Царь девяти драконов

Пролог

Ночное небо заволокло серыми тучами. Непрестанно моросил мелкий дождь, наполняя воздух прохладной влагой. Он тихо барабанил по кровле домов в форме перевернутых лодок. Шлепал по кожаной кирасе доспеха. Заставлял темные, как смоль, волосы, убранные в пучок, блестеть в свете пожара, словно начищенное серебро. Огонь подходил совсем близко. Язычки пламени занимали все большую площадь. Их блики играли на волевом и красивом лице. Но его будто совсем это не волновало. Не дрогнул ни один мускул. Черные глаза пристально смотрели вперед из-под тонких бровей. Смотрели с долей торжества и высокомерия. Руки уперлись в поясницу. Длинные пальцы отбивали дробь по доспеху. Но сей звук тонул в шуме дождя и треске горящего дерева. Воин не сводил взора с того, что виднелось в нескольких бу[1] от него.

Широкий курган в виде земляной насыпи прямоугольной формы, окруженный хвойными деревьями. Дождь тихо шумел меж раскидистых елей, стоявших абсолютно неподвижно. И венчало эту насыпь основание, с которого мир созерцал идол. Каменное изваяние. Спокойное и хладнокровное. Будто не было того пожара, сейчас уничтожавшего земли, что он должен сберегать.

Воин посмотрел статуе прямо в глаза. Пустые и беспристрастные. Тонкие губы под прямым носом подернула презрительная усмешка.

«Не помог ты своим подданным, каменный истукан. Оно и неудивительно. Я ведь знал, что нет в мире силы могучей и сильней, чем воля Шанди[2]. А ты... тебя просто нет».

От лицезрения идола его отвлекли шаги. Воин обернулся через плечо.

Два верных бойца остановились позади. Медные наконечники копий намокли и блестели в пламени огня. Глаза на суровых и гладковыбритых лицах смотрели прямо перед собой. Но они не смели поднять взгляд выше дозволенного. Никто не смел взирать на Повелителя выше его подбородка. Кожаные нагрудники потемнели от влаги. Плечи и спины прикрывали плащи из шкур — волчья на первом и тигриная на втором. Наколенники оказались измазаны бурыми пятнами запекшейся крови. Но она принадлежала не им. Воин не заметил и царапины на телах своих верных бойцов. Кроме трех шрамов на левой щеке одного из них. Однако те были получены давно.

«Напоминание всем о его беззаветной верности и нашей дружбе».

— Бо[3] Лаоху, — чуть поклонился тот, что со шрамами и в тигриной шкуре.

— Что имеете сказать мне, Фу и Янь? — властно поинтересовался их господин.

— Мы захватили множество пленных у западных ворот, — четко доложил Фу.

— Они отреклись?

— Да, бо, — подтвердил Фу и холодно добавил, — иначе давно отправились бы к духам.

В этот момент шрамы на щеке зачесались, но он не рискнул провести ладонью по лицу в присутствии бо.

— Замечательно, — удовлетворенный, кивнул Лаоху, — нам понадобятся рабочие для строительства, — взгляд черных глаз вновь перешел на каменное изваяние, — этот город нуждается... — Повелитель на мгновение задумался, — в изменениях.

— Однако защитники восточных ворот еще не думают сдаваться, — встрял Янь.

— Правда?

— Чистая, как горный ручей, светлейший. Они словно медведь, разбуженный во время спячки.

— Вот, как? — Лаоху резко обернулся, — это правда?

— Да, — подтвердил Фу, — правда, бо.

— Хм. Без них мы как-нибудь обойдемся. Они сами выбрали свою участь. Когда подавите, отрубить всем головы и насадить на копья. А затем выставить перед воротами, которые они так тщетно пытались защитить. Пусть их духи послужат для нас рабами.

— Будет исполнено, — холодно отчеканил Фу, будто речь шла о перевозке на рынок свежих овощей.

Лаоху же снова воззрился на истукана. Тот продолжал отвечать ему спокойным и равнодушным взглядом. По непонятной причине это начинало бо раздражать.

— Видите его? — кивком он указал на идола.

— Конечно, светлейший, — молвил Янь, — мы прекрасно видим.

— Его нужно уничтожить. Этот лик пособников язычества, — глаза Лаоху сузились, — на его месте должен стоять Храм предков. Моих предков. Наших предков.

— Твой приказ будет выполнен в точности, бо, — кивнул Фу.

— Тогда принимайтесь за дело, — махнул рукой Лаоху, — но сначала сломите тех, кто смеет сопротивляться воле Шанди.

Два верных служителя господина поклонились. Не слишком низко, но и не слишком вяло. Затем, не произнося ни слова, направились в сторону восточных ворот. Их сандалии громко шлепали по влажной земле.

Лаоху остался один. Звуки боя и крики поверженных врагов стали медленно отдалятся. Вскоре они стихли совсем, и наступила тишина. Мрачная и вязкая. Только треск пожара, да барабанная дробь моросящего дождя. Бо еще раз окинул взором каменного идола. Воин закусил нижнюю губу, как будто о чем-то задумался. Наконец, он стряхнул оцепенение и, бросив прощальный взгляд, гордой походкой отправился вслед за своими людьми.

Изваяние безмолвно смотрело ему в спину пустыми глазницами.

***

Молодой воин тяжело дышал. Он сидел, облокотившись о борт перевернутой телеги, и до звона в ушах вслушивался в то, что происходит вокруг. Но все было тихо. Только дождь барабанил по крышам и земле, превращая ее в мерзкую жижу. Отблески пламени пожара тускло отражались в грязных лужах. Воин смахнул намокшую челку и огляделся.

Их осталось всего двадцать. Последние стражи восточных ворот. Перевернутые повозки служили единственной защитой перед лицом врага, захватившим весь город. Шаткой защитой, но сводившей на нет численное превосходство неприятеля. До тех пор, пока лучники противника не взберутся на стены. Но двери башен под надежной охраной верного товарища. Так, что у них еще есть шансы отдать свои жизни подороже.

Воин дотронулся рукой до груди. Там, где на доспехе был выгравирован священный символ. Закрыв глаза, боец вознес молчаливую молитву. Затем осторожно выглянул из-за повозки. Стрела вонзилась в дерево в ногте от лица и выбила щепки. Одна угодила в щеку и оцарапала кожу. Пустила кровь. Воин тут же скрылся за телегой и крепче сжал обоюдоострый меч.

— Сдайтесь! — раздался громогласный призыв.

Но воин лишь презрительно сплюнул на землю. Слюна тут же смешалась с грязью и потоками дождя.

Вновь на минуту наступила тишина. А затем послышался топот десятков ног. Тонкие губы разошлись в злобной усмешке. Когда в проеме между телегами показался враг, клинок пронзил ему горло. С тихим хрипом противник рухнул в грязь, запачкав рубаху бурыми разводами. Раздались крики и лязг мечей. Неприятель снова пошел на штурм.

Второй оказался в доспехах и крепким. Крепким, но тупым. Воин понял это сразу, как увидел гэ в его руках. Кто же идет в тесноте махать этой здоровой косой? Защитник ловко поднырнул под неуклюжим взмахом, ушел от колющего выпада. Изящно крутанулся на месте. Словно в танце. Танце смерти. Оказался с бока врага. Очередной удар. Очередная прерванная жизнь. Не издав ни звука, противник упал в грязь следом за своим товарищем.

Еще одна стрела вонзилась в борт телеги. Щепка отлетела в лицо и едва не выбила глаз. Кровь разбавилась холодным дождем. Стала заливать веки. Воин досадно рыкнул и утер лицо. Крики и звон металла не прекращались, смешавшись с гулом пожара и барабанной дробью небесных потоков. Значит, еще ничего не кончено.

Новый враг показался в проеме. Мечник в кожаной броне. Скрестилась бронза, лязг ударил по ушам. Противник орудовал умело. Удары хладнокровны. Выверены. Точны. И только ярость и решимость позволяла защитнику оставаться на ногах. Он чувствовал усталость, но заставлял себя не думать о ней. Не думать ни о чем. Только бронза пронзала пустоту. Ушел от выпада. Отбил удар в плечо. Лязг металла заставил зубы скрежетать. Ответный удар. Противник ловко отскочил, но его нога поехала по сырой земле. Доля секунды, но ее хватило. Лезвие вошло прямо в грудь. Не спас доспех. С гримасой боли на устах, враг пал к ногам бойца. Последний тяжело дышал. Но был доволен. Скольких он убил сегодня? Кажется уже со счета сбился... но все они заслуживали смерти!

Защитник вновь прислушался. Он больше не слышал звуков боя.

— Разбежались, тараканы, — снова сплюнул он.

В тот же миг раздался свист. Нечто рассекло воздух. Тело пронзила боль.

Воин удивленно скосил взор вниз. Доспех был пронзен стрелой. Медный наконечник торчал наружу из груди. В том самом месте, где красовался священный узор...

Защитник медленно обернулся и поднял глаза на городскую стену. Мимолетный взгляд заметил соратников. Они все лежали в мутной грязи, в которую превратилась площадь. Дождь барабанил по их телам, утыканным стрелами, словно спины огромных ежей. Когда же тускнеющий взор достиг вершины укреплений, то он увидел проклятых вражеских лучников... и его рядом с ними!

Сердце пронзила дикая боль. Но не от наконечника стрелы.

Губы разошлись в гримасе отчаяния и бессилия.

— Гнусный... предатель, — сорвалось с холодеющих губ.

Через миг еще пара стрел вошла в тело. Колени подогнулись, меч выпал из руки, и воина окутала тьма.

***

— Ты хорошо потрудился сегодня, почтенный, — обратился Янь к человеку, стоявшему рядом на стене.

— Благодарю, светлый муж, — тихо ответил тот.

Воин в волчьей шкуре заметил, как плотно этот человек прижимает к груди края желтого одеяния, окаймленного черными нитями. Ткань слегка потемнела от дождя, продолжавшего лить с серого неба. Волосы, тронутые сединой, были заплетены в косички. Они вяло покачивались на ветру. С морщинистого лица вниз устремлялся взор, полный пустоты.

— Светлейший Лаоху не забудет того, что ты сделал для него, — добавил Янь, пристально глядя на человека.

Мужчина кивнул и отрешенно бросил:

— Я должен был.

Воин Повелителя еще раз окинул того взглядом, пожал плечами и приказал лучникам:

— Бой окончен. Идемте, бравые бойцы и выпьем за победу нашу и светлейшего Лаоху!

Послышался одобрительный гул и топот множества ног. Но мужчина не поднял глаз. Он продолжал смотреть вниз. Туда, где во мраке ночи виднелись поверженные тела. Дождь барабанил по их холодным доспехам... таким же холодным, как и они сами...

Скоро его окутала тишина. Тело стала пробивать дрожь. Руки начали неметь. А он все стоял и смотрел вниз. И во взгляде его была пустота...

Он уже не чувствовал пальцев, когда из-под одежды раздался слабый писк. Во взгляде мужчины промелькнула искорка жизни. Он чуть приоткрыл края, и на свет показалась маленькая головка с черными глазами-бусинками. Пушистый зверек с рыжеватой шерсткой осторожно водил сырым носом и испуганно озирался по сторонам.

— Замерз, дружочек? — мужчина ласково провел пальцами тому меж ушек. — Не бойся, все кончено, скоро пойдем домой.

Услышав знакомый голос, крошечное создание притихло и успокоилось. Мужчина же, закусив губу, вновь посмотрел вниз.

— Все кончено... — повторил он и беззвучно добавил, — Выбор сделан. О, духи, надеюсь, он того стоил... простите... простите меня.

Он простоял так под дождем еще какое-то время. Пока рыжеватый комочек вновь не шевельнулся. Комочек, что он спас от яда змеи.

«Надеюсь, я спас от змеиного яда нас всех».

Дрожь пробрала сильнее. Завернув одеяние покрепче, мужчина развернулся и спешно направился к лестнице.

***

Девочка с темными распущенными волосами сидела на берегу могучей реки. Ноги, согнутые в коленях, были прижаты к груди. Малышка обхватила их хрупкими руками. Локоны блестели в серебристом свете луны, будто смоченные водой. В глазах, устремленных вперед, застыло выражение глубокой тоски. Отрешенный взгляд не замечал ничего вокруг. Ни густой завесы джунглей на противоположном берегу. В сумраке ночи они напоминали непроходимую стену. Ночь выдалась тихой, и деревья стояли не шелохнувшись. Ни журчания воды и тусклых отблесков сияния луны на поверхности. Река продолжала свой путь с севера на юг. Ничто не нарушало ее ровного течения. Лишь изредка на поверхности плескалась рыба. В небе раздавался крик совы. Из чащи доносилось приглушенное рычание ху[4]. Опасный хищник вышел на охоту. Но девочку будто не пугало присутствие рядом дикого зверя. Она не замечала ничего вокруг. Отрешенный взгляд больших черных глаз продолжал смотреть перед собой в пустоту. Поэтому она не услышала, как позади раздались шаги.

Неизвестный тихо ступал по берегу. Мелкие песчинки липли к подошвам сандалий. Деревянный посох, украшенный черными письменами, оставлял на поверхности вмятины. Подол красного одеяния опускался ниже колен, приэтом не касаясь земли. Девочка так погрузилась в себя, что не услышала шагов даже тогда, когда те остановились прямо за ней.

Грубый и резкий голос заставил вздрогнуть:

— Нюнг!

Она тут же вскочила и развернулась. Ей не пришлось поднимать глаза, чтобы убедиться, кто это. Очертания красного одеяния развеяли последние сомнения. Девочка сцепила руки перед собой и виновато потупила взор.

— Цзы[5] Хэн, — тихо прошептала она.

Нюнг не видела, как сдвинулись густые брови над орлиным носом. Как посуровел взгляд карих глаз. И как тонкие губы вытянулись в волевую линию. Она не смела поднимать взор на старейшину без его разрешения. Пусть девочка была не из этих мест, правила поведения Нюнг усвоила быстро. Жители здешней долины не отличались терпимостью к тем, кто не чтил их обычаев и нравов.

Хэн резко мотнул головой. Черные волосы, заплетенные в косички, описали короткую дугу.

— Опять ты здесь! — рявкнул он так, что Нюнг чуть не подпрыгнула.

— Прости, цзы, — с трудом шевеля губами, молвила девочка.

Она чувствовала, что тот разгневан. Нюнг закрыла глаза и мысленно вознесла молитву речным духам, дабы те смилостивились и отгородили ее от наказания. Ей очень не хотелось получить несколько ударов по пяткам бамбуковой палкой.

— Зачем сюда пришла?! — продолжал гаркать Хэн. — Знаешь ведь, что нельзя!

— Я... — Нюнг отчаянно пыталась взять себя в руки, несмотря на страх перед старейшиной.

— Ну?! Говори прямо!

Наконец девочка смогла совладать с собой:

— Я хотела вновь увидеть его, цзы... прости.

— Пхым, — презрительно хмыкнул Хэн и вдавил посохом песок, — ты опять за старое?! Сколько раз говорено тебе! Тебе, твоим родителям... Нет его, слышишь, нет! Не существует! Но ты упрямица, Нюнг! Хуже овцы, упрямица!

Голос цзы рассекал ночную тишину, словно хлыст. Каждое слово, сорвавшееся с языка, заставляло девочку вздрагивать. И тем не менее, несмотря на страх, она чувствовала, как внутри зарождаются обида и досада. На то, что ей не верят. А ведь цзы Хэн такой мудрый... знающий. Почему? Почему даже он не хочет прислушаться к ней?

— Кончай свои выдумки! — продолжал тот. — Или мое терпение лопнет!

— Это не выдумки! — внезапно воскликнула Нюнг, сама испугавшись собственной смелости, но было уже поздно.

— Да как ты смее...

— Я видела его! — девочка отвернулась к реке. По щекам потекли слезы. — Видела! Он спас меня от слона!

— Пхым!

Хэн уже собрался продолжить гневную тираду с примесью нравоучений, но увидев слезы Нюнг, сдержался. Хрупкие плечи девчушки сотрясались под грубым одеянием без рукавов.

Цзы вздохнул, однако этот вздох напоминал сдержанный рык ху. Старейшина сделал шаг вперед.

— Если он и вправду есть, — процедил он сквозь зубы, — что ж его никто не видел?

— Я видела, — сквозь рыдания ответила Нюнг.

— А другие у нас слепцы?! Дальше носа своего не видят?!

— Может, он не хочет показываться... может... стесняется...

— Хватит! — Хэн топнул посохом. — Я устал от глупых сказок! Идем со мной, сейчас же! Хочешь, чтобы тебя ху сожрал?!

Нюнг не желала уходить. Она мечтала вновь увидеть его. Каждый вечер девочка приходила сюда, рискуя навлечь на себя гнев родителей и старейшины. За то, что осмелилась пойти на пустынный берег среди джунглей. Ночью. Одна. Но Нюнг знала, что ей ничего не грозит. Ведь он защитит ее. Как в тот раз, когда ее едва не растоптал злой слон... Правда, вот уже месяц, как он не появлялся. Нюнг приходила и садилась на песок. Вечер за вечером. И все было тщетно. Он больше к ней не приходил. И это вызывало дикую тоску в душе.

«Неужели он бросил меня? Почему? Почему он бросил...?».

— Пхымм, — проворчал Хэн сквозь плотно сжатые губы, но уже более сдержанно, — нет его, девочка. Это все сказки грязных язычников, которыми те пугали своих детей.

— Но я видела...

В голосе ребенка было столько печали и тоски, что даже черствое сердце цзы готово было растаять под ними. Но старейшина никогда не давал слабину. Сумел не дать и сейчас.

— Хватит глупостей, — сурово, но тихо повторил он, — я не собираюсь стоять тут всю ночь. Идем, Нюнг. Твои родители волнуются.

Девочка заставила себя успокоиться. Слезы все еще блестели на юном лице, когда она обернулась к старейшине.

— Благодарю тебя... цзы Хэн... за заботу.

Уголки его губ дернулись, будто он хотел улыбнуться, но сдержался. Взгляд карих глаз оставался серьезным. Брови хмурились.

— А как иначе? Я цзы. А вы — дети мои. Я в ответе за вас, — и протянул руку девочке.

Та с опаской воззрилась на предложенную ладонь. Все-таки старейшина внушал ей почтенный трепет. Однако сейчас он не выглядел таким суровым, как обычно. И уж тем более не таким, как несколько минут назад. Поколебавшись, она ухватила цзы за руку, сухую и крепкую.

— Давно бы так, — проворчал Хэн, — пошли. Быть сожранным ху я не хочу.

— Спасибо, цзы, — повторила Нюнг, — и прости.

— Шанди простит, — буркнул тот в ответ.

Они неспешно двинулись вдоль берега в сторону деревни на холме. Лунный свет заливал джунгли серебристым сиянием и отражался от поверхности воды. По пути Нюнг несколько раз бросила взгляд на просторы могучей реки. Взгляд, полный надежды. Но ей не суждено было сбыться. Течение оставалось ровным, а под ним не угадывался знакомый силуэт...

***

Ху бесшумно вышел из джунглей, мягко ступая когтистыми лапами по песку. Охота оказалась неудачной. Ловкая косуля удрала буквально из-под носа. А еще эти макаки в кронах пальм подняли на смех. Полосатый хищник был зол и хотел есть. Хвост гневно рассекал воздух. Желтые глаза пылали яростью. Однако большая часть ночи еще впереди. Возможно, ему удастся сегодня утолить голод. Но для начала нужно успокоиться. Иначе он наделает шума.

«А что может успокоить лучше, чем глоток свежей воды? Могучая река так приятно переливается в лунном свете. От нее исходит запах свежести».

Облизнувшись, ху направился к кромке. Лапы мягко ступали по песку, оставляя за собой кошачий след. Подойдя вплотную к воде, хищник огляделся и, не заметив ничего подозрительного, почерпнул ее шершавым языком. В следующую секунду ху резко отпрянул. Желтые глаза удивленно уставились перед собой. Хвост рассек воздух. Хищник тихо зарычал. Острый нюх уловил нечто странное... опасное. Не сводя взора с реки, ху стал пятиться назад. Медленно. Шаг за шагом. Лапы бесшумно ступали по песку. Отойдя от кромки на пару бу, он резко развернулся и ринулся в чащу.

Чутье продолжало говорить об опасности до тех пор, пока ху не скрылся среди джунглей, а лесная завеса не оградила его от берега. Тогда хищник перешел на шаг и немного успокоился. Однако на языке по-прежнему оставался вкус воды из реки. Она была холодной, как лед...

[1] Бу — традиционная мера длины в Древнем Китае. 1 бу ровнялся примерно 1 метру.

[2] Шанди — верховное божество китайской религиозной традиции эпохи династии Шан (ок. 1600 г. до н.э.).

[3] Бо — с древнекитайского «князь», «граф». Также этим термином пользовались для обозначения старшинства.

[4] Ху — тигр.

[5] Цзы — титул управителя местности.