Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой

Простим писательнице с ее богатым воображением явное приписывание самой себе заслуги по освобождению Кузьминой-Караваевой. Хотя, несомненно, добрые намерения тут явно присутствовали…

Много лет спустя, уже во Франции, когда Тэффи сама окажется в сложном положении, Елизавета Юрьевна, тогда уже мать Мария, тоже поможет ей в трудную минуту – известная фельетонистка, временно стесненная в средствах, будет часто посещать (по некоторым данным – даже жить здесь) общежития матери Марии и питаться в ее столовой.

Просидев три месяца в каталажке, бывший городской голова Анапы была выпущена под залог. На суде в Екатеринодаре выступили многие свидетели, и практически все они встали на защиту Елизаветы Юрьевны. Вероятно, на приговор повлияло и то обстоятельство, что во время суда ею неожиданно увлекся Даниил Ермолаевич Скобцов – русский офицер, занимавший в правительстве Деникина пост министра земледелия. Есть предположение, что они с Кузьминой-Караваевой могли встречаться в Анапе и раньше – до 1917 года. Как бы то ни было, эта встреча спасла молодую женщину от трагической развязки.

Даниил Скобцов и Елизавета Кузьмина-Караваева

Д. Е. Скобцов родился в 1884 году, на семь лет раньше Кузьминой-Караваевой, в станице Брюховецкой Ейского уезда Кубанской области. Поскольку он считался бедняцким сыном, то в юности окончил кубанскую учительскую семинарию, которая содержалась за счет войсковой казны (дети бедных и сироты получали здесь бесплатное образование). Главной задачей этого учебного заведения являлось повышение грамотности среди казаков; по сути, это была своеобразная кузница местной интеллигенции в лице станичных учителей начальных школ. Именно семинария сформировала характер Даниила Ермолаевича, и он спустя годы в своем романе «Гремучий родник» с большой симпатией назвал кубанское войсковое училище «скромной матерью просвещения кубанского казачества, пославшей в край за десятки лет своего существования не одну сотню учителей».

После окончания семинарии, в 1903–1905 годах Д. Е. Скобцов преподавал историю в станице Лабинской. Обычный сельский учитель, он любил свою профессию: «…есть особая любовь – это любовь учителя к своему ученику и ученика к учителю, наиболее, пожалуй, глубоко запрятанная в тайниках души».

Позже Скобцов рассуждал о своих коллегах-семинаристах, что немногим из них довелось пробиться к университетскому или какому-нибудь другому виду «повышенного образования». Ему самому это почти удалось: в 1914 году Даниил Скобцов стал студентом филологического факультета Московского университета. В этот период он, по собственным словам, страдал «длительной и серьезной болезнью», поэтому с карьерой преподавателя ему пришлось расстаться. И окончить университет ему не удалось, тем более что учеба была прервана Февральской революцией 1917 года.

«После первых двух недель революционного возбуждения большого города (Москвы) как-то само собой явилось желание выйти из общего потока и уехать к себе на юг в станицу. Потянуло меня к родным берегам», – рассказывал Даниил Ермолаевич в воспоминаниях. Видимо, от судьбы, от встречи с главной женщиной в его жизни было не уйти…

Некоторые кубанские историки утверждают, что Д. Е. Скобцов являлся участником Первой мировой войны на Кавказском фронте и за успехи в штурме Эрзурума (январь – февраль 1916 года) был награжден Георгиевским крестом и золотым оружием. Здесь явно какая-то путаница. В разгар войны, как подчеркивают серьезные биографы, он учился в Москве, возраст его был непризывной, да и военным казаком он никогда не был. Сам Даниил Ермолаевич в своих воспоминаниях признавался, что «в жизни своей ни разу не выстрелил из винтовки». На фотографии 1920 года Скобцов хотя и выглядит молодцевато, но его черкеску знак отличия боевого ордена не украшает.

Вернувшись весной 1917 года в свою станицу, Даниил Ермолаевич сразу же активно включился в общественно-политическую работу. Вскоре его избрали войсковым контролером и членом Лабинского исполкома. А в октябре 1917-го Кубанская рада провозгласила Кубанский край независимой казачьей республикой.

С конца 1918-го, в период нахождения Екатеринодара в руках большевиков, Д. Е. Скобцов вместе с другими членами кубанского правительства стал участником знаменитого кубанского «ледяного похода». Впрочем, на начальном этапе это был даже не поход, а скитания по станицам вокруг Екатеринодара. Настоящий поход начался несколько позже, после соединения кубанцев с отрядами Добровольческой белой армии генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Двигались они то в сторону Кавказа, то к Дону. Именно тогда начались разногласия между кубанским правительством и командованием Добровольческой армии.

Скобцов являлся участником всех переговоров кубанцев с белыми генералами о совместных действиях против большевиков. Он даже ездил посланником в петлюровскую Украину. Этот вынужденный «поход» завершился лишь после занятия Екатеринодара белой армией в августе 1918 года.

С 1 ноября 1918 года открылась вновь воссозданная Кубанская рада, и Скобцов был избран ее депутатом. После Октябрьского переворота в политической программе Рады Кубанский край объявлялся как «равноправный штат» Российской республики. Но в ноябре 1918-го Рада провозгласила: «В период Гражданской войны Кубанский край является самостоятельным государством. Будущая Россия должна быть федеральной республикой свободных народов и земель, а Кубань – ее отдельной составной частью. В настоящее время Кубань суверенна».

Обстановка на Кубани постепенно накалялась. Еще 28 октября 1918 года была образована Чрезвычайная рада – исполнительный орган кубанского «парламента», в состав которого вошел и Даниил Ермолаевич Скобцов как член земледельческого ведомства. В мае 1919-го он был назначен членом кубанского правительства в ранге министра земледелия.

К лету 1919 года столкновения в Раде резко обострились. Кубанские деятели боролись не только с красными, но и с белыми, и главное, они не доверяли генералу Деникину. Члены правительственной делегации побывали на Северном Кавказе и подписали сепаратный договор с самопровозглашенной Горской республикой, в которую входили Терско-Дагестанский край и Чечня. Это был запасной вариант Рады, поиск союзников, так сказать, на тот случай, если Антанта признает новую большевистскую власть в России.

Договор с горцами был ударом в спину Деникина, и он поручил генералу В. Л. Покровскому навести порядок на Кубани. Так здесь установилась русская смута – брат встал на брата. Генерал Покровский славился своей жестокостью, и по его приказу 7 ноября 1919 года глава кавказской делегации был повешен, а одиннадцать человек, членов делегации, высланы за границу. В конце ноября на место бежавшего председателя Рады главой кубанского правительства был избран Д. Е. Скобцов. Правда, уже в декабре того же 1919 года Рада переизбрала ноябрьский президиум, а на пост председателя был избран кубанец с весьма пробольшевистскими убеждениями – И. П. Тимошенко. Скобцов, тем не менее, остался членом правительства.

Белое движение потерпело поражение. Генерал Деникин был прав, когда писал в своих «Очерках русской смуты»: «Борьба кубанских правителей на два фронта – против большевиков и Добровольческой белой армии – являлась заведомо непосильной и потому безумной. Она погубила и нас».

Как раз в это время, весной 1919 года, Кубань взбудоражил необычный процесс: в екатеринодарском военно-окружном суде рассматривалось дело известной поэтессы, бывшего городского головы Анапы, эсерки Е. Ю. Кузьминой-Караваевой. Ее обвиняли в сотрудничестве с большевиками, а также в национализации санаториев и винных погребов, подвалов АО «Латипак». Ходили также непроверенные слухи, что она готовилась к покушению на Льва Троцкого и помогала… Фанни Каплан.

Обвинения против поэтессы оказались серьезными. Согласно кубанскому правовому документу – правительственному приказу № 10 от 12/25 июля 1918 года, в разработке которого в свое время принимал активное участие и Д. Е. Скобцов, ее могли приговорить и к высшей мере наказания. Однако умело организованная защита добилась вынесения очень мягкого, почти символического приговора: Елизавету Юрьевну приговорили всего лишь к двум неделям ареста на гауптвахте.

Именно в марте 1919 года произошел очередной кризис кубанского правительства, сформировался его новый состав, в котором намечалось оставить некоторых прежних деятелей, в том числе и Скобцова, и включить новых, в частности Ю. А. Коробьина.

Присяжный поверенный Коробьин не принадлежал к казачьему сословию. На процессе Кузьминой-Караваевой он выступал как адвокат, и смягчение ей наказания – во многом его заслуга.

Даниил Ермолаевич следил за ходом судебного процесса не только по рассказам Ю. А. Коробьина: как уже упоминалось, в екатеринодарской газете «Утро Юга» печатался подробный репортаж из зала суда. Неординарная личность подсудимой заинтересовала его; прошло совсем немного времени, и их познакомил Коробьин. Известно, что во время заключения председатель суда навещал Елизавету Юрьевну…

По некоторым данным, 18 ноября 1919 года состоялось венчание Даниила Скобцова и Елизаветы Кузьминой-Караваевой, урожденной Пиленко, в войсковом соборе Святого Александра Невского в Екатеринодаре. На свадьбе присутствовал известный летописец кубанского казачества Федор Щербина, автор «Истории Кубанского казачьего войска» и многих других книг.

Что свело вместе этих двух неординарных людей? Даниил Ермолаевич, вне всякого сомнения, всем сердцем полюбил эту необыкновенную женщину, которая встретилась на его жизненном пути. Но, надо признать сразу, он выбрал себе очень нелегкую долю: Елизавета Юрьевна вряд ли отвечала ему взаимностью. Тяжело пережив собственные невзгоды, так и не залечив сердечные раны, не разлюбив другого, далекого и единственного, она вышла замуж, как говорится, будто кинулась в омут с головой. Благодарность за помощь, за спасение, огромное уважение к этому человеку – вот чувства, которые ею владели. А быть благодарной эта женщина умела как никто другой…

После венчания (а скорее всего, после судебной истории) Елизавета Юрьевна отошла от политической деятельности. Она занялась домашними делами, воспитанием Гаяны, у которой наконец-то появился хотя бы отчим…