Как выяснилось, вокзал, через который проходила старая железная дорога, находился на другом конце города. В своем мире Максим, конечно же, воспользовался бы автобусом или трамваем, но здесь об общественном транспорте никто даже не слышал, и, подтянув пояс потуже, мальчик решил топать пешком — а что еще ему оставалось делать?
По случаю Ярмарки улицы города были декорированы воздушными шарами и разноцветными флагами. Организаторы торжества постарались на славу: фонарные столбы украшали завязаны изящные банты из шелковых лент, такие же ленты висели на дверных колокольчиках и оградах палисадников.
А сам город… Максим словно попал в мультфильм, нарисованный яркими, сочными красками — красками, среди которых полностью отсутствовали оттенки серого и черного. Стараясь успеть рассмотреть как можно больше, мальчик совсем не смотрел под ноги, и на первой же лестнице споткнулся, пересчитав носом ступеньки. Лестница, однако, вернула его к реальности: он здесь не для того, чтобы глазеть по сторонам. Максим намеренно опустил голову, уткнувшись взглядом в мостовую, и ускорил шаг, — но никто не подозревал, каких усилий ему это стоило.
Потому что оторваться от удивительного вида, который раскинулся во все стороны, было невозможно, как невозможно было остаться равнодушным к пестрой, по-детски наивной, в чем-то чуть-чуть несуразной, но в целом такой доброй и удивительно гармоничной архитектурной симфонии этого города. Все здесь было как игрушечное: будто кто-то взял пластмассовые кукольные домики, кубики и пирамидки, и увеличил их до размера настоящих зданий. Однако в том, что они настоящие, сомневаться не приходилось — из открытых окон доносился гомон голосов, иногда — стук молотков или стрекот швейных машинок; на веревках, натянутых высоко над головой прямо поперек улицы, сушилось белье, а из труб шел дым, закручиваясь в колечки.
Жизнь текла своим чередом, хотя разлитая в воздухе тревога чувствовалась даже здесь, в этом тихом, лишенном опасностей мирке, и, несмотря на безоблачное небо, все без исключения ощущали сгущающиеся тучи. Тени здесь побывать еще не успели, но слухи о них уже дошли до горожан, став самой популярной темой для обсуждения, — не было дома, где за обедом или вечерним чаем приятели не обсуждали бы последние новости с Юга: что якобы «на хуторе через поле видели огромную черную тень, которая закрыла небо, и днем стало темно, как ночью, а на прошлой неделе у двоюродного брата кузнеца из долины Тень похитила ребенка прямо из-под носа няньки». Поговаривали, что в Густом Лесу завелись гигантские тарантулы, чей укус смертелен, а паутина, которую они раскидывают на лесных тропах, так прочна, что перерезать ее можно только с помощью магии. Но все это было далеко, и поэтому не так страшно, а вот Бездонное Озеро гораздо ближе, а там, по словам очевидцев, появился ужасный монстр. Говорили, что он выходит на берег только по ночам, пожирая всех, кто попадется ему на пути, и, по слухам, его боятся даже водяные драконы.
Понятно было, что самолично никто не видел Тени, отчего, впрочем, все эти душераздирающие истории не казались менее правдоподобными. А еще ходили слухи, что Хрустальный Лотос разбит, а его создатель обрел прежнюю силу, и стремится заполучить власть над всем миром, что грядет конец света, Высшие собирают армию для борьбы с Тенями, но все их усилия напрасны, потому что тени непобедимы, и есть лишь одно оружие, которое может уничтожить их, но никто не знает, где оно находится, и как выглядит. Кто пустил все эти слухи, оставалось загадкой, но в них верили, и старательно пересказывали друг другу не забывая добавлять пугающие поробности. Потому что альтернативной информации попросту не было, а кентавры, читающие будущее по небесным светилам, — единственные, кто знали правду, — лишь хмурились и отводили глаза, когда к ним приставали с расспросами.
Став широкой, как проспект, дорога, сделала крюк и вывела мальчика на главную площадь, имевшую форму неправильного треугольника, — сюда выходили три центральные улицы города. Красные кругляшки плитки, которой была вымощена площадь, лучами сходились в центре, где тугая струя фонтана, пенясь, устремлялась в небо, где веером рассыпалась во все стороны. Солнце палило нещадно, и из-за нестерпимой жары, а, может, просто потому, что все были на ярмарке, узкие улочки города были пустынны. Редкие прохожие, едва завидев незнакомого мальчика, сразу же переходили на другую сторону, и, пугливо озираясь, старались юркнуть в первую подворотню. Поэтому Максим был весьма удивлен, увидев троих горожан довольно экстравагантного вида, чьи высокие фигуры были сильно похожи на человеческие. Они стояли у фонтана, оживленно о чем-то споря между собой, и, видимо, были так увлечены разговором, что, рассеянно взглянув на мальчика, тут же отвернулись и продолжили дискуссию. Позади них Максим заметил большое величественное здание, изогнутое подковой. Его фасад был облицован мрамором необычного бело-голубого цвета, портик украшала колоннада, а по обеим сторонам широкой лестницы, ведущей к центральному входу, стояли каменные статуи, похожие на древнегреческих муз. Наверное, театр или музей, решил он.
От фонтана веяло свежестью и влажной прохладой. Максим подошел ближе и, зажмурив глаза, с наслаждением подставил лицо водяной пыли. Разумеется, он не собирался подслушивать, но спорщики кричали как на митинге — на всей площади не было места, откуда их нельзя было бы услышать.
— Истину сложно облечь в слова. Любой язык слишком беден и примитивен, чтобы в точности передать все многообразие эмоций, — энергично жестикулируя, говорил худой господин в лиловом вязаном свитере с засученными рукавами, и шерстяном берете, — А музыка слишком абстрактна и эфемерна, чтобы брать ее за эталон. На холсте же можно изобразить все, что угодно — краски вернее всего передают любые ощущения. Порой взглянешь на картину, и сразу чувствуешь ее настроение, и понимаешь, что хотел сказать автор, какие чувства стремился выразить.
Однако его оппонент — пухлый человечек невысокого роста, одетый в оношенный сюртук, на котором недоставало нескольких пуговиц, и черный лакированный цилиндр, не дал ему договорить:
— Да кому нужны твои картины? — воскликнул он, презрительно сморщив нос, — Настоящую красоту можно передать только в музыке!
— Недостаточно создать музыку, — возразил третий, единственный из всей троицы счастливый обладатель густой шевелюры, в комплекте с пышными бакенбардами, — Ее еще нужно уметь сыграть, чтобы ее услышали. Много ли вы найдете людей, способных музицировать? — он почесал за ухом остро отточенным карандашом, — А мои книги может прочесть любой.
— Да погоди ты! — возмутился первый, — Вы мне не дали договорить! В этом споре рано ставить точку, но я клянусь вам — последнее слово будет за мной!
Максим кашлянул.
— Извините… вы не встречали здесь девочку? Примерно моего роста, длинные волосы?
— Что?.. Отойди, мальчик, не мешай!.. Так, на чем я остановился? Терпеть не могу, когда меня перебивают. Ну, вот, пожалуйста — я потерял нить! Из-за тебя, между прочим!
— Почему из-за меня? — обиделся господин в цилиндре, — Это вот он виноват! Что это за мальчишка? Откуда он взялся? Ты кто таков? — он сурово повернулся к Максиму.
— Я? Вообще-то я человек, — растерялся Максим, — Извините, что помешал. Хотя, признаться, я все равно не понял, о чем вы спорите. Вы — маги?
— Мы — мастера! — торжественно произнес человек в берете, сняв головной убор и любезно поклонившись. — Я — художник, а это — мои коллеги, Поэт и Музыкант.
— Маги — дилетанты! — снисходительно усмехнулся Музыкант. — Шагу ступить без нас не могут. Все материальные миры создали маги. Но по нашим проектам!
— Так о чем же вы спорите?
Хуожник вдруг громко ахнул, в его глазах промелькнуло торжество.
— Послушайте, что я придумал! Это же человек! Вы понимаете — человек! Взгляните-ка на его ауру! Вот кто нас рассудит!
Все трое вновь уставились на Максима, но уже с совершенно другим выражением.
— Ну, брат, ты и голова! Точно! Так и сделаем! Думаю, никто из вас, господа, не будет возражать, что это несправедливо.
— Но послушайте, — попытался возразить сам Максим, пожалев, что вообще заговорил с этими сумасшедшими, — Я не искусствовед. Что ж вы хотите от меня? Я не разбираюсь ни в живописи, ни в музыке…
— А тебе это и не нужно, — прервал Поэт его тираду, — Цвет твоей ауры говорит о том, что ты человек честный. Видишь? — он обернулся и указал карандашом на мраморный фасад здания в античном стиле, — Это — Храм Искусств. Здесь мы живем и работаем с того самого дня, когда был заложен первый камень Храма. В тот день мы решили выбрать директора.
— Но спорим до сих пор! — пожаловался Художник.
— Потому что так и не смогли прийти к единому мнению, чьи творения важнее и лучше, от кого из нас больше пользы. Ты видишь нас со стороны, посему можешь судить объективно. Одно твое слово — и наш спор прекратится. Мы клянемся, что примем любое твое решение безропотно и смиренно, и подчинимся ему.
— Клянемся! — хором провозгласили Поэт, Художник и Музыкант, торжественно подняв руки.
Максим улыбнулся, еле удерживаясь от того, чтобы засмеяться. У него было такое чувство, словно ему попросили втолковать трехлетнему ребенку, почему небо синее, а трава зеленая, а не наоборот, и что лучше — небо или трава. Опасаясь, как бы свежеизбранный судья не сбежал, Мастера окружили мальчика плотным кольцом, затаив дыхание в ожидании вердикта.
Максим вздохнул и негромко заговорил, стараясь выражаться предельно простым и понятным языком:
— Ваш спор не имеет смысла. Нельзя сравнивать несравнимые вещи. Как можно, например, сказать, что лучше — солнечный свет, или морской бриз, или пение жаворонков? Попробуйте обойтись без чего-нибудь, и сразу поймете, что вам этого не хватает. В жизни должно быть место всему.
Слушатели потрясенно молчали; никто не проронил ни слова. Наконец Музыкант, заикаясь, робко произнес:
— Но нам нужен директор. Кто-то непременно должен быть директором!
— Вы можете быть директорами по очереди. Бросьте жребий, кто будет первым. Это же так просто.
— В самом деле! И почему только мы сами не додумались до этого?
Максим облегченно вздохнул. У него гора с плеч свалилась, когда он понял, что его мнение пришлось по душе служителям муз. Он уже хотел распрощаться с ними, но от них оказалось не так-то просто отделаться.
— Тысяча благодарностей! — воскликнул Музыкант, — Что мы можем сделать для тебя, о мудрейший из представителей рода человеческого? Будь нашим гостем! Проси все, что пожелаешь. Мой оркестр будет играть только для тебя шедевры всех времен и народов!
— Но сначала ты должен увидеть наш Храм! Мы устроим тебе экскурсию. Пойдем, я покажу тебе свои полотна!
— Нет-нет, сначала я почитаю тебе стихи! Ты будешь первым из людей, кто услышит их!
Они упрашивали его так настойчиво, что Максим даже начал колебаться, не принять ли ему приглашение. Но, вспомнив о своем долге, он все же нашел в себе силы отказаться. Мальчику насилу удалось убедить радушных хозяев Храма, что ему надо спешить, и он не имеет права задерживаться. Пообещав, что на обратном пути непременно навестит их и полюбуется на картины, Максим тепло распрощался со жрецами искусства, пересек площадь и свернул в переулок. Обернувшись, он увидел, как Художник машет ему на прощание своим беретом.