Синяя Рыба

Оазис

Дорога пошла вниз, и вскоре путники увидели узенький каменный мостик, перекинутый через пустое русло. На дне, среди песка и засохшей грязи кое-где сиротливо лежали сморщенные веревочки водных растений.

— Это лето выдалось очень засушливое, — пожаловался Докси, для приличия несколько раз опечаленно вздохнув, — Здесь должна была быть река, но, как видите, от нее ничего не осталось.

— А там, впереди, еще будут реки? — обеспокоенно поинтересовался Максим. — Мы, в отличие от тебя, не можем без воды.

— Да, но они, должно быть, тоже все пересохли. Впрочем, — ободряюще заметил он, взглянув на вытянувшиеся лица ребят, — впереди есть оазис. Идемте!

Озорной ветер пустыни украшал песчаные барханы волнистыми кружевами оборок. Он работал неторопливо, со вкусом, как художник, который пишет холст, но окончательного результата добиться не мог — стремясь достичь совершенства, он то и дело находил в своей работе все новые и новые изъяны, и, без сожаления стирая предыдущие узоры, тут же создавал новые, что самое поразительное, умудряясь при этом не повторяться ни разу.

Солнце стояло в зените, беспощадно сжигая все вокруг своими лучами, не оставлявшими ни единого шанса тем, кто имел неосторожность не позаботиться вовремя о надежном укрытии. Только бутылочно-зеленые кактусы, ощетинившись, самым бессовестным образом торчали у всех на виду, всем своим видом говоря, что им решительно наплевать и на жару, и на засуху. Некоторые при этом еще и ехидно хихикали. Вскоре, однако, исчезли даже они, и Максим невольно подумал, что если бы не ослепительно-синее небо над головой, местность, по которой они шли, вполне сошла бы за декорацию к фантастическому фильму про марсиан в качестве ландшафта невзрачной, лишенной атмосферы планетки, затерянной в «далекой-предалекой Галактике».

Ноги по щиколотку увязали в песке, который неминуемо попадал в ботинки. Сначала Вика и Максим старательно вытряхивали его оттуда, но очень скоро бросили эту бессмысленную затею. Идти босиком же было невозможно — это было все равно что идти босиком по раскаленной докрасна жаровне. Пару раз впереди возникал оазис, чудесный пейзаж с пальмами и пышной зеленью, обрамлявшей синюю гладь воды. Но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что это всего лишь миражи, на которые не скупилась пустыня, по-своему понимавшая гостеприимство, — с чувством юмора у нее явно были серьезные проблемы.

— Славится пустыня миражами, — сказал Докси тоном экскурсовода, показывающего иностранцам местные достопримечательности, — Миражи — дальние родственники парадоксов. Мы мало общаемся между собой, но нас объединяет одна цель — внести в жизнь разнообразие, сделать ее ярче, интенсивнее, колоритнее.

— Не знаю как ты, Вика, — простонал Максим, — но мне сейчас не до колорита. Еще немного — и я расплавлюсь от жары. А эти миражи… от них еще хуже. Думаешь: все, пришли, вот она, вода и привал — так нет же — мираж! Глядь — и нет ничего. Смотри-ка, еще один! Одурачить нас хочет. Надо же, как настоящий!

— Максим…

— И близко совсем, — продолжал сетовать он, — Пальмы, цветы, — все как положено. А ведь так даже и не скажешь, что это просто обман зрения, а на самом деле там ничего нет — только пески и кактусы. Конца-края нет этой разнесчастной пустыне!

— Максим…

Он обернулся и увидел, что Вика вот уже минуту настойчиво дергает его за рукав.

— Максим, это не мираж. Это Оазис. Он взаправдашний.

Словно кто-то гигантскими ножницами вырезал кусочек тропического пейзажа и поместил его посреди камней и песка на голую равнину, лишенную даже намека на какую-либо флору. Это казалось невероятным, но, тем не менее, все это великолепие было совершенно реальным — и пышная зелень экзотических растений, и шелест листьев, и ветер, принесший с собой влажную прохладу, пахнущую кокосовым молоком.

Ребята восхищенно ахнули. От зрелища, представшего их взору, захватывало дух. По берегам тесной толпой росли пальмы и фикусы с кожистыми, сочными темно-зелеными листьями. Каждый стремился подобраться к оазису как можно ближе, чтобы достать корнями до грунтовых вод, скрытых в толще земли, нисколько не заботясь о своих собратьях, — место под солнцем, вернее, место над водой было ограничено, и его хватало лишь самым удачливым. Проигрыш же был равносилен смерти — палящее солнце во мгновение ока испепеляло всех, кто был лишен возможности ежеминутно, ежесекундно поглощать бесценную влагу. От множества малюсеньких солнц, дробящихся в волнах, поверхность озерца казалась посыпанной алмазной крошкой.

А у самой кромки воды, гордо расправив резные, как у тысячелистника листья, росли крупные, похожие на орхидеи, цветы. Красота их не поддавалась описанию. Но самым необыкновенным было то, что…

— Среди них нет и двух одинаковых! — изумленно воскликнула Вика, — Нет, ты посмотри! Они все разные!

— Действительно, — вынужден был признать Максим, — Все до единого.

— Тише! — перебила его Вика, вскинув голову, — Не дыши! Ты слышишь?

— Как будто музыка, — неуверенно проговорил он, — Но откуда?..

— Орхидеи, — ответил Парадокс, от гордости чуть не завязавшись в узел, — Они поют. Это поющие цветы. Они растут в пустынях, там, где вода подходит достаточно близко к поверхности.

Вика приложила палец к губам, давая ему знак замолчать, и воцарившаяся было тишина мгновенно заполнилась нежной, журчащей мелодией. Она ходила по кругу, неустанно повторяясь, но не становилась от этого навязчивой — напротив, ее хотелось слушать еще и еще. Было что-то такое в этом мотиве, отчего у ребят вдруг возникло ощущение, что они уже где-то слышали эти звуки.

— Никогда не видела таких цветов, — проговорила Вика.

— Никогда не видел, чтобы цветы пели! — Максим поднял голову и посмотрел на Парадокса, — Почему они поют, Докси?

— Они поют, потому что они счастливы. Им немного нужно для счастья. Оазис, дающий им жизнь, солнце, которое дарит им свое тепло, пчелы, чтобы опылять их. Они не знают ни зависти, ни гордыни. Им нечем гордиться, потому что среди нет лучших — они все одинаково прекрасны. Им некому завидовать, потому что у каждого есть все, что нужно для жизни. Так рождается песня. Жаль, не все существа понимают, что для счастья на самом деле немного надо, — Парадокс замолчал и задумчиво уставился вдаль.

Вика щелкнула пальцами.

— Знакомый мотив… — она зажмурилась, углубившись в ворох воспоминаний, и вдруг ее осенило:

— Музыкальная Шкатулка!

— Точно! — воскликнул Максим. — Я сразу почувствовал, что уже слышал эту мелодию, только не мог вспомнить, где именно.

— А счастье всегда звучит одинаково, чье бы оно ни было, — заметил Парадокс, — Это не парадокс и не совпадение. Это аксиома, один из законов Вселенной, но которых зиждется мир.

Вода оказалась ледяной, как из колодца, но чистой и свежей, а, главное — пресной. Вдоволь напившись и искупавшись, Максим с Викой прилегли отдохнуть в густой тени долговязой пальмы, чей ствол, шершавый, как наждачная бумага, заканчивался потрепаным зонтиком ветвей. Парадокс по их просьбе собрал изрядное количество местных фруктов, настолько же непохожих на те, к которым дети привыкли в своем родном мире, насколько аппетитно и соблазнительно они выглядели. К слову сказать, фрукты оказались изумительно вкусными.

— Что мы будем делать? — спросила Вика у Максима, катая в руках крупную, похожую на персиковую, косточку. — Пойдем сейчас или дождемся вечера? Я считаю, что жару разумнее переждать здесь.

Мальчик покачал головой.

— Я бы очень хотел с тобой согласиться, но ты же знаешь, что нам лучше не мешкать. Плохо, что у нас нет никакого транспорта. Этот Абсолют оказался значительно больше, чем я предполагал. На своих двоих далеко не уйдешь. И все же идти надо.

— Тогда я предлагаю сейчас поспать, а идти ночью, когда будет не жарко.

— Ночью темно. Не хватало еще нам заблудиться в пустыне. От твоего фонарика толку мало: красная точка размером с булавочную головку — это все, на что он способен. А мой надо беречь.

— У тебя же есть Жезл! Ты можешь использовать его как источник света.

Максим смущенно промолчал. Он был прекрасно осведомлен о своих магических способностях, и не питал на этот счет никаких иллюзий. Хотя попробовать, бесспороно, стоило. Только не сейчас. Позже. Мальчик сел, подперев подбородок ладонями, и задумался.

— Почему? — пробормотал он, — Почему мир так устроен?

— Ты о чем? — отозвалась Вика, с трудом открывая глаза.

— Почему в мире обязательно есть что-то, чего не хватает на всех? Почему кто-то может просто жить и радоваться, а кто-то вынужден бороться за свою жизнь, отбирая при этом право жить у других? Сколько пальм в этом оазисе? Ровно столько, на сколько хватило места у воды, а где те, кому места не досталось? Ты знаешь ответ, Докси? В нашем мире — другое дело. Но мы ведь в Абсолюте! Здесь подобных проблем вообще не должно быть!

— Все совсем не так, как ты думаешь, мальчик, — проворковал Парадокс, — К югу от долины Грез, где не бывает холодов, и круглый год царит лето, растут кипарисы и пальмы, и лианы обвивают их ветви. Ты просто не был там. Понимаешь?

— Нет, — признался Максим, — Объясни.

— Там они просто живут, — без соперничества, без вражды, мирно и спокойно. Им не надо выживать. Они счастливы. И они тоже счастливы, — он развел руками, — А знаешь почему? Потому что это их выбор. Они сами выбрали такую жизнь, для своих, только им ведомых целей. Просто они хотели этого.

— А если выбора нет? — Максим пристально взглянул на Парадокса, — Что тогда?

— Такого не бывает. Выбор есть всегда. И мы, коренные обитатели Абсолюта, понимаем это. К сожалению, часто люди просто не видят его, а иногда просто трусят сделать свой выбор и позволяют решить за себя другим. А иногда говорят, что у них не было выбора, только чтобы успокоить душу и совесть. Но тем самым они только лишь обманывают и себя, и других.

— А что надо делать, чтобы не обманываться? Чтобы видеть выбор, когда наступает момент принять решение?

Парадокс грустно улыбнулся.

— Ничего. Ничего такого, что не было бы под силу любому человеку. Просто прислушиваться к своему сердцу, оно подскажет ответ.

Максим вновь ничего не ответил. Вместо этого он вытащил Жезл и, отойдя в сторонку, чтобы не разбудить Вику, долго и усердно упражнялся, почти не отдыхая. Зато через два с половиной часа его усилия были сполна вознаграждены — маленьким язычком фиолетового пламени, загоревшимся на конце магического Жезла.

— Есть! — торжествующе прошептал он, — Работает!

Но не успел он как следует обрадоваться своему успеху, как неожиданно его прервал резкий звук, слегка смахивающий на тарахтение автомобильного мотора, работающего на малых оборотах. Он не сразу сообразил, что это «тра-та-та» — не что иное, как сигнал тревоги Ореха справедливости, — до того громкий и жесткий на этот раз был его звук.

— Что это такое? — Докси с любопытством вытянул свою и без того длинную, как у жирафа, шею, и тут же в ужасе отпрянул. На его физиономии застыло выражение ужаса, словно это был не орех, а самородок плутония.

— Индикатор опасности?! — он дрожал всем телом, — Тапатум!

— Чего-чего? Какой топтун? — не понял Максим.

— Орех Справедливости, — торопливо заговорил Парадокс, с паническим ужасом озираясь по сторонам, — Очень редкий артефакт. За всю жизнь я видел его только трижды, и только однажды имел возможность наблюдать, как он работает. Орех предупреждает об опасности, когда она близко. Но в нашей пустыне есть только одно существо, представляющее угрозу — это Тапатум. Особенно если его разозлить. А ведь неделю тому назад он проиграл мне в домино всю свою удачу на этот месяц и еще два кило хорошего настроения! Ох, он же из меня отбивную сделает, если поймает, не посмотрит, что я, как редкий вид, занесенный в Красную книгу, и охраняюсь государством! Да, задаст он мне трепку, так что пиши пропало! Так что ребятки, придется мне вас покинуть, мои оставшиеся конечности мне еще не надоели.

— А как же мы? — в один голос воскликнули Вика и Максим.

— Ничего не поделаешь, такова жизнь, как говорится, приходится спасаться бегством, иначе мне крышка! А у вас есть оружие, да и вообще, вряд ли Тапатум тронет двух маленьких детей. На что вы ему сдались? Вы же не обжуливали его в домино. Все! Меня нет. Прощайте! Берегитесь Тапатума! — скороговоркой выпалил Парадокс, и поспешно ретировался.

— Но куда нам… — робко начал Максим, но Парадокса уже и след простыл. Максим в недоумении посмотрел на вибрирующий Орех и засунул в задний карман брюк, чтобы приглушить назойливый звук.

— Уходим! — бросил он Вике, не глядя на нее.

— Но мы же не знаем дороги…

— Главное — подальше отсюда. Понятия не имею, кто такой «Тапатум», но чует мое сердце, от него надо держаться на приличном расстоянии.