Сразу после прыжка Джегер снова начал кувыркаться в неконтролируемом свободном падении. Так же, как он сделал во время их чуть не ставшего смертельным прыжка из «С-130», Джегер разбросал руки в стороны и выгнул тело, чтобы стабилизировать свое положение в пространстве. Как только ему это удалось, он принял форму самолета с треугольным крылом — руки плотно прижал к телу, а ноги вытянул за собой, — чтобы как можно скорее нырнуть в облака. Но, по мере того как скорость его падения увеличивалась, он проклинал себя за бездумное поведение. Нарова была чертовски права. Кому стало бы лучше, если бы он погиб вместе с этим самолетом? Как бы это помогло его жене и сыну? Только полный идиот стал бы колебаться и подверг опасности и жизнь Наровой. Черт, он даже не знал, успела ли она выпрыгнуть живой, поскольку различить что-либо в безумном урагане свободного падения не было никакой возможности.
«Ju-390» набирал скорость с того самого момента, когда его отцепил от себя «Эйрландер». Это означало, что сейчас самолет, подобно огромной чудовищной стреле, несся со скоростью не меньше трехсот километров в час. Оставалось только надеяться и молиться о том, чтобы Нарова выбралась из него живой.
Через несколько секунд Джегера поглотили облака. Как только его со всех сторон окружил густой водянистый туман, он потянулся к кольцу парашюта, вознес короткую молитву и с силой за него дернул… Еще никогда он так сильно не надеялся на то, что вещь немецкого производства способна служить вечно.
Ничего не произошло.
Джегер осмотрелся, чтобы убедиться в том, что он дернул за нужное кольцо. Ему мало что было видно в белесых завихрениях туманного полумрака, тем более что его бросало из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Но, насколько он мог судить, купол основного парашюта заело намертво.
Осознавая, с какой скоростью ему навстречу несется земля, он вспомнил фразу: «Осмотрись-Найди-Дерни-Выгнись». Так его муштровали много лет назад, готовя к экстренным ситуациям во время свободного падения, — когда отказывал основной парашют.
«Система другая, но принцип тот же», — напомнил себе Джегер. Он нащупал то, что, как ему казалось, представляло собой запасной парашют. Система давно устарела, но вполне могла сработать. «Сейчас или никогда», — сказал он, понимая, что до земли осталось совсем немного. Он дернул что было сил, и запасной парашют — немецкий шелковый купол, пролежавший семь десятилетий в сложенном состоянии и ожидании своего шанса полетать еще хоть раз, — взвился в воздух у него над головой.
Как и большинство вещей немецкого производства, этот Fallschirm был исключительного качества. Он раскрылся мягко и послушно. Спускаться на нем было настоящим удовольствием. Не раздирай Джегера противоречивые эмоции и беспокойство, он, наверное, наслаждался бы сейчас этим полетом.
Во время Второй мировой немцы изготавливали парашюты, похожие на те, которыми пользовались британские летчики. Они обладали высоким куполом с очертаниями гриба и в воздухе вели себя на редкость стабильно, являясь полной противоположностью более плоским, быстрым и маневренным моделям современных военных парашютов.
На высоте около пятисот футов Джегер вынырнул из облаков. Его первая мысль была о Дейле и Наровой. Посмотрев на запад, он успел различить очертания парашюта почти у самой земли, мысленно отметив точку приземления Дейла.
Он бросил взгляд на восток и увидел в тучах вспышку белого шелка.
Нарова. Наверняка это она. Каким-то образом ей, видимо, удалось выбраться из падающего «Ju-390». Судя по очертаниям тела под опускающимся вниз куполом, она была очень даже жива.
Зафиксировав в памяти местоположение своих людей, он перевел взгляд на землю внизу.
Густые джунгли без очевидных просветов для приземления.
Опять.
Продолжая спускаться, Джегер подумал о «Ju-390». С высоты десять тысяч футов самолет мог планировать десятки километров, но все равно был обречен. После того как «Эйрландер» его отпустил, он с каждой секундой набирал скорость, но терял высоту.
Рано или поздно он должен был врезаться в джунгли на скорости свыше трехсот километров в час. С одной стороны, это было хорошо: вместе с ним разобьются и все эти бойцы в черном, потому что уцелевшему «Черному Ястребу» ни за что их оттуда не снять. А Джегер, разумеется, позаботился о том, чтобы ни одного парашюта в самолете не осталось.
С другой стороны, это означало, что самолет вместе со всеми своими тайнами будет потерян навсегда. Не говоря уже о его ядовитом грузе, который разлетится по лесу.
Но тут уже от Джегера совершенно ничего не зависело.
«Черный Ястреб» без опознавательных знаков приземлился на уединенную взлетную полосу посреди джунглей.
Из него, прижимая к уху спутниковый телефон, вышел радист с позывным Серый Волк Шесть, настоящее имя которого было Владимир Установ. Его лицо посерело и осунулось после мучительных событий последних часов.
— Сэр, поймите ситуацию, — устало произнес он в трубку. — Из всей моей десантной группы в живых остались только я и еще четыре человека. Мы больше не в состоянии проводить сколько-нибудь серьезные операции.
— А самолет? — не веря своим ушам, уточнил Серый Волк.
— Превратился в дымящиеся обломки, которые разбросало по огромной площади. Мы сопровождали его, пока он не упал.
— А груз? Документы?
— Все разбилось и разлетелось по территории в несколько десятков футбольных полей вместе с дюжиной моих лучших людей.
— Раз мы не смогли их заполучить, то лучше, если они уничтожены, — произнес Серый Волк и после паузы добавил: — Итак, Владимир, наконец-то тебе хоть что-то удалось.
— Сэр, я потерял два «Черных Ястреба» и больше тридцати человек…
— Оно того стоит, — безжалостно отрезал Серый Волк. — Им заплатили за эту работу, и заплатили хорошо, так что сочувствия ты от меня не дождешься, и не надейся. Лучше скажи, из этого самолета кто-нибудь живым выбрался?
— Мы видели, как из него вывалилось три человека. Мы потеряли их в облаках. Мы сомневаемся, что кто-то из них выжил. Я не думаю, что у них были парашюты. Но даже если были, то они спрыгнули в непроходимые джунгли.
— Но они могли уцелеть, — зашипел Серый Волк.
— Могли, — согласился Владимир Установ.
— Если они выжили, то они могли забрать из самолета именно то, за чем охотились мы?
— Такая возможность существует.
— Я разворачиваю свой самолет! — рявкнул Серый Волк. — Зачем мне лететь туда, где не осталось людей, способных проводить операции? Тебе и твоим уцелевшим друзьям я рекомендую отдохнуть, выбрав какое-нибудь удаленное и не слишком людное место. Но не исчезай. Будь на связи.
— Вас понял.
— Тех, кто уцелел — если таковые имеются, — необходимо найти. И они должны вернуть то, что мы ищем, — если это попало к ним в руки.
— Вас понял, сэр.
— Я буду на обычной связи. А тем временем, Владимир, позаботься о том, чтобы набрать новых исполнителей взамен тех, которых ты так беспечно потерял. Те же условия, та же задача.
— Вас понял.
— И еще одно — эта бразильянка все еще у тебя?
Владимир вспомнил о женщине, лежащей на полу «Черного Ястреба».
— Да, она у нас.
— Она может нам пригодиться. А пока что допроси ее, как ты умеешь. Выясни все, что она знает. Если нам повезет, она приведет нас к остальным.
Владимир улыбнулся:
— С удовольствием, сэр.
Из «Лирджета-85», летящего высоко над Мексиканским заливом, человек, известный под позывным Серый Волк, позвонил снова — на этот раз в ничем не примечательный серый офис, расположенный внутри серого же комплекса зданий, возведенного в глубине серого леса — в горах Вирджинии на восточном побережье США.
Звонок поступил в здание, битком набитое самыми передовыми системами слежения и электронного перехвата в мире. Вход в это здание был отмечен маленькой медной табличкой, на которой значилось:
«ЦРУ — Подразделение анализа асимметричных угроз».
На звонок ответил человек, одетый в опрятный деловой костюм:
— Гарри Петерсон слушает.
— Это я, — произнес Серый Волк. — Я в «Лирджете», лечу обратно. Мне нужно, чтобы ты нашел этого парня, по которому я тебе прислал информацию. Это Джегер. Уильям Джегер. Используй все, что возможно: Интернет, электронную почту, мобильные телефоны, бронирование авиабилетов, паспортные данные, — одним словом, все. В последний раз его видели на западе Бразилии недалеко от границы с Боливией и Перу.
— Вас понял, сэр.
Серый Волк нажал на кнопку отбоя, не попрощавшись.
Он откинулся на спинку кресла. Дела в Амазонии явно пошли не так, как он рассчитывал, но Серый Волк сказал себе, что это всего лишь мелкая стычка, одна из множества в гораздо более продолжительной войне, которую он и его предки начали весной 1945 года.
Это, несомненно, была неудача, но совершенно незначительная по сравнению с теми, которые уже постигали их в прошлом.
Он потянулся к тонкому планшету на столе перед ним и, включив компьютер, открыл файл со списком расположенных в алфавитном порядке имен. Скользнув курсором вниз по списку, он набрал несколько слов рядом с одним из имен:
«Местонахождение неизвестно. Если жив, уничтожить. ЗАДАЧА ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ВАЖНОСТИ».
Это было имя Уильяма Джегера.
После этого он взял лежавший рядом маленький плоский чемоданчик и спрятал в него планшет. Захлопнув крышку с громким щелчком, он набрал на кодовом замке секретную комбинацию цифр.
На крышке чемоданчика маленькими тиснеными золотыми буквами значилось:
Хэнк Каммлер, заместитель директора, ЦРУ.
Хэнк Каммлер, он же Серый Волк, осторожно и благоговейно провел пальцами по тиснению. В конце войны его отцу пришлось сменить имя. Из Оберстгруппенфюрера СС Ганса Каммлера он превратился в Гораса Крамера. Это было необходимо для зачисления его в штат Управления стратегических служб, предшественника ЦРУ. Поднимаясь по служебной лестнице в высшие эшелоны ЦРУ, Горас Крамер всегда помнил о своей истинной миссии: скрываясь, находясь у всех на виду, собирать силы, чтобы возродить рейх.
К тому времени как преждевременно оборвалась жизнь его отца, Хэнк Каммлер решил подхватить выпавшее из его рук знамя и поступить на работу в ЦРУ. Губы Каммлера растянулись в насмешливой улыбке. Как будто он когда-нибудь смог бы удовлетвориться ролью безвестного сотрудника ЦРУ и забыть о славе своих предков-нацистов!
Совсем недавно он решил вернуть себе то, что принадлежало ему по праву рождения. Родившись Хэнком Крамером, он официально сменил свою фамилию на Каммлер, тем самым предъявив права на отцовское наследие.
Но в его понимании настоящее и полное восстановление в правах было еще впереди.