Серая Башня

Глава 17 Падает-падает звезда в ночи (То слово)

Я брёл среди деревьев по краю рощи. Рядом начинался просторный луг, а через него тянулась разрушенная старинная стена. Стояла ночь. Над стеною проплывала огромная полная луна.

И ещё две, в других фазах.

Одна была убывающей, и от неё остался лишь тонкий полумесяц с рожками, смотрящими вправо, другая — тоже убывала, но от неё оставалось ещё целых три четверти.

Вдали упала звезда, и я услышал позади себя голос:

Падает-падает звезда в ночи,

Падает в тёмный пруд,

Мы плывём на лодочке

По волнам любви.

Я обернулся и увидел её. Она стояла посреди развалин, под древней аркой, и улыбалась.

Я расстроенно сказал:

Нету здесь волн,

И не в лодочке мы,

Тоскливо проходят

Дни нашей весны.

Она

Влюбилась в прекрасного парня,

Сбежала от папы и братца,

Принесла ему сердце моё,

А ему — лишь бы в лодку забраться!

Она ткнула пальчиком мне в грудь, и пальчик упёрся в чёрную крепкую броню.

Я

А что же — девице прекрасной

Не хочется плавать по волнам?

Пришла она в рощу ночную

Просто беседовать скромно⁈

— Хочется-хочется, — сказала она, развернулась и плавно скользнула во тьму, в проём арки, за разрушенную одинокую колонну, за стволы деревьев. Я последовал за ней.

Она сказала, не оборачиваясь:

Но разве не приятно

Наслажденье растянуть?

Разве не прекрасна

И награда, и к ней путь?

Я

Не в нашем случае, когда

Должны таиться мы, как воры.

И можем лишь издалека

Бросать мы друг на друга взоры.

И времени совсем уж нет,

Мгновение — вот наша вечность.

Она

У нас есть время! Сотни лет!

А рассуждать как ты — беспечность!

Когда-нибудь наши Дома

Помирятся, и вот тогда

Преград не будет перед нами,

Ничто не помешает уж,

Возляжем на постели красной,

Жена твоя — я, ты — мой муж.

Я

Какие сотни лет, позволь,

Когда и миг сулит мне муки,

Страдания, тоску и боль —

Миг, когда мы с тобой в разлуке⁈

Она остановилась и повернулась ко мне.

— Я чувствую всё то же, что и ты… — сказала она печально.

Она обняла меня, и наши грудные доспехи гулко стукнулись. Мы рассмеялись.

Я сказал:

Пожалуй, лучше снять броню.

Здесь нам ничто не угрожает.

Столица, город К’хронааль —

Дикозверей здесь не бывает.

Мы в считанные секунды избавились от брони и остались в выходных нарядах. Одежды на нас были полупрозрачны и отливали серебристым, золотистым, розоватым — в зависимости от того, как поворачивалась ткань и падал свет. Длинные волосы её струились водопадом до самой земли. Взгляд её был томный и пробуждающий желание, украшения на ней, пульсируя, сияли — будто дышали светом.

Мне очень понравилось, что под её прозрачной одеждой не было белья, ни вверху, ни внизу, всё было явлено взору.

Она окинула меня взглядом с ног до головы и сказала:

Да ты и без брони хорош!

Грудь широка и тонок стан.

Я

А как прекрасна ты, любовь!

Мечта. И сказочный туман.

Ты грёза, ты моя весна,

Луна на небе моих снов.

Я протянул к ней руку и провёл ладонью по щеке, запустил пальцы в её волосы, и продолжил:

— Я вижу, Дом твой, Рыбки Дом…

Моя рука скользнула по её спине вниз, я ухватил её за зад и закончил:

— Принес мне неплохой улов.

Она прыснула и шутливо меня оттолкнула.

Затем, блуждая руками по моему лицу, груди, плечам, сказала:

А ты — прекрасный, нежный мой

Любовник, прыгаю я с головой,

В ночную реку нашей страсти,

Всецело отдаваясь власти

Моей любви к тебе, большой, как море,

И безграничной, как небесье.

Хочу качаться я на волнах

В лодке любви с тобою вместе.

Я отступил назад, склонился над своей броней и кое-что достал из тайника. Я протянул ей светящийся цветок. Она приняла его, восторженно вздохнув. Мгновение она рассматривала его, а потом воткнула в волосы над левым ухом.

Она

Я слышала, художник ты.

Теперь увидела сама.

Приятен очень мне твой дар,

Я чрезвычайно польщена.

Я

Что значит «слышала»?

Похоже,

Ты спрашивала обо мне?

Она

Ну, разумеется, любимый.

Хотела всё знать о тебе.

После той встречи в башне я

Всё не могла тебя забыть,

Томилась ночи, вечера,

И от тоски хотелось выть

На три луны.

О, как я жаждала тебя увидеть!

И вот! Вот она я, и вот он ты,

Кто сердце смог моё похитить.

Ты предо мной, тебя я вижу,

Могу потрогать, целовать.

О, как прекрасен этот миг!

О, как мне чувства обуздать

Свои и не сойти с ума

От счастья, о, моя любовь!

Я прыгаю в пучину страсти,

К тебе плыву я, рыболов.

В сетях твоих я, добровольно,

Тебе отдаться я хочу!

Мне без тебя тоскливо, больно,

Возьми меня — прошу, шепчу.

Я

Я удивляюсь, дорогая,

О как же вышло так, что мы,

Друг друга вовсе и не зная,

Так сильно, крепко влюблены?

И не сомкнуть теперь нам глаз,

Всё вспоминая милый образ,

Любимый лик, фигуру, голос,

Тоскуя в одинокий час

От холода постелей наших,

От одиночества в ночи,

Не видя глаз, очаровавших,

Похитивших, укравших сны.

Недополучим поцелуев,

Объятий, и друг друга ласк,

Ведь злого рока ветер дует,

Жестоко дует он на нас.

Пред нами воды моря,

Которые не переплыть.

Ведь стоит Башня Над Рекой.

И сторож зоркий в башне той.

Она

Не надо о моём отце,

Пожалуйста, ах, не сейчас…

Она обняла меня и прижалась щекой к груди, продолжила:

Сейчас мы можем эти воды переплыть.

На лодке. Вздымая шквалы волн вокруг.

Вот эта травка, этот луг —

Чем не постель нам? Чем не море?

А эта ночь — чем не та ночь,

Когда познаем мы друг друга,

Когда друг другом насладимся,

Под сенью древ, на травке луга?

Я

А как же: 'Разве не приятно

Наслажденье растянуть'⁈

А как же: 'Разве не прекрасна

И награда, и к ней путь'⁈

Она

Как я могу сопротивляться,

Когда ты рядом, я с тобой⁈

Держаться сил нет. Наслаждаться

Хочу я в этот час ночной!

Любимый! Ведь я чувствую к тебе всё то же!

Взгляни: глаза блестят от слёз!

То — слёзы счастья от того,

Что я нашла свою любовь,

Есть я, есть ты, и никого

Вокруг нас нет, и мира нет,

И не кончается пусть ночь,

И не разбудит нас рассвет,

И не прогонит он нас прочь.

Любимый! Ведь я чувствую всё то же, что и ты!

Я рада нашей встрече в башне,

Я словно начала лишь жить

Теперь, и всё вокруг — неважно,

С тобою лишь бы рядом быть.

Мне кажется, сейчас я задохнусь,

Ты моё сердце захватил, меня пленил.

Ах, счастье разрывает мою грудь.

Смотри, как я дрожу. Будто струна deilynn .

Она действительно дрожала.

— Ну что — возляжем мы на травы средь берёз? — спросила она. — И унесёмся в мир любви и сладких грёз.

Она крепко обняла и страстно поцеловала меня. Это был такой поцелуй, от которого сердце начинает бешено колотиться, а мимо может проноситься вечность, годы, столетия, и ничего больше не хочется — только бы продолжать и продолжать этот поцелуй, всегда, вечно.

Этот поцелуй — будто вода для жаждущего посреди пустыни, и ты надеешься напиться этим поцелуем, и ты пьёшь и пьёшь его, и не можешь напиться, и чем больше пьёшь — тем больше хочется. Этот поцелуй — будто дыхание для задыхающегося, и ты дышишь и дышишь им, и не можешь надышаться, и задыхаешься от этого поцелуя, и не можешь им не дышать. Не можешь прекратить, и не можешь продолжать.

Когда, тысячелетие спустя, поцелуй закончился, она и я тяжело дышали, будто только что совершили восхождение на высокую гору, и в наших глазах плясали огоньки безумного безудержного желания, и ничто не могло остановить его. Наши руки блуждали по телам друг друга, дыхание было тяжёлым и шумным, мы смотрели в страсть, пляшущую в глазах друг друга.

Мы опустились на траву, и страстно целовались, срывали одежду, и бродили жадными руками по телу друг друга. Мы катались по траве и предавались безудержной страстной любви.

Где-то вверху бесшумно пролетел G’haedaeptys, на мгновенье нас накрыла его гигантская тень, но нам в тот момент до него не было дела. К тому же над столицей летали только безопасные, ручные аэптисы.

Внезапно трава и роща исчезла, и мы оказались на красной постели.

(Но ведь этого никогда не было!)

Это была просторная, огромная красная постель, тянущаяся во все стороны вдаль, а вокруг царила тьма и пустота. Дева, обнажённая, сидела на мне, и двигалась вверх-вниз, запрокинув голову и стоная, а мои руки гуляли по её телу, ненасытные, жадные, желающие предельно точно запомнить каждый изгиб, каждую ложбинку, каждую линию, чтобы потом я мог это вспоминать в одинокие ночи. Когда лишусь всего этого.

Ведь мы не могли быть вместе. Из-за конфликта наших Домов. Лишь так — урывками, в ночи крадучись, когда никто не видит и не знает — могли встречаться мы и предаваться неге. Лишь так, урывками, когда не знает её Дом.

Под моими руками, скользящими по её телу, вспыхивали звёзды и созвездия. T’ha-eliya kr’heaye. «Звёздные татуировки» — так это называется. Светящиеся татуировки в виде звёзд (t’ha-elle), созвездий (t’halillwrr) и сияющих ночных пейзажей — очень модное явление у нас на Родине.

Мои руки бродили по её телу среди светил, среди множества миров, других планет, и она, склонившись ко мне, прошептала одно слово:

— Dalanadriel'…