Борис Пастернак. Времена жизни

Теперь Пастернак ощущает себя художником, оправдавшим свой дар, искупившим эстетический «разврат» молодости, и, наконец, христианином, исполнившим свой долг.

Два мотива являются для романа «Доктор Живаго» основополагающими. Их взаимодействие точнее всего будет определить одним из ключевых пастернаковских слов – скрещенье. Мотивы для русской литературы традиционные. Но так как сам роман подводит итоги русского романа XIX века с его уходящей поэзией «дворянских гнезд» и усадеб, красотой деревенской природы, чистотой и жертвенностью героинь, мучительной рефлексией и трагической судьбой героев, а герой его замыкает собою длинный ряд героев Лермонтова, Тургенева, Толстого и Достоевского (думается, что недаром дочь Юрия Живаго и Лары названа Татьяною, – это последняя в ряду русской литературы Татьяна Ларина (дочь Лары) с ее страшным детством и юностью, с ее косноязычием, столь резко отличным от благородного, изысканного словаря ее пушкинской тезки), то эта традиционность мотивов как бы сама собой разумеется.

Мотивы природы (жизни) и железной дороги (смерти) принимают на протяжении романа разные обличья. Жизнь – это история, «установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению». После пришествия Христа, говорит дядя Юры Живаго, «человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти». То есть смерть такого человека уже духовна и работает на жизнь – как и математические, физические открытия, музыка («для этого пишут симфонии»).