Серая Башня

Глава 20 Мы плывем на лодочке (То слово)

Я находился в тронном зале. За троном — стена с парящими в тумане полумесяцами. В высокие арочные окна бил приглушённый свет — снаружи стоял пасмурный день. Окна-арки и колонны поднимались вверх к громадным сводам, а там, под потолком, можно было видеть статуи обнажённых фигур, а на самом потолке красовались гигантские символы, гербы, родовые знаки, изображающие рыбу.

На возвышении со ступенями стоял могучий трон из ветвей, на нём восседал всё тот же владыка в жутких доспехах и с ужасной головой в виде черепа с рогами, шипами и жвалами, в короне из ветвей.

К трону приблизилось одно из звероголовых чудовищ. У него была голова насекомого, его броня была чёрной, с огромными наплечниками, на левом большие загнутые шипы, на предплечьях — шипастые наручи, глаза существа светились зелёным, похожим на блуждающие огоньки над болотами. Я ощутил что-то знакомое в его облике…

Когда он снял свою голову насекомого — а это оказался всего лишь закрытый шлем с маской — я увидел, что у него… моё лицо.

— T’hou yarren sabhail' tor G’haedn Aelonker T’hekarrag’he? — спросило существо на троне рокочущим металлическим голосом, от которого бежали мурашки.

— Yarm iomlairen Meya N’raad, — ответил… я, на которого я глядел сейчас со стороны.

Появилась она. В облегающем длиннополом белом платье, с глубоким декольте и вырезом у правой ноги вдоль всего подола, с обнажённой спиной. Волосы её — как обычно — длинные, струящимся водопадом спускались до самого пола.

Она встала позади меня — того, на которого я смотрел со стороны — обняла его, чмокнула в щёку и воскликнула:

— Mo moeruil' lymin arur! T’hou yarr nior oirren dirr t’h!

Я (он) ей ответил:

M ' hurar ye ' h

Orren neak eh.

— Mo arur! Mo lymin arur! — восклицала она с восторгом, заламывая руки.

Существо на троне рассмеялось, рокочущий скрежещущий смех разнёсся по всему просторному залу, отскакивая от стен, высоких сводов, отполированного до зеркальной чистоты каменного пола и величественных арок.

Существо на троне протянуло руку ко мне (к нему) и сказало:

— T’hugatar emi Meya N’raad.

— G’haabn, — ответил я (он) и положил в руку существа… продолговатое яйцо.

Существо на троне, снова рассмеявшись рокочущим металлическим смехом, высоко над головой вскинуло руку с яйцом. В зале зазвучали приветственные возгласы и аплодисменты — их издавало полчище других звероголовых существ, в считанные секунды заполнивших помещение. Когда существо на троне смеялось, луны на стене за его спиной начинали бешено метаться, сталкиваться, трястись, будто встревоженный рой пчёл.

— At’hakcair! — торжественно провозгласило существо. — Diog’hatlas straat!

Присутствующие ещё яростней зааплодировали и возликовали. Внезапно яйцо в руке существа начало дрожать, покрылось трещинами, сквозь них ударил мощный свет, и я вдруг осознал, что это оружие массового поражения, это смерть миллионам живых разумных существ, это Cinnwelin Pferadhair.

Затем она взяла меня (его) за руку и поманила за собой.

— K’hegate, — сказала она.

Они (я и она) вышли через арку в стене, и я последовал за ними.

Она привела меня (его) в просторное помещение, где в центре стоял длинный обеденный стол с красной скатертью. Дева усадила меня (его) за стол и поставила передо мной (перед ним) кубок с вином. Я (он) отпил из него, и напиток был так сладок и приятен, что у меня и моего двойника слёзы навернулись на глаза — настолько сильно я (и он) скучали по здешней пище и питью, живя в варварском краю Серой Башни!

Она взяла струнный инструмент deilynn, уселась прямо на стол передо мной (перед ним), заиграла и запела для меня (для нас). Голос её был чист и приятен, нежен и ласкал слух. Она пела:

'A

D’horiolly,

d’horiolly

Meale

milis caraid

D’horiolly

mealary

Yarm

doethynn laoid’h

A

T’hali pfoen

ans oik’h

Pfoen

ans dork’hatu lon

Sinne asnam’h

ans b’hdaew

Ne

tonne

aepf lime'

Да, «Мы плывём на лодочке по волнам любви», именно этими строками она и закончила отрывок из знаменитой любовной песни «D’horiolly» («Дорогой»). Ещё эта песня называлась «Lymin Cwzg» («Афродизиак»), или «Lymin Lon» («Любовный пруд»). Существовало много вариантов этой песни (как это всегда бывает с народными песнями), её вариант мне вполне нравился.

— Vaenlae’h b’hen h’aes lad’hael' lebhate, — довольно сказала она. — Sinne b’hen dravuk lloin gadharna, aen b’hen lymne ans lad’hael' lebhate. Samhail' hae’h aarsladt’h! Vaen sinne aoin emi amrail'!

Дева слезла со стола, взяла меня (его) за руку и спросила:

— Doethynnarr ze emi lloin-adai? Doethynnarr yarm crwynn ans ag’h t’hou cil’deryk’h?

Я (мы) ответили утвердительно, и она, лукаво улыбнувшись, повела меня (его) за собой.

— K’hegate.

Они покинули помещение и вышли в просторный длинный коридор, я последовал за ними. Мы двинулись по коридору, и по обеим сторонам мимо проплывали изящные остроконечные арки. Она вела меня (его) мимо них, и у меня (нас) не было ни времени, ни желания заглядывать в них, чтобы узнать, куда они ведут. Вместо этого я (я) любовался её прекрасной нежной обнажённой спиной. И тем, как при каждом шаге девы ткань натягивается вокруг места пониже спины, обрисовывая великолепные формы.

Наконец, она дошла до арки, ведущей в нужное помещение, вошла, и я (мы) последовали за ней.

Однако, как только я (я) прошёл через арку, дева исчезла, исчез коридор, роскошные помещения, и я оказался в тёмном лабиринте, где вдали падали лучи света, и в свету стоял дикозверь. Я поднял голову, и увидел, как с края ямы сверху за мной наблюдают звероголовые существа.

Я снова бросился на дикозверя, но вдруг он исчез, скользнув во тьму, и теперь я просто бежал к лучу света. Когда я добрался до него, то увидел, что это не луч, бьющий сверху, а щель, зазор между дверью и косяком, из которого бьёт свет. Я открыл дверь, вошёл… и понял, что попал в Серую Башню — меня окружали стены с узорами лун и деревьев на карамельном фоне. И в тот же момент я понял, что Башня знает о моём присутствии!

В помещении замерцал красный свет, зазвучал визжащий звук, раздающийся отовсюду, от самих стен. Всё затряслось, задрожало, будто началось землетрясение, стены завибрировали, и у меня бешено заколотилось сердце. Дверь, через которую я вошёл, исчезла, так что я просто побежал вперёд, не зная, куда бегу, не разбирая дороги, и вокруг был лишь коридор Серой Башни, стены которого украшены узорами лун и деревьев на карамельном фоне. Коридор бесконечно тянулся и тянулся вдаль, не заканчивался.

Я чувствовал, что задыхаюсь. Башня убивала меня. Я видел, как вслед за вибрирующими стенами начала вибрировать и кожа на моих руках. Моя плоть вибрировала, всё тело затряслось, вибрация становилась всё быстрее и быстрее. Нарастал визжащий звук — это был визг самой Серой Башни — и ускорялась вибрация моей плоти. Визг проникал в мою голову, острым шилом врезался в мой мозг. Я ощутил, как у меня закровоточили уши, кровь побежала из носа.

Всё дрожало, всё тряслось, я чувствовал, что распадаюсь на куски. Башня разрывала меня на части, Башня разбирала меня на частицы, на мелкие песчинки, Башня распыляла меня, испаряла меня.

Жуткая боль пронзила голову, и я дико заорал, и всё утонуло в белом свету, а затем погрузилось во тьму. В густой непроглядной тьме звучало лишь моё одинокое испуганное дыхание и бешено колотящееся сердце. Но потом ко мне нежно прикоснулась рука, добрая, заботливая. Тёплая ладонь легла на моё плечо, и успокаивающий шёпот прозвучал над ухом:

— Dalanadriel'…

И я успокоился. Кошмар прошёл, всё прошло.