Однажды я застала ее и моего брата Андрея (ему было 14 лет) за рисованием. Андрей дорисовывал красками этюд, сделанный с дома Пиленко – этого средневекового замка, как мы его называли, а Елизавета Юрьевна рисовала что-то на излюбленные ею библейские темы. Рисунки свои она потом охотно дарила нам. И они нам очень нравились. Иногда она вырезала из тонкого картона удивительные миниатюрные силуэты, предварительно не нанося на бумагу рисунка карандашом, мы очарованно смотрели на это, как на чудо. А еще она нам много читала из поэмы о «Мельмоте», перед нами возникал таинственный незнакомец Мельмот, он то прилетал, то улетал на свои недоступные острова в Индийском океане, все это волновало и будило воображение. А брат мой еще долго потом рисовал корабли (не знаю, морские или воздушные), на которых прилетал Скиталец Мельмот.
Что касается вырезок из плотной бумаги, то здесь уместно вспомнить художницу Елизавету Крутикову, с которой еще в начале 1914 года Кузьмина-Караваева познакомилась в Москве. Кругликова к тому времени была уже довольно известна своими «силуэтами» (портретами в профиль), чем безусловно привлекла к себе внимание Лизы. Молодые женщины частенько встречались и тепло общались в кругу друзей. Невольное изучение техники вырезки из бумаги не прошло мимо любознательной Лизы. Эти ее работы, выполненные из тонкого картона и плотной бумаги типа ватмана белого и кремового цветов, поражают своим динамизмом и движением фигур. Просто не верится, что эти вырезки делались без каких либо предварительных эскизов, а одним движением ножниц, да еще и на глазах удивленных зрителей!
Осенью, возвращаясь в Петроград, сестры Омельченко увезли с собой рукопись «Мельмота Скитальца» и папку с акварелями, которую они получили в подарок от гостеприимной хозяйки. Этот драгоценный дар долгое время хранился в их семье. Уже на закате своих дней Омельченко передали рисунки в Русский музей.
Решение автора отдать акварели и рукопись «малознакомым детям» (отметим, что Елена Омельченко была всего-то на восемь лет младше Кузьминой-Караваевой, в ту пору ей исполнилось восемнадцать) до сих пор вызывает недоумение искусствоведов. Было ли это своеобразным наитием, взглядом через годы, рассуждают они, интуитивным чувством, чтобы спасти для нас хоть что-то из ее прежней жизни? Между тем ее разлука с Россией уже близилась, но для нее самой не была очевидной. А ведь этот необъяснимый дар в Джемете обернулся подарком судьбы для нас: по сохранившимся в России акварелям и рисункам можно судить о творчестве Кузьминой-Караваевой доэмиграционного времени.
Художница К. И. Кривошеина, автор-составитель альбома «Красота спасающая», куда вошли изобразительные работы Е. Кузьминой-Караваевой, пишет: