«Я занимаю остаток бывшей отцовской квартиры, людно уплотненной чужими, на мою долю осталась бывшая его мастерская, которую я переделил пополам неоштукатуренной звукопроводящей перегородкой и занимал с семьей, в комнате рядом, последней к выходу, живет семейный брат. Осенью он переедет в кооперативную квартиру, сдав свою площадь Руни, и ее заселят по ордеру, вот меня и страшит эта перспектива.
Никаких формально-законных оснований для расширенья моей площади у меня нет, да и реальных притязаний на это не явилось бы, если бы не близкое вероятье новых людей, нового шума и постоянного хожденья за стеною, почти фанерная тонкость которой превращает весь образ жизни моей на этом большом, количественно, квадрате в какой-то сквозной, проходной образ (…).
Не допустима ли хотя бы в виде блажи, уже полуоправданной, и которую я, м. б., оправдаю в будущем полностью, мечта об оставленьи братниной комнаты в мое пользование (как много бы я в этих улучшившихся условьях сделал!) и не мыслимо ли удовлетворенье этой мечты в исключительной какой-нибудь форме, в виде временного , что ли (на год), даренья?
Я хочу об этом написать кому-нибудь (м. б., Калинину?), и не знаю кому, и хотел бы об этом посоветоваться с Вами»
(П. П. Крючкову, 31 июня 1931 г.).
Через писательскую организацию ему предоставили квартиру на Тверском бульваре, там, где находился Дом Герцена, то есть все литературные учреждения. Во флигеле. Маленькую. Еще не отделанную. Рядом был небольшой сад, где Зинаида Николаевна гуляла с детьми. Быт налаживался.
Однако вскоре пришлось опять переезжать – меняться жильем с Евгенией Владимировной, которая не захотела оставаться на пастернаковской Волхонке. А для практичной Зинаиды Николаевны большая жилплощадь была удобнее.
И все равно, несмотря на нервы, на переезды, на хлопоты, – Пастернак был счастлив. Он любовался своею новой женой – после двух разводов они зарегистрировали свой брак.
Зинаида Николаевна хотела из-за детей оставить себе фамилию Нейгауз. Но Пастернак из суеверия настоял на своем: только Пастернак. Отныне и навсегда.
Как второе рождение: не только его, но и ее. «Второе рождение» – так он назовет новую книгу стихов, написанную ей, для нее, для Грузии, для друзей, во имя реальной жизни, к которой она его вернула. Да, она не художница, не поэтесса, она прагматична, хозяйственна, даже расчетлива. Тем лучше.