Серая Башня

Глава 35 Йолшев День

Йолшев День. С самого утра шли приготовления к празднику, люди суетились, сновали повара, кто-то уже успел порядочно напиться, к барону целыми делегациями прибывали гости.

Во дворе устраивали представления и соревнования. Среди которых были такие, что посвящены рукопашной борьбе, а также турнир на мечах, стрельба из лука, метание ножей и прочее. Проходили тут соревнования и в трактирных играх — типа «Перепей меня» или игры с костями «Драконья семёрка».

Стоило мне выйти за порог, как на меня налетела Хейльза Дунханд.

Её волосы сегодня были выкрашены в белый, косу она расплела, и волосы серебрящимся потоком струились вдоль её спины. На девушке сидела нарядная праздничная одежда с народной вышивкой, а украшения на её руках, шее, в ушах, волосах — были просто изумительны. Среди прочего, в украшениях часто прослеживались одни и те же образы — полумесяцы, сплетающиеся в различных сочетаниях друг с другом.

— Мастш Рой, — сладким голосом сказала она. — Я вас сегодня никуда не отпущу! Вы должны сопровождать меня и быть моим кавалером. А я буду вашим гидом на празднике. Вот так мы друг другу сослужим службу.

— Хорошо, я польщён предложением, мэдэмэ, — сказал я. — Я с удовольствием его принимаю.

Хейльза весь день водила меня по всем интересным на её взгляд местам. Мы угощались нутками и прочей праздничной едой. Смотрели на выступления акробатов. Пили хизг и вино из тыквенных чаш. Слушали игру на гуслях и пение. Смотрели состязания. Мы выходили, конечно же, и за пределы двора, в Геамградх. Там проходили народные гуляния, на многих домах появилась роспись, изображающая остроухих длинноволосых существ.

Вечерело. В небо стали запускать салюты, народ радостно шумел и веселился. Мы с Хейльзой сидели за столом, выпивали и угощались яствами, Хейльза обвивала меня руками и всё норовила усесться мне на колени. Артисты в народной одежде начали играть на гуслях и дудках, а певцы запели:

Седой высокий чужак выходит из арки.

Он яблоко несёт, он несёт нам подарки

Ой, волшебные дары, ой, волшебные дары,

Ой, летучие шары, ой, летучие шары,

Да волшебное копьё, да целительный листок,

Он осыпал нас дарами, он прекрасен и высок.

Волшебным копьём, световым лучом,

Покрутил, помахал — вырезал из камня дом.

Покрутил, помахал — высек из скалы дворец,

Теперь с нами живёт, он наш князь-молодец,

Мы не знаем тревог, распрощались с бедой,

Ведь теперь наш князь — чужак высокий, седой.

Он больных исцелил, он построил дома,

Он наполнил зерном золотым закрома.

С нами князь живёт, он высок и он сед.

Мы желаем ему: долгих лет, долгих лет!

Песня кончилась, и все радостно захлопали и зашумели, Хейльза тоже. У меня мурашки пробежали по спине. Я спросил её:

— Что это за песня?

— Старинная стаентрадская песня. Называется «Первый контакт». Про встречу людей с первыми Высокими Чужаками-из-арок, аэлиями. Этой песне более шестисот лет.

Затем она переменила тему. Близко склонившись ко мне и хитро улыбаясь, она ткнула пальчиком в мой кафф.

— Какая чудная у вас штучка, мой кавалер. Что это?

— Это украшение, мэдэмэ, очень популярное у меня на Родине.

Она мечтательно вздохнула.

— Ах, если у вас на Родине все такие как вы, то хотела бы я её посетить. А где ваша Родина? Ах да, помню, вы говорили — Талессия. К сожалению, я совсем ничего о ней не знаю.

Я тоже.

— Впрочем, так даже лучше, — продолжала она. — Я буду о ней мечтать…

Она снова ткнула пальчиком в кафф.

— А что здесь изображено? Ящерка ложится спать?

— Да.

— А что это означает?

— Это герб моего Дома.

Она удивлённо вскинула брови.

— О! Вы — из Дома, у которого даже есть свой герб? Вы, наверное, аристократических кровей, мой кавалер? Я подозревала это, в вас это чувствуется. Вы особенный. В вас ощущается благородное происхождение. Может быть, ваш Дом даже родственен королевскому на вашей Родине? — она говорила полушутя, наполовину всерьёз. — Может быть, вы даже принц⁈

Я лишь улыбнулся в ответ.

Мы продолжали пировать, Хейльза потихоньку напивалась, и у неё раскраснелись щёки, уши, и дыхание отчётливо отдавало вином. Она постоянно облокачивалась на меня, вешалась на шею, решительно отвергла любой способ общаться со мной, кроме как шептать мне прямо в ухо, обдавая его жарким дыханием. Сидела она слева от меня, так что ей было предоставлено ухо с каффом.

В очередной раз обвив мою шею и повиснув на мне, она потянулась к моему уху и слегка пьяно спросила:

— Мой кавалер, ты выиграешь для меня приз на каком-нибудь состязании?

— Конечно, мэдэмэ. С большим удовольствием.

Мы встали из-за стола и направились к площадкам, где проходили состязания. Первая, что нам попалась, была посвящена соревнованию в рукопашной борьбе.

— Как насчёт этого состязания? — спросил я.

— О, если вы хороши в кулачном бою, мой кавалер — то я буду только рада посмотреть на ваше мастерство!

— Отлично.

Я подошёл к мужику, который объявлял бои и зазывал публику.

— Милейший, — сказал я. — Я тоже хочу поучаствовать.

— Воля ваша, спадэн. Какого противника вам подобрать — покрепше аль послабже?

— А кто у вас сегодня чемпион?

— О, да шампиён-то у нас — Ольрих, из сынков Орлина.

— Бастард?

— Да, но мы так не говорим. Так что вы потише, спадэн. Детей спадэна Орлина мы зовём просто «сынками» евойными, а не бастардами.

— Хорошо.

— И что же, вы хонтице вызвать на бой Ольриха⁈

— Конечно.

— А вы его видели, спадэн? Видели, экий бычара?

— Нет, милейший, не видел, но мне всё равно: я хочу произвести впечатление на даму.

Я указал на улыбающуюся Хейльзу Дунханд.

— Ого! Не Хейльза ли, баронова племянница? Ну, да, за такую даму можно, конечно, в зубы получить! Разочек. Что ж, велю кликнуть его. Только учтите: он уже дион-полтора как биться закончил и теперь сражается, хех, за столами — с кувшинами вина да пива, да со свиными рёбрышками. Он может и отказаться от боя, сославшись, что де к битве не готов.

— Если откажется, вызовете другого соперника.

— Айэ, спадэн.

Организатор боёв подозвал мальчишку-помощника и велел ему найти Ольриха и спросить, согласен ли он биться с приезжим из столицы. Мальчишка убежал, и вскоре вернулся в большой компании. К месту проведения боёв действительно шёл настоящий бычара, и с ним целая толпа зрителей.

Ольрих был огромен и превосходил меня ростом на голову или две. Кулаки у него были как кувалды, а в плечах он был широк, как ствол древнего дуба.

— Так вот, значит, тот столичный, что хочет вызвать меня на бой? — прорычал Ольрих, смерив меня взглядом. — Что ж, сейчас мы ему покажем гостеприимство Тэат-Брон-дор!

Друзья встретили его речь смехом и улюлюканьем. Рядом с компанией стояла Хейльза и с тревогой смотрела на меня. Я ей улыбнулся и кивнул, пытаясь дать понять, что волноваться не о чем.

Судя по говору, Ольрих уже был порядочно пьян, и я надеялся, что мне это поможет. Вообще вид громилы не особо устрашал — у себя на Родине я сражался и не с такими гигантами. Правда, тогда у меня были при себе кое-какие вещи, которых нет сейчас, а именно — специальный костюм… Но у меня оставались перчатки, и этого должно хватить.

Среди зрителей появились Тольскер и его помощники. Они с удивлением посмотрели на меня, и я приветливо кивнул.

Ольрих встал в боевую стойку, организатор объявил начало боя.

Ольрих с громким криком ринулся на меня, и это походило на то, будто на меня нёсся бык. Я увернулся и отбежал подальше.

Он рассмеялся, его группа поддержки тоже хохотала и улюлюкала, бросала мне оскорбления и насмешки.

Ольрих снова бросился на меня, я отклонился в сторону, взбежал по его огромной ноге, подпрыгнул и, взлетев выше него, нанёс удар в голову. Во время соприкосновения с черепом перчатка стала твёрдой, как кастет, и деформировалась таким образом, чтобы импульс от удара был направлен так, чтобы вызвать сильнейшее сотрясение мозга.

Я приземлился, и секунду спустя Ольрих рухнул на снег. Он потерял сознание и пролежит в таком состоянии ещё пару дионов.

Повисла тишина. Она продержалась некоторое время, а потом публика будто взорвалась. Кто-то проклинал меня, кто-то радостно приветствовал победителя, организатор с беспокойством осмотрел Ольриха, убедился, что тот жив, и объявил мою победу. Я во всеуслышание заявил, что посвящаю победу прекрасной Хейльзе Дунханд. Ей вручили «Йолшевый венок» — венок из омелы с ярко алеющими ягодами.

Девушка бросилась мне на шею.

— Великолепно, мой герой! Как ты это сделал? Это было потрясающе!

«Мой герой»?

Мне вспомнились странные сны. Были среди них и такие, где меня называли «мой герой». Emiarur. Правда, говорила это не Хейльза. Та, из снов — была другая.

— Ну так как тебе удалось это сделать? — спрашивала Хейльза, обнимая меня.

— Ловкость и проворство, моя леди, ловкость и проворство.

Она сладко улыбнулась.

— Не сомневаюсь, что ты ими обладаешь. Я помню, как ты бился с разбойниками в лесу. Ты великолепен, мастш Рой. Ты очень ловко и грациозно двигаешься. Когда ты сражаешься — это похоже на танец!

Мы остановились у пиршественного стола, выпили по тыквенной кружечке хизга, а потом Хейльза потащила меня танцевать, а музыканты вокруг играли и пели:

Шесть сотен лет назад

Иль семь

Из арки вышел Белый Лорд.

То первый был средь д’хаэнэлль,

Что повстречал людской наш род.

Остался жить среди людей

Высокий беловласый лорд,

Он дал нам знаний и идей,

Машины и научный свод.

Дворцы из скал он вырезал

Лучом — чем поражал народ,

Ещё по воздуху летал

Высокий остроухий лорд.

Ой, да уши — остры,

Ой, да уши — остры!

Ой, да волосы — белы,

Ой, да волосы — белы!

Здесь у нас ты найдёшь

Кров, еду и постель,

Оставайся средь нас

Беловласый мудрый эльф!

Последнее слово грянули громко, так что у меня мурашки выступили. Я на мгновение перепугался и начал озираться по сторонам. Хейльза Дунханд сладко улыбалась и продолжала вешаться мне на шею. Она пела хором со всеми, а я слов не знал, поэтому вынужден был просто слушать.

Его уши остры,

Его волосы белы,

А глаза у него —

Да по-лунному желты,

Он высок и пришёл

Из далёких миров,

Оставайся средь нас,

Эльфский лорд, эльфский лорд!

Снова последние слова громко грянули хором, и у меня разболелась голова. Мы оставили это собрание и двинулись дальше.

Мы набрели на площадку, где соревновались в умении управляться с лошадьми. Хейльза Дунханд потащила меня было мимо, но я задержался.

— Что, мой кавалер, ты хочешь и в этом соревновании поучаствовать?

— Почему бы и нет. Подарю тебе ещё одну победу, моя прекрасная мэдэмэ.

Суть состязания заключалась в том, что нужно было верхом победить противника в бою, выбив его из седла. Это не были турнирные скачки, здесь для боя отводилась целая площадка, и сражающиеся могли свободно перемещаться в её пределах как угодно.

Я сообщил организатору, что хочу принять участие, попросил привести мою лошадь, а также добавил, что хочу сражаться сразу с несколькими противниками — достаточно трёх. Организатор был удивлён, но согласился.

Привели мою лошадку, я удостоверился в том, что клипса сидела на её ухе.

— Кто хочет биться верхом против чужака из столицы? — громко объявил организатор. — Нужны три смельчака. Он собирается бросить вызов сразу троим! Кто готов подрезать крылышки заносчивой столичной птице?

От желающих не было отбоя. Организатор выбрал троих, те облачились в защитные куртки, сели на коней, вооружились тяжёлыми деревянными мечами и тупыми пиками — с помощью этого оружия они собирались сбросить противника с лошади. Я отказался от какого-либо оружия и даже защитной куртки. Хейльза Дунханд следила за мной с затаённой тревогой и восторгом. Среди публики затесались Тольскер и остальные, они тоже наблюдали за мной.

Я взобрался на лошадь, и организатор объявил начало боя. Противники ринулись на меня, но моя лошадка легко увернулась от них. Она была быстра и ловка, она двигалась не как обычная лошадь, а будто юркая ящерица, бегущая среди камней. Она мгновенно останавливалась, молниеносно разворачивалась, и вообще вытворяла такое, что ни один наездник отродясь не видывал.

Противники проскочили мимо, и моя лошадь мгновенно развернулась, и я зашёл им в спину. Я пронёсся между двумя всадниками, толкнул одного рукой, и он свалился на снег. Второй попытался атаковать, но моя лошадка мгновенно бросилась в сторону и ускорилась, и я уже был далеко от него.

Итак, один выбыл. Оставшиеся двое поскакали на меня, гикая и понукая лошадей. Один приготовил копьё для удара, второй занёс руку с мечом. Моя лошадка снова ушла в сторону, пропуская противников мимо, мгновенно развернулась, подскочила к ближайшему врагу и с разбегу толкнула крупом его лошадь. Противник зашатался в седле, я потянулся к нему и толчком сшиб на землю.

Остался последний всадник. Мы съехались для ближнего боя. Он пытался атаковать пикой, но я перехватил её и вырвал у него из рук. Его лошадь волновалась и тревожно ржала, постоянно суетилась, а моя лошадка была абсолютно спокойна и послушна. Будто статуя из камня. Противник пытался атаковать мечом, но я отбивал все его удары, принимая их на ладони в перчатках. Наконец, когда я отбил очередной удар, моя лошадь мгновенно встала на дыбы и сбила передними копытами врага с седла. Лошадь противника испуганно отскочила в сторону, а публика ахнула.

Я прогарцевал на лошади, а потом спешился и велел отвести её обратно в конюшню. И как следует накормить — она заслужила сегодня особенного обращения. Я объявил, что победу посвящаю прекрасной Хейльзе Дунханд, и на неё надели ещё один омеловый венок.

Она смотрела на меня с восторгом. В её глазах было столько изумления, что его можно было черпать ложками.

— Да кто вы такой, мастш Рой? — восхищённо выдохнула она. — Есть ли что-то, чего вы не умеете⁈

Я пожал плечами.

Я не могу войти в Серую Башню, если в ней находится Камень Отатиса. Я не могу видеть будущее, читать чужие мысли или внушать другим людям свои. Я не могу прожить и дня без моих лекарств. Я не могу воскресить свою сестру и мать. Я не могу вернуться домой, на Родину. Если подумать, я много чего не могу.

Мы продолжали праздновать и веселиться, Хейльза на время покинула меня, отыскала дядю и покрасовалась перед ним в двух своих венках. Барон был изумлён и бросил на меня уважительный взгляд.

Хейльза с гордостью расхаживала со мною под руку среди празднующих, демонстрируя венки. У большинства девушек их вовсе не было, а у тех, у кого были — их было всего по одному.

Ближе к полуночи стали запускать ещё больше салютов, а также устроили огневое шоу, а Хейльза Дунханд тайком ото всех провела меня во внутренние покои баронского терема. Внутри терема всюду веселились люди из числа приближённых к барону и слуг, но Хейльзе удалось провести меня так, что никто не заметил. Мы с Хейльзой поднялись на верхний этаж.

— Мой кавалер, вы загляните ко мне в комнату? — спросила она.

— С удовольствием. Но имейте в виду, что завтра мы собираемся уезжать.

Она помрачнела.

— А вы вернётесь?

— Вполне возможно. Но сейчас нам нужно продолжать вести дело, которое поручил король.

— Конечно, я понимаю, — грустно улыбнулась она. — Это ваша работа.

Она толкнула дверь в комнату.

— Я всё равно хочу, чтобы вы зашли ко мне, — сказала она. — Даже если мы больше никогда не увидимся. Тогда я буду вспоминать о вас и мечтать о вашей загадочной стране. Вы зайдёте?

— С удовольствием, прекрасная мэдэмэ.

Она хихикнула и исчезла в дверном проёме. Я вошёл следом.

Полтора диона спустя Хейльза Дунханд крепко спала, а я оделся, захватил пустой кувшин из-под вина, что мы вместе прикончили, и тихо покинул комнату.

Я оказался в пустом коридоре. Пахло деревом, на полу лежали вязанные половички с народным северным орнаментом, в подставках горели свечи. Коридор уходил вперёд и в конце он разделялся — один рукав сворачивал налево, другой направо, а впереди коридор превращался в лестницу, ведущую вниз. Мы находились на третьем этаже баронского терема, и здесь жил только барон и его племянница.

Я двинулся по коридору до развилки, остановился у поворота налево. Выглянул из-за угла и увидел неподалёку покои барона. У двери, боком ко мне, стояли два хмурых гридня. Понять причину их мрачного настроения было нетрудно — сегодня все веселятся, празднуют Йолшев День, а они вынуждены находиться здесь и стеречь бароновы покои.

Я достал пузырёк с усыпляющим веществом, смазал им два дротика, зажал их в ладони и направил руку на гридней. В моей руке появился пистолет, заряженный дротиками. Бесшумный выстрел, и дротик впился в шею одного гридня. Второй бесшумный выстрел — и второй противник тоже поражён. Оба они тут же обмякли, сползли на пол и захрапели.

Я подошёл к ним, вытащил дротики. Толкнул дверь, та не поддалась. Я приложил ладонь в перчатке к замочной скважине, и через мгновение раздался щелчок, и дверь отворилась.

Я вошёл в комнату, закрыл за собой дверь. Большую часть комнаты занимала огромная кровать с балдахином. В противоположной стороне стоял стол, рядом с ним в стене находилось хранилище, сейф, а прямо напротив входа располагалось окно. Я подошёл к окну, провёл по нему ладонью в перчатке, и в моих руках оказался кусок оконного стекла, который я поставил рядом на пол. Я подошёл к сейфу, приложил ладонь к замочной скважине, и вскоре раздался щелчок. Я открыл дверцу и достал амулет.

Я прочно сжал амулет в левой руке и подержал его там некоторое время. Затем достал трубку, приложил её к амулету — и вместо неё появился летающий шар, удерживающий амулет специальным инструментом, типа щипцов.

Я подошёл к окну и выбросил шар с амулетом в дыру — шар поднялся в воздух и полетел. Он будет ждать меня снаружи, паря в воздухе. Когда придёт время — он меня найдёт и опустится мне в руки. Я приставил кусок стекла обратно к окну и провёл по краю ладонью — окно вновь стало целым.

Я услышал шаги снаружи и поспешил к двери. Приоткрыв её, я увидел, как, поднявшись по лестнице, в коридор вошёл Орлин.

Он увидел лежащих на полу гридней, глаза его округлились, он открыл рот, собираясь позвать стражу. Я быстро выбежал из комнаты, зажал ему рот ладонью, и часть перчатки забралась ему в рот и превратилась там в раздувшийся твёрдый кляп. Орлин не мог ни издать звука, ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни сомкнуть челюсти.

Его рука спешно потянулась к мечу на поясе, и я приложил вторую перчатку ему к области сердца, и широкое лезвие, выросшее из перчатки, глубоко вонзилось ему в грудь. Орлин в ужасе выпучился.

Я поволок его, уже умирающего, к окну, что находилось неподалёку и выходило на задний двор. Я опустил Орлина на пол, приложил одну перчатку к стеклу, второй провёл вокруг неё, и снова цельный вырезанный кусок стекла оказался у меня в руках. Я отставил его в сторону, выглянул наружу. Внизу были глубокие сугробы, темно, поблизости никто не обретался. В небе вспыхивали салюты, и с другой стороны от терема доносился шум веселья, праздник продолжался. Я швырнул Орлина в дыру в окне, вставил кусок стекла на место, провёл перчаткой по границе, и окно снова стало цельным.

Я вернулся в покои барона. Подошёл к сейфу, стянул с левой руки перчатку и посмотрел на неё. Я печально вздохнул и сказал:

— До встречи, дружище. Надеюсь, ты ко мне скоро вернёшься.

С тяжёлым чувством я положил перчатку в сейф. Она тут же превратилась в амулет — точнее, в его копию. Именно для этого я и подержал его в левой руке — чтобы перчатка скопировала форму.

Теперь у меня оставалась только одна перчатка, правая. Я закрыл дверцу тайника, с помощью перчатки запер её. Затем вышел из покоев, перчаткой запер дверь на замок, оставил среди храпящих стражей кувшин из-под вина и двинулся обратно по коридору.

Я вернулся в комнату Хейльзы, разделся и лёг в постель. Она проснулась и сонно проговорила:

— Милый Гордон Рой, это ты, дорогой?

— Да.

— Ты отлучался?

— Да, нужно было выйти.

— Я думала, ты не вернёшься.

— Вернулся и готов повторить то, чем мы занимались!

Она хихикнула и обняла меня, стала на меня взбираться и принялась страстно целовать.

— Ну, давай продолжим, Гордон Рой! — весело сказала она. — Только теперь попробуем что-то новое. Хочу получить как можно больше впечатлений от нашей встречи. Чтобы было что вспоминать, когда ты уедешь.

Позже, когда мы уже были измождены и почти проваливались в сон, я попросил её кое о чём.

— Да, милый Гордон Рой, чего ты хочешь?

— Не можешь ли ты прошептать мне одно слово на ухо.

Она хихикнула.

— Какое слово?

Я назвал его. Она удивилась.

— Что это значит?

— Это тайна, — загадочно сказал я.

— Ну-у… Хорошо. Всё, что угодно для моего любимого иностранного детектива! — сказала она и потянулась к моему уху.

— Dalanadriel'… — прошептала она, и я тут же сладко заснул.