Призраки пропавшего рейса

Глава 7

Джегер схватил тяжелые болторезные ножницы и перелез через забор. К счастью, яхтенный причал Спрингфилд в восточном Лондоне никогда не мог похвастать хорошей охраной. Джегер покинул Биоко в чем был, и времени у него не было даже на то, чтобы прихватить с собой ключи, — в том числе и те, которые отпирали ведущие на пристань ворота.

Все же речь шла о его барже, и он не понимал, почему ему нельзя вломиться в свой собственный дом. Ножницы он купил в магазине неподалеку. Прежде чем расстаться с Раффом и Фини, он попросил у них, а также у Карсона из «Уайлд дог» сорок восемь часов на раздумья. За эти двое суток ему предстояло решить, готов ли он занять место погибшего Смита и возглавить эту, похоже, обреченную на неудачу экспедицию в джунгли Амазонки.

Но, несмотря на отсрочку, Джегер понимал: все отлично знают, что отказаться он не сможет. По многим причинам он просто не имел на это права.

Во-первых, он был в долгу перед Раффом. Великан маори спас ему жизнь. Если бы наемные войска Питера Берке в рекордные сроки не освободили Биоко, Джегер наверняка погиб бы в «Черном Пляже» и мир, от которого он так отдалился, даже не заметил бы его исчезновения.

Во-вторых, он был в долгу перед Энди Смитом. А Джегер не предавал своих друзей. Никогда. Он не верил в то, что Смит покончил с собой. Разумеется, он собирался трижды все перепроверить. Так, на всякий случай, чтобы устранить возникшие сомнения. Интуиция подсказывала ему, что смерть друга каким-то образом связана с загадкой разбившегося в джунглях Амазонки самолета. Другой причины — другого мотива — Джегер попросту не видел.

Он догадывался, что убийца Смита, скорее всего, находится среди членов экспедиции. И найти его можно было, только вступив в их ряды и выявив его изнутри.

В-третьих, существовал самолет как таковой. Исходя из того немногого, что успел рассказать ему по телефону Адам Карсон, Джегер сделал вывод: экспедиция обещала быть захватывающей. Устоять перед таким соблазном он не мог. Как говорил Фини, пытаясь цитировать Черчилля, перед ними находилась загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки.

И Джегера влекло к ней так неумолимо, что он понимал: сопротивляться этому влечению ему не под силу.

Нет. Он уже решился: он едет.

Причина, по которой он попросил сорок восемь часов, была совершенно иной. Джегер намеревался нанести три визита и предпринять три расследования, и он рассчитывал сделать это в полной тайне от кого бы то ни было. Возможно, последние несколько лет сделали его настолько недоверчивым, что он уже просто не мог ни на кого положиться.

А может, за три года на Биоко он превратился в своего рода одиночку, которому было слишком хорошо наедине с самим собой.

По всей вероятности, так было даже лучше — безопаснее. Именно благодаря такому отношению к окружающим он намеревался выжить.

Джегер зашагал по огибающей пристань тропинке. Скользкий, мокрый от дождя гравий хрустел под подошвами его ботинок. День клонился к вечеру, и на пристань опускались сумерки. Над все еще по-зимнему стылой водой плыли аппетитные ароматы: кто-то готовил себе ужин.

Ярко раскрашенные баржи и лениво вьющийся из труб дымок контрастировали с безжизненным, уныло-серым каналом. Весь этот пейзаж казался Джегеру невероятно знакомым и одновременно на удивление чуждым.

Прошло три года, а такое впечатление, что он не был здесь много лет.

Не доходя до места своей швартовки, он остановился. На барже Энни горел свет, старая дровяная печь лениво попыхивала дымком. Он забрался на борт и без стука заглянул в люк, ведущий в камбуз.

— Привет, Энни. Это я. Ты не выбросила мои запасные ключи?

Женщина подняла голову, испуганно глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Уилл? Боже мой… Но где же… Мы все думали… То есть… мы боялись, что ты…

— Умер? — улыбнулся Джегер. — Энни, я не привидение. Я уезжал. Работал учителем. В Африке. А теперь вернулся.

Энни растерянно покачала головой.

— Бог ты мой… Мы знали, что поговорка о чертях в тихом омуте — это про тебя. Но три года в Африке… Ты исчез так внезапно, не сказав никому ни слова.

В голосе Энни слышалась обида, а вернее, возмущение.

У Джегера были серо-голубые глаза и темные, едва тронутые сединой волосы. Слегка впалые щеки придавали его точеным чертам слегка хищный вид. Он был красивым мужчиной и выглядел моложе своих лет.

Он почти ничего о себе не рассказывал ни Энни, ни другим соседям по причалу, но проявил себя как надежный и верный товарищ, который всегда готов встать на защиту интересов своих друзей-лодочников. Сообщество этих людей гордилось своей сплоченностью. Отчасти именно это и привлекло сюда Джегера. Не говоря уже о возможности жить, находясь одной ногой в сердце Лондона, а другой — за городом.

Причал находился на реке Ли. Одноименная долина вытянулась на север, зеленой лентой извиваясь между лугов и округлых холмов. Возвращаясь с работы на «Глобал Челленджере», Джегер любил бегать по прибрежным тропинкам, избавляясь от накопившегося напряжения и поддерживая необходимую в его профессии физическую форму.

Ему никогда не приходилось себе готовить — Энни всегда закармливала его домашними яствами. В особенности ему нравились приготовленные ею смузи. Энни Стивенсон была незамужней женщиной, лет тридцати с небольшим. Хорошенькая и весьма своенравная, она чем-то напоминала хиппи шестидесятых. Джегер всегда подозревал, что она тайно в него влюблена. Но он был однолюбом.

Руфь и мальчик — он жил ради них.

Во всяком случае, так было раньше.

У Энни — несмотря на то что она проявила себя как замечательная соседка и несмотря на то что он обожал дразнить ее за замашки хиппи — не было ни единого шанса.

Она пошарила в каком-то ящике и подала Джегеру ключи.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты вернулся. То есть, это так здорово, что ты снова здесь! Я это хотела сказать. Знаешь, Жестянщик Джордж хотел уже забрать себе твой мотоцикл. Вообще-то, печка растоплена. — Она явно нервничала, но в ее улыбке ощущалась надежда. — Я испеку праздничный пирог, что скажешь?

Джегер улыбнулся. В те редкие моменты, когда его покидала привычная угрюмость, он казался юным и беззаботным.

— А знаешь, Энни, мне не хватало твоей стряпни. Я ненадолго. У меня есть кое-какие дела. Но у нас еще будет время полакомиться твоим пирогом и обо всем поговорить.

Спрыгнув на берег, Джегер зашагал мимо баржи Жестянщика Джорджа. При мысли о том, что этот наглый ублюдок положил глаз на его мотоцикл, он позволил себе ухмыльнуться.

Несколько мгновений спустя он уже взбирался на борт своего собственного судна. Расшвыряв ногами кучи опавших листьев, Джегер склонился к входной двери и убедился в том, что толстая цепь и навесной замок по-прежнему на месте. Это было последним, что он сделал перед тем, как покинуть Лондон и сесть на самолет, доставивший его на край света.

Стиснув цепь челюстями ножниц, он напряг свои измученные мышцы. Щелк! — и она упала. Он сунул запасной ключ в замок и, открыв двустворчатую дверь, шагнул внутрь. Его судно было типичной для Темзы баржей. Будучи шире и глубже обычных речных яхт, эти просторные суда позволяли хозяевам жить с определенным комфортом.

К Джегеру это отношения не имело.

Интерьер его жилища был на удивление скудным. Здесь не было ничего лишнего. Только самое необходимое и несколько личных вещей.

Одна каюта использовалась как спортзал. В другой размещалась спартанская спальня. Еще тут была крохотная кухня и нечто вроде гостиной, деревянный пол которой покрывали вытертые коврики, а поверх них были разбросаны диванные подушки. Но главным во всем этом интерьере был письменный стол, потому что именно здесь Джегер предпочитал работать, используя любую возможность избежать изматывающей поездки в головной офис — на «Глобал Челленджер».

Задерживаться на барже он не стал. Сняв с гвоздя еще один комплект ключей, он вышел на палубу. На корме судна стоял плотно укутанный «Триумф Тайгер Эксплорер» Джегера. Этот мотоцикл был его старинным другом. Он купил его уже подержанным лет десять назад, в честь приема в ряды Специальной воздушно-десантной службы.

Размотав защитную пленку, Джегер свернул ее в рулон и отложил в сторону. Склонившись над цепью замка, он перекусил ее ножницами и уже собирался выпрямиться, как вдруг уловил тихий звук — еле слышный шорох сырого гравия под чьими-то ногами. В одно мгновение он обернул толстую цепь вокруг пальцев, оставив болтаться не менее двух футов с тяжелым замком на конце.

Он резко обернулся, держа наготове свое импровизированное оружие.

В темноте чернела чья-то гигантская фигура.

— Я так и думал, что ты здесь. — Гость перевел взгляд на цепь. — И, признаться, рассчитывал на более теплый прием.

Джегер ощутил, как напряжение покидает его вздувшиеся мышцы.

— И не зря. Чаю? Я могу предложить тебе молоко трехлетней давности и заплесневелые чайные пакеты.

Они вошли внутрь. Рафф огляделся.

— Призраки прошлого, дружище.

— Да уж. В свое время мы тут неплохо тусили.

Джегер занялся чайником и вскоре протянул Раффу дымящуюся кружку.

— Сахар твердый как камень. Печенье мягкое, как дерьмо. Вряд ли оно тебе понравится.

Рафф пожал плечами.

— С меня хватит чая. — Через открытую дверь он посмотрел на «триумф». — Решил покататься?

Лицо Джегера осталось непроницаемым.

— Ты же меня знаешь, вся жизнь — движение.

Рафф сунул руку в карман и подал ему листок бумаги.

— Семья Смита — их новый адрес. Чтобы ты не ездил по старому. За последние три года они уже два раза переезжали.

Лицо Джегера напоминало застывшую маску.

— И чем он это объяснял? Эти переезды?

Рафф снова пожал плечами.

— Работая на нас, на «Эндуро», он неплохо зарабатывал. И все время улучшал жилищные условия. Искал более просторное жилье. Они собирались заводить еще одного ребенка. Так он говорил.

— Не похоже на суицидальное поведение.

— Да, не очень. Тебе нужна помощь с мотоциклом?

— Не откажусь.

По самодельному трапу мужчины выкатили «триумф» на ведущую вдоль реки тропинку. Джегер чувствовал, что колеса полуспущены. Их было необходимо подкачать. Вернувшись на баржу, он достал свое байкерское снаряжение. Непромокаемую куртку. Ботинки. Толстые кожаные перчатки. Открытый шлем. Напоследок он прихватил шарф и древнего вида летные очки, судя по всему, насчитывающие не один десяток лет.

Затем он выдвинул ящик, перевернул его вверх дном и оторвал приклеенный к днищу конверт. Заглянув внутрь, он убедился, что оставленная им тысяча фунтов цела.

Джегер сунул деньги в карман, запер дверь и вернулся к Раффу. Включив электрокомпрессор, он накачал оба колеса. Он оставил мотоцикл с закрепленным на нем солнечным зарядным устройством. Даже среди зимы оно обеспечивало аккумулятор достаточным количеством электроэнергии. Двигатель несколько раз чихнул и, ожив, взревел.

Джегер обернул шарфом нижнюю часть лица, надел шлем и опустил очки на глаза. Они были для него практически бесценны. Его дед, Тед Джегер, носил их во время Второй мировой, когда служил в каком-то непонятного профиля подразделении. Дед не любил об этом распространяться, но украшавшие его стены фотографии свидетельствовали о том, что он мотался на своем открытом джипе по самым отдаленным и опустошенным боями территориям.

Джегер часто сожалел, что он мало расспрашивал дедушку Теда, пока тот был жив. Ему очень хотелось знать, чем именно он занимался во время войны. А в последние несколько часов он начал сожалеть об этом еще более остро.

Сев верхом на «триумф», он посмотрел на пустую кружку Раффа.

— Оставь ее на барже, хорошо?

— Угу. — Рафф поколебался, затем протянул огромную ручищу и положил ее на руль мотоцикла. — Дружище, я видел, какие у тебя были глаза, когда ты смотрел на снимок Смита. Куда бы ты ни ехал, что бы ты ни задумал, — будь осторожен.

Джегер долго смотрел на Раффа. И все равно казалось, что его взгляд обращен внутрь.

— Я всегда осторожен, — наконец произнес он.

Рафф еще крепче сжал руль.

— Вот что я тебе скажу. Когда-нибудь тебе придется научиться доверять. Никто из нас не знает, через что тебе пришлось пройти. Мы даже не можем представить себе это. Но мы твои друзья. Твои братья. Никогда этого не забывай.

— Я знаю. — Джегер помолчал и добавил: — Сорок восемь часов. Я вернусь с ответом.

Затем он повернул ручку газа, промчался по черному гравию и исчез.