Честно говоря, «одуванчики», как мы их тайком называли, были народцем ворчливым и занудливым – Матушку они постоянно третировали мелочными жалобами, между собой бранились, и до нас доносились отголоски их ссор. В комнате старух стояли кровати, тумбочки, были стенные шкафы, хранившие их скудный гардероб.
По соседству со старухами жила Софья Борисовна, беленькая, аккуратная, ласковая. Все нежно любили ее, и только она одна имела право называть дочь-монахиню светским именем Лиза. Да еще, пожалуй, Даниил Ермолаевич…
Мать Марию порой упрекали, что в доме на улице Лурмель живет ее старая мать, что сюда часто приходит ее сын – значит, все же не отреклась от семьи? А разве было бы лучше и по-христиански примернее – снять у чужих людей убогую комнату для старушки с мальчиком? Ведь вопрос не в том, в разных ли квартирах живут, а в том, как соблюдают заветы Христовы или разделяют тяготы друг друга!
Вот и Гаяна чем дальше, тем больше становилась опорой матушки. Отношения с дочерью были самыми теплыми и доверительными, мать Мария частенько брала Гаяну в свои разъезды по «русской Франции», в том числе и на съезды «Русского христианского студенческого движения».
Будучи разъездным секретарем РСХД, она действительно много путешествовала. Судя по всему, матушка посещала католические соборы, любовалась их витражами, шпалерами, фресками. О том, что французская и итальянская живопись оказала на нее определенное влияние и что она была к ней небезразлична, говорят ее собственные работы. И в ее стихах можно встретить упоминания о средневековых готических соборах. Иногда шпили этих соборов поэтесса образно называла свечами.
Эти крутые, крылатые башни
Все заместили, и реки, и пашни…
Солнце все топит в своей позолоте.
Мерная мера таинственных готик
Ввысь устремилась за небом в охоте…
Здесь не боятся готических лестниц
До самого Рая, до ангельских песен.
Это стихотворение мать Мария посвятила Страсбургу.
Те, кто знал мать Марию, впоследствии рассказывали: она никогда не сидела без дела, вышивала в вагоне поезда во время своих командировочных разъездов, а по ночам, когда в вагонах приспускали свет, вязала. На заседаниях РСХД, по воспоминаниям очевидцев, обычно тоже не отрывалась от рукоделия: ее руки всегда были заняты вышивкой. Она вышивала гладью, в которой тонкие шелковые нити переплетались с более грубыми льняными, дополнялись бисерной инкрустацией, искусственным жемчугом и камнями. Чаще всего ее вышивки рождались, что называется, по наитию, без предварительного подготовительного рисунка, а порой и на глазах у зрителей. Поистине таланты этой неординарной женщины были многогранными!
Однажды Юра Скобцов, увлеченный изучением истории искусства, принес матери альбом с репродукциями старинных вышивок. Ей настолько понравилась техника вышивки, что она решила перенять ее и вышила в этой же манере огромный гобелен – «Жизнь царя Давида».
Вообще на протяжении всей своей жизни, и в стихах и в живописи, мать Мария неоднократно возвращалась к теме царя Давида. Как подчеркивала Софья Борисовна Пиленко, «ее всегда пленяли Его вдохновенные псалмы и любовь к Богу». По отзывам искусствоведов, вышеупомянутый гобелен являлся великолепной вышивкой, самым настоящим художественным произведением.
Софья Борисовна рассказывала: