бурили скважины. Он умер пятнадцать лет назад, Мар тогда только получил назначение на военный крейсер Объединения. Он дослужился там до капитанского звания, а когда набирали штат на экспериментальный проект по переселению женских особей, оказался одним из первых кандидатов на управление станцией. Жители его родного поселка страшно им гордились и хорошо его знали в лицо — это я поняла очень быстро. Как и то, что переселенок с других планет в Рум’ре не видели уже… давно, в общем, не видели.

Мы неспешно идем извилистой улицей, встречая по пути редких прохожих — они здороваются с Маром, начинают разговор, а потом замечают рядом меня — и разговор быстро обрывается. Я конечно не рассчитывала на теплый и радушный прием, но чтобы так… Даже дети — компания подростков, занятая своими подростковыми делами — мигом все бросают и таращатся на меня во все глаза. Я невольно ступаю за спину Мара, отвожу глаза в сторону и краем уха слышу, когда мы проходим мимо:

— Видел, видел?..

— Ага…

— Не, ты глянь…

— Миршельнасс…

Это странное слово — "миршельнасс" — мой ретранслятор не переводит. Я слышу его еще несколько раз за прогулку, пока Мар показывает мне окрестности, и когда мы возвращаемся обратно, не выдерживаю:

— Мар… что такое миршельнасс?.. У меня не переводит…

— Это не что, а кто… — отвечает он с заминкой. — Если упрощенно, это женское начало всего сущего… Мать-земля, которая породила все живое… Ты… чем-то похожа на её изображения…

Ну зашибись теперь.

Наверное, это у меня на лице и написано, потому что Мар почти сразу добавляет:

— Не волнуйся, донимать тебя никто не будет. Фанатиков у нас тут нет.

— Надеюсь…

Донимать меня и правда никто не донимает, но внимание я привлекла однозначно — осталось только понять, хорошо это или плохо. Когда на следующий день Мар отлучается из дома и я остаюсь одна, уже спустя полчаса мимо нашего двора проходит больше народа, чем я видела здесь за все время. В основном это дети — они шушукаются, пихают друг друга локтями, сдавленно и нервно смеются… Мальчишки везде мальчишки, даром что ростом они с меня и выше. Я вижу их возню из окна, пока безуспешно пытаюсь отвлечься на чтение — интересно стало все-таки узнать про эту Миршельнасс, с которой меня сравнивают. На картинках и правда — невысокая девушка с ярким румянцем и русыми волосами. Там, где я жила, таких через одну… а здесь пожалуйста, практически богиня… Меня это не злит и не радует, скорее просто сбивает с толку.

Наконец из группы пяти ребят выделяется один и несмело шагает к дверям. Я выглядываю на стук — стоит у порога, мнется, руки за спиной, глаза не знает куда деть… выбрали жертвой или сам вызвался?.. Я улыбаюсь как могу приветливо, но молчу — вряд ли у него стоят ретрансляторы — и мысль выучить местное наречие во мне только крепнет. Мальчик оглядывается на шуршащие кусты, оттуда доносится невнятное “ну, давай”, после чего вдруг наклоняется, ставит на крыльцо корзинку с какими-то плодами и убегает. Я туплю на корзинку… на шуршащие кусты… это типа что… подношение?.. Надеюсь, они понимают, что я просто похожа на их Миршельнасс?..

— Понимают, не переживай, — успокаивает меня Мар за ужином. Плоды стоят вымытыми на столе — они называются миррум, мякоть у них насыщенного розового оттенка. На вкус похожи на помесь яблока и мандарина.

— Точно?

— Абсолютно. Здесь просто давно не было девушек. На весь город их от силы десяток наберется.

Я чуть не подавилась.

— Д…десяток? А как… как у вас вообще?..

— Дети рождаются?

Щеки ощутимо теплеют, и я медленно киваю.

— Женщины прилетают сюда, но большинство после первых родов возвращаются домой. Те из туров, кто работает на компании Объединения, могут встретить женщину вне планеты, а потом вернуться с сыном домой.

— Получается, женщины бросают своих детей?

В глазах Мара — смесь тоски и нежности, от которой у меня сосет под ложечкой.

— Далеко не у всех разумных так силен материнский инстинкт, как у землянок.

— У землянок тоже бывает по-разному, но да, у нас обычно матери детей не бросают. Отцы… делают это чаще.

Тур хмурится.

— Бросить свою родную кровь? Как это вообще возможно?

В ответ я только улыбаюсь, а в ответ на его непонимающий взгляд — только шире.

Кажется, я выбрала правильное место.

…

Спустя пару дней, когда я немного осваиваюсь в доме и ближайшие окрестности перестают провоцировать сенсорную перегрузку, Мар предлагает сходить в местное миграционное управление: он уже отметил меня, но для оформления документов нужно личное присутствие. Путь до него неблизкий, и пройти его нужно пешком — в пределах поселения никто не пользуется транспортом.

Оно и неудивительно — земля в округе изрыта, взорвана корнями гигантских деревьев, покрыта зубьями каменистой породы, уходящей на огромную глубину. Мы идем извилистой тропой, она ныряет в овраги и выводит на склоны, углубляется в лесной массив и выстреливает на голые плато. Дома разбросаны казалось бы хаотично, но чем дальше идем, тем лучше угадывается своеобразный рисунок. Ближе к центру города, на условной равнине, домов становится больше, они становятся чуть выше и ближе друг к другу. Но прохожих на улице все равно немного — может, дело в жаре? Шерхентас не добралась еще и до середины небосвода, а припекает уже знатно… Хотя местные должны были привыкнуть…

— Большинство работает в это время, а дети учатся, — отвечает Мар, когда я все-таки интересуюсь причинами такой малолюдности.

— Как и у нас, в общем-то… Правда, я жила в городе побольше, и даже днем на улицах было много народу…

Я вспоминаю толчею в метро, на лестнице универмага в дни скидок… Эфемерная тошнота подкатывает к горлу, сдавливают виски тяжелые ладони.

— Ты хочешь жить в большом городе?

— Нет. Больше нет.

— Понял.

Дальше мы идем молча. Невольно зацепив эту нитку памяти, я вспоминаю серое небо и серую пасть бетона под ногами… О чем я тогда думала? Думала ли вообще? Сейчас я с трудом могу вспомнить свое состояние: выпотрошенная и зашоренная, я не видела иного пути — или не хотела видеть?.. Меня вел инстинкт — избавить себя от страданий, любым способом, неважно каким — даже если это подразумевало избавиться от себя самой — потому что терпеть было невыносимо, невозможно…

В ушах — легкий звон и треск, я чуть трясу головой и возвращаюсь в здесь и сейчас. Это уже прошло. Я неизбежно буду помнить, но напоминать больше не обязана.