Кудрявые белоснежные облака нежились на солнышке, в васильково-голубой высоте неба. В воздухе были разлиты безмятежность и покой, и, казалось, ничто не может нарушить эту идиллию.
«Скоро Синяя Рыба приведет его, и он совершит то, что предопределено Судьбой, и все наконец-то смогут вздохнуть с облегчением».
Глава Совета Высших сидел в тенистом парке, прислонившись спиной к толстому стволу старого дуба, и задумчиво смотрел вверх, на ажурные узоры листвы. В руках он держал небольшой круглый предмет в толстой металлической оправе, похожий на увеличительное стекло, но не прозрачное, а матовое. Внутри него медленно клубился белый туман, то сворачиваясь в кольца, то собираясь в облака.
Ротсен повернул колесо заводного механизма на три деления назад, и в завихрениях тумана стали проступать размытые образы. Девочка. Она шла под проливным дождем, опустив голову, и, похоже, была чем-то огорчена.
Он задумчиво покрутил пряжку плаща. Что бы это могло значить? Спектралайзер никогда не лгал, но порой в его показаниях разобраться было весьма сложно, а иногда они вообще не имели никакого смысла. И все же он пытался на что-то намекнуть. На что-то очень важное…
В воздухе прошуршало, и крупный желудь пролетел чуть правее от его уха, попав в морщинистую кору дерева. В ту же секунду послышалось торжествующее хихиканье, а вслед за ним — сердитый окрик. На поляну, заливисто хохоча, выбежала белокурая девочка, в пестром сарафане, лет шести-семи на вид. Она убегала от девушки неземной красоты с длинными серебристыми волосами, в которых запутались звезды. Девушка была похожа на фею. Ее длинное белое платье струилось, как предрассветный туман.
Взвизгнув, малышка попыталась спрятаться в высокой траве, но это ей не удалось, потому что ее старшая сестра догнала ее и схватила за руку.
— Кэтти, перестань баловаться! Сколько раз тебе говорить?! Зачем ты бросила желудь в дядю Ротсена?
— Мелли, пусти меня! — девочка попыталась увернуться, возмущенно глядя на сестру. — Мы играли!
— Чтобы я больше этого не видела! — она повернулась к Ротсену и, откинув волосы со лба, устало пробормотала, — Прости. Стоило мне только на минутку отвернуться, как ее уже след простыл. Несносная девчонка! Никакого сладу с ней нет.
«Несносная девчонка», воспользовавшись паузой, выдернула руку и была такова.
Ротсен примирительно улыбнулся:
— Она еще ребенок, Мелли. Ей необходимо играть, ведь только так она может познавать мир. Придет время, она повзрослеет и станет другой.
— Проблема в том, что она не хочет взрослеть! Она хочет навсегда остаться ребенком, значит, она им останется, ты же знаешь.
— Не беспокойся. Она обязательно все поймет. И когда-нибудь она захочет вырасти. Очень часто мы, к сожалению, не отдаем себе отчет в том, что то, что мы хотим, может исполниться, — философски добавил он. — Да и всегда ли мы можем сказать наверняка, чего мы хотим?
Мелани опустилась на траву рядом с ним.
— Есть новости?
— Пока нет. Но все идет по плану.
— Совет не собирался уже две недели. Можно ли это расценивать как добрый знак?
Ротсен задумался.
— Сейчас еще рано делать выводы. Мы должны дождаться Синюю Рыбу. Тогда, по крайней мере, мы услышим все из первых уст, и уже будем знать точно, чего нам ждать от него.
— Это мальчик?
— Да, его зовут Максим, он…
Внезапно небосвод потемнел, и острая, как лезвие молния прочертила в воздухе кривой зигзаг, следом за которым раздался страшный грохот. Земля задрожала, Мелани попятилась, но, запнувшись о камень, упала на землю. Ротсен лежал в нескольких метрах от нее.
— Кэтти! — закричала она, — Кэтти, где ты?
Последний толчок был такой сильный, что в земле образовались глубокие трещины, а с дерева, под которым они прятались, градом посыпались желуди. Постепенно землетрясение начало стихать, черная пелена — рассеиваться, и через несколько минут все стало по-прежнему. Небо вновь стало синим, солнце все так же ласково согревало землю своими лучами.
Ротсен осторожно поднялся с земли и помог встать Мелани, которая все еще с тревогой оглядывалась по сторонам.
— Это то, что я подумала? — заикаясь, спросила она.
— Да. Он проснулся.
— Кто, неужели?…
— Да, он. Скорпиус проснулся. Это плохо. Надо посоветоваться с Трейнс. Наверняка она уже что-то знает. В любом случае, она знает больше, чем я.
Ротсен уже бежал по направлению к замку.
— Я полечу туда. А ты предупреди остальных. Скажи, что когда я приеду, мы соберем Совет. Но сначала найди Кэтти. И никуда ее не отпускай. Это может быть опасно.
Мелани остановилась.
— Если даже здесь становится опасно, то не означает ли это, что…
— Да, — кивнул Ротсен, — именно это.
— И если у мальчика ничего не получится…
— Это будет конец. Конец всем нам, — закончил он.
Мелли в испуге отшатнулась, ее лицо стало белее мела. Ротсен притянул ее к себе и крепко обнял.
— Не бойся. Мы вместе. Все будет хорошо. Надо верить…
— Да… — эхом откликнулась Мелани, — Надо верить…
Ротсен бережно гладил ее мягкие, как шелк, серебристые волосы.
— Мне надо ехать, дорогая. Найди Кэтти. И не поддавайся отчаянию! Обещаю: я все улажу.
Застегивая на ходу пуговицы куртки, Ротсен подошел к белому коню, который, фыркая и тряся длинной гривой, нетерпеливо рыл копытами землю.
— Привет, Даниту! Соскучился по полетам, малыш? Надеюсь, ты хорошо отдохнул. Сегодня нам предстоит длинная дорога.
Даниту приветственно расправил крылья.
— Куда? — спросил он.
— На Драконью скалу.
Крылатый скакун капризно фыркнул, и встал на дыбы.
— Почему же Глава Совета летит не на вертолете? Или не ты на позапрошлом собрании заявил, что технический прогресс необходимо поощрять? Подобает ли Высшему летать на простом коне?
— Даниту, неужели ты до сих пор дуешься на меня? — Ротсен виновато улыбнулся и попытался схватить поводья, но конь, разгадав его уловку, дернулся и ударил Ротсена крылом — легонько, но ощутимо.
— Дан, перестань! Ты же знаешь, что вертолет у нас остался только один, резервный, а его брать нельзя. К тому же у него какие-то неполадки в двигателе, и он вряд ли поднимется на такую высоту. А я не могу позволить себе рисковать последним вертолетом.
— Да ну?! А где же, интересно, остальные?
— Три луны назад эскадрилья из дюжины вертолетов пропала в Заоблачных горах. До сих пор ищут. Парочка уже списана: износ больше тысячи процентов. Один, каюсь, я разбил самолично — не вписался в поворот, — увидев выражение, промелькнувшее в глазах Даниту, Высший маг покраснел, и поспешно добавил, — Но это было давным-давно, вертолеты тогда только появились, и еще никто не умел толком управлять ими. Да и, как потом выяснилось, у него были какие-то неполадки в двигателе.
— Как можно не вписаться в поворот на вертолете? — с искренним удивлением воскликнул крылатый конь, — Ты в лабиринте, что ли, летал?
— Представь себе, да! Разыскивал этого пропавшего бельчонка. Ариса тогда чуть с ума не сошла от горя — это был ее единственный сын. А остальные вертолеты числятся на балансе Магического Университета.
— Аристократы! — Дан брезгливо сморщился, — Не слишком ли большая роскошь — в командировку летать на казенных машинах? То ли дело раньше — и коврами-самолетами не гнушались, а теперь, видите ли, вертолеты им подавай, а старые добрые транспортные средства, стало быть, прошлый век?
— Ну на чем же им летать? У них же нет крылатых коней, — Ротсен примирительно потрепал Даниту по холке, — Мне очень нужна твоя помощь, Дан. Я должен поговорить с Трейнс. Если кто-то и может объяснить, что происходит, то только она.
— Ладно. Полетели, стало быть, — буркнул Дан.
Одним прыжком Ротсен вскочил в седло, и крылатый конь взмыл в небо.
Драконьей скалой звалась гора, вершина которой состояла из нескольких кривых, как крючья, пиков, издали она была похожа на лапу дракона с загнутыми когтями, стремящегося схватить жертву. Именно здесь, в пещере у подножия горы, жила Трейнс — огромная, огненно-красная саламандра. У нее был сложный характер, длинный хвост и две головы с двумя парами черных проницательных глаз и острыми языками, способными ответить на любой вопрос.
Трейнс была, пожалуй, самым древним существом всех времен и миров: говорили, что она самолично присутствовала при рождении Вселенной. За долгие годы жизни она повидала немало, и, в конце концов, стала очень мудрой. Кроме того, Трейнс обладала даром предвидения. Днем и ночью к ней приходили спросить совета, узнать правду, или просто проконсультироваться по какому-либо вопросу, а иногда с подобострастной улыбкой просили предсказать им будущее. В конце концов ей это так надоело, что в один прекрасный день она исчезла. Ее искали, но безуспешно. Мудрая саламандра решила навсегда распрощаться с суетой, и, уединившись в пещере на краю света, стала вести жизнь отшельницы. Долгое время никто не мог найти дорогу к ее пещере, хотя не один храбрец пытался отыскать ее.
Когда Ротсен много равноденствий назад нашел пещеру в Драконьей скале, он еще не был главой Совета, он даже не был Высшим. Но ему удалось расположить строптивую саламандру к себе, так, что она согласилась общаться с ним и отвечать на его вопросы — иногда. Тогда, когда это было действительно необходимо.
Хотя крылатый конь летел быстрее ветра, до Драконьей скалы они добрались только к вечеру. Днем в пещере царил полумрак, но с наступлением сумерек там властвовала непроглядная тьма. Снаружи черное отверстие входа, с острыми шипами сталактитов и сталагмитов было похоже на разинутую пасть хищника, готового проглотить любого, кто подойдет к нему слишком близко. Из пещеры шел желто-оранжевый пар.
Ротсен отлично видел в темноте и был здесь не один раз, но сейчас даже он почувствовал что-то похожее на религиозный трепет.
Когда он вошел в пещеру, Трейнс лежала на камнях, отдыхая после ужина. Хвост она опустила в ледяную воду подземного озера — это помогало собраться с мыслями и сконцентрироваться на главном. Все четыре глаза ее были полуприкрыты, отчего у неискушенного наблюдателя могло сложиться впечатление, что саламандра спит.
Но Ротсен знал, что у старушки Трейнс отличный слух. Поэтому на расстоянии десяти шагов он остановился и почтительно опустился на одно колено, склонившись в вежливом поклоне.
Трейнс нехотя приоткрыла один глаз и проворчала:
— Что привело тебя ко мне на этот раз, о Высший?
Ротсен поднял голову и протянул ей спектралайзер.
— Вот это.
В круглом стекле прибора темнело размытое изображение недавней бури — на небо со всех сторон надвигались фиолетовые грозовые тучи, сверкала молния, порывистый ветер пригибал высокие деревья к самой земле.
С минуту Старейшина молча рассматривала прибор, запечатлевший стихию. Потом лениво поднялась с земли и, переваливаясь с боку на бок, заковыляла к большому плоскому камню, служившему ей ложем. Устроившись поудобнее, она устремила на главу Совета Высших свой пронзительный немигающий взгляд.
— Ты знаешь, что это значит, — наконец сказала она.
— Но как такое могло произойти? — воскликнул Ротсен. — Ведь ты буквально вчера смотрела линии Судьбы, и не видела никаких, абсолютно никаких препятствий!
— Линии Судьбы изменились, потому что изменилось положение вещей. Кто-то пытается вам помешать.
— Скорпиус, — прошептал Ротсен.
— На этот раз — его слуга.
— Слуга?! Но все его приспешники давным-давно отреклись от своего хозяина! Кто он? Откуда он взялся?
Вместо ответа саламандра выпустила из ноздрей четыре тонкие струйки дыма.
— Откуда появляется добро и зло? Ниоткуда. Оно всегда было, есть и будет. Когда-то Скорпиус позаботился о том, чтобы в мире повсюду были посеяны семена зла. И иногда эти семена прорастают — когда падают на благодатную почву. Эриус не был рожден злодеем. Он стал таким. И в этом не виноват никто — только он сам. Он сам выбрал свой путь. Вообще-то, он даже не из нашего мира. Сюда он попал благодаря Скорпиусу.
Трейнс замолчала, тяжело дыша, словно эта речь отняла у нее последние силы.
— Эриус?
— Да. Так его зовут. Он принимает облик огромного черного орла. Там Эриус был человеком. Но, попадая в наш мир, каждый проявляет свою истинную сущность, и рано или поздно внешность делается соответствующей внутреннему содержанию. Впрочем, он может принимать человеческое обличье, но ненадолго.
— Почему?
— В нем слишком много деструктивной энергии. Эта энергия не дает ему удержаться от перевоплощения. Так что он, можно сказать, пленник самого себя.
Она царапнула морщинистой лапой по камню и продолжала:
— Эриус мечтает избавиться от этого облика, который ненавидит. Но помочь ему в этом может только Скорпиус. И он уничтожит любого, кто встанет на его пути.
Ротсен в отчаянии ударил кулаком по стене. Несколько летучих мышей с испуганным писком сорвались с места и, хлопая крыльями, улетели в ночную мглу.
— Я так и знал, — воскликнул он, — Что обязательно появится кто-то, кто будет мешать нам! Почему, объясни мне, почему в жизни нельзя без этого?!
Со сводчатого потолка пещеры мерно падали крупные капли воды, просачивающейся между камней. Их стук был похож на тиканье метронома. Саламандра тряхнула головами и неуклюже поднялась на задние лапы.
— Тише, не пугай моих мышей. Успокойся. Я думаю, мальчик справится. Вот, держи, — она подошла к расщелине в скале и вытащила оттуда длинное алое перо, отливавшее золотом. Во мраке пещеры перо светилось — не изнутри, а так, словно на него падал свет всех самых ярких прожекторов мира. От этого света исходили почти ощутимые волны бесконечной надежности и уверенности. Он успокаивал, вселял надежду.
В пещере сразу стало светло. Последние летучие мыши, разбуженные вспышкой, громко вереща, улетели вон.
— Это перо феникса, — проскрипела Трейнс, — оно поможет ему найти верный путь и не заблудиться. Отдай его мальчику.
Ротсен осторожно взял перо за черенок.
Спасибо тебе, — горячо поблагодарил он. — Ты опять помогла нам.
Трейнс грузно опустилась на землю, свернув хвост в кольцо и, враз посуровев, сказала:
— Перо должно оказаться у Избранного как можно быстрее. Если он собьется с пути и не выполнит свое предназначение, все мы окажемся в страшной опасности. Слишком многое сейчас зависит от этого ребенка. Я от всей души надеюсь, что он оправдает наши надежды, и желаю ему удачи, но если я ошибаюсь, если этого не случится, то ни я, ни ты, ни весь ваш Высший совет не сможет ничего сделать.
По земляному полу пещеры поползли зеленоватые блики.
— Луна взошла, — заметила Трейнс, — Тебе пора.
Ротсен вышел из пещеры, прохладный ночной ветер тут же взъерошил его волосы. Все вокруг было залито лунным светом, и казалось, что скалы и деревья сами излучают свет. Луна медленно поднималась на небосвод. Увидев его, она улыбнулась и прошептала:
— Привет.
Ротсен поднял вверх руку, в которой держал перо Феникса, и помахал им в знак приветствия.
— Ты поговорил со Старейшиной?
— Да, — ответил он.
— Что это за перо?
— Его нужно передать мальчику, Максиму.
— Я видела его. С ним Синяя Рыба. Они далеко отсюда, у реки.
— На противоположной стороне, — пробормотал Ротсен.
Даниту подошел к нему и легонько стукнул копытом по земле.
— Мы должны ехать, чтобы успеть до рассвета. Ты хотел собрать Совет.
Ротсен остановился в замешательстве.
— А как же Перо? Трейнс велела отдать его Максиму как можно скорее.
Лунная фея задумалась. Согласно неписаному закону, луне не положено было покидать свой пост на небосклоне до утренней звезды. Увы, но правило распространялось на все Луны всех миров, в том числе и волшебных. Ей предстояло провести на небе еще много часов, и только с рассветом можно было уйти. Это была ее работа — работа, с которой нельзя было ни отпроситься, ни уволиться.
— Я знаю, что делать, — успокоила его Мелани, — мне нужен кусочек стекла — лупа или зеркальце. Что-нибудь, что сможет отразить мои лучи.
Ротсен в недоумении пожал плечами, но все же открыл футляр и вынул спектралайзер.
— Открой его, и направь вверх, — Луна уронила тонкий лунный лучик на стекло. Отразившись в зеркале, луч упал на землю яркой точкой света. С тихим шипением, похожим на звук шипучей таблетки, растворяемой в воде, точка стала расти, приобретая объем и форму, и в конце концов превратилась в зайчика. Зайчик пошевелил ушами, и открыл глаза.
— Этот Лунный зайчик, — объяснила Мелани. — всегда будет слушаться только тебя, потому что ты создал его.
Ротсен присел на корточки и почесал Лунного зайчика за ухом, а тот ласково ткнулся влажным носиком в его ладонь.
— Возьми мой луч за кончик, — сказала Мелли.
Тонкий лучик лунного света скользнул вниз и белой светящейся нитью повис в воздухе. Ротсен взял ее двумя пальцами и потянул на себя. Луч стал разматываться, как разматывается клубок пряжи, потом натянулся и оторвался с легким щелчком. В руках у него оказалось несколько метров нити, невесомой, как паутинка, но прочной, как стальной канат. Ротсен сплел из нее подобие ошейника и надел его на зайчика, крепко привязав к нему Перо. Длинноухий все это время стоял спокойно, словно понимал, что от него требуется.
Ротсен погладил светящееся существо и сказал ему:
— Пожалуйста, найди мальчика, который пришел сюда из другого мира. Передай ему Перо.
Лунный зайчик взмахнул пушистым хвостиком, и что есть духу помчался на запад. Туда, где между холмов, поросших густой муравой, текла река, на отлогом берегу которой сидел Максим. Мальчик, которому предстояло спасти весь мир.