Царь девяти драконов

Глава 2

Каран больно ударился локтем о кочку, вскрикнул и кувырнулся в воздухе. Однако трава смягчила удар. Со склона вниз посыпались мелкие комья земли. Они быстро преодолевали расстояние и с тихим всплеском уходили под воду. Паренек кубарем летел следом. Он видел, как стремительно приближается мутная кромка и торчащие из-под нее стебли растений. Сейчас те, как никогда, напоминали усики огромных насекомых, вылезающих из воды, и готовых пустить кровь своей жертве. Сердце мальчишки зашлось в бешеном ритме. С трудом он умудрился перевернуться на спину и заскользить по склону. Острая трава срезала кожу с ладоней. Их жгло и саднило.

Кое-кто из местных оторвался от работы и с изумлением следил за падением паренька. Помочь в сей момент никто ему был не в силах. На последней четверти склона скольжение резко прекратилось. Правая сандалия Карана споткнулась о невидимую кочку, и паренек со всего размаха полетел в воду лицом вниз. В воздух взмыл фонтан брызг. Мутная жижа стала залезать в ноздри и рот. В искаженной и темной толще стебли риса казались еще страшнее и зловещее. Пуская пузыри и лихорадочно трепыхаясь, Каран вынырнул, спешно пытаясь выплюнуть изо рта грязную воду и утереть глаза. Сердце продолжало бешено колотиться в груди. Мальчик сильно перепугался во время падения. Но он не забыл, что видел за секунду до того. Поэтому спешно старался утереть глаза от влаги.

Раздалось озабоченное лопотание с нотками веселья в голосе. Очевидно, кто-то справлялся, все ли с ним в порядке. Но Каран по-прежнему не понимал местной речи. Да и не до того было сейчас. Как только пареньку удалось очистить глаза от грязной воды, округу потряс истошный женский крик.

***

— Ли? — прошептал охотник.

— Тебе пора, Шанкар, — глухо отозвался Кали, — будь осторожен и помни. Опасность грозит тебе, но не всегда с той стороны, с кой ожидаешь.

Земляк резко поднялся.

— Стой! — крикнул охотник. — Ты ведь рассказал мне не все!

— Всему свое время, — горько выдохнул тот, — и время нашего разговора истекло. Ты должен спешить, если хочешь спасти их...

Сердце Шанкара сжалось. Кали же добавил.

— Только обещай мне одно.

— Что? — прохрипел он.

— Если сможешь... — голос земляка дрогнул, из глаз снова потекли слезы, — если сможешь, вернись сюда. Погреби меня... нас... по обычаю. Не оставляй гнить в лесу на радость синха и червям. За Нюнг особо я прошу...

— Почему ты мне рассказываешь все только сейчас?! Почему не раньше?!

— Так пожелал Башэ... ему все равно на нас, земляк.

— Но...

— Обещай! — внезапно взмолился он.

— Обещаю, — беззвучно молвил Шанкар.

Кали благодарно кивнул, окинул на прощание охотника пустым взглядом, развернулся и медленно направился в джунгли. Туда, где сквозь кроны деревьев не проникал солнечный свет. Туда, где находились сырые и страшные могилы.

Чем дальше он отходил, тем слабее становились цепкие оковы мороза. Скоро к Шанкару вновь вернулась чувствительность ног. Пар перестал срываться с уст.

— Ху-ши! — вновь пронесся по джунглям вопль Ли.

Увалень явно был чем-то напуган.

«Или кем-то...».

Со стоном, Шанкар поднялся и оперся о пальму. Спину слегка саднило, голова кружилась. Мозг никак не желал воспринимать услышанное от Кали. Не хотел верить в тайну, что ему приоткрылась. Эта бесчеловечность... эта жестокость... он много видел жестокости за последнее время. Багровые реки до сих пор льются перед глазами, стоит только закрыть их. Но даже он, демон из Мохенджо-Даро, не опускался до такого... не опускался до убийства ради слепой веры. Рука скользнула вниз. Нашла кинжал в опавшей листве. Пальцы крепко сжали рукоять.

— Ху-ши!

Охотник бросил взгляд в спину уходящему Кали. Его силуэт уже почти скрылся в мраке джунглей. Он ступал легко и бесшумно. Плечи ссутулились, словно на них обрушился небесный свод. Миг — и земляк исчез за темной завесой.

— Ху-ши!

Шанкар шумно вдохнул и выдохнул. Заставил себя отойти от дерева. Кровь пульсировала в жилах. Холод полностью испарился и теперь ничто не напоминало о морозных оковах. Ничто, кроме инея на губах. Охотник смахнул его и решительным шагом направился навстречу Ли. С каждой секундой подвижность возвращалась быстрее. Через минуту охотник перешел на бег. Сухие сучья хрустели под ногами. Над головой вяло шелестела листва. Стволы пальм и салов проносились перед глазами, но взгляд Шанкара был устремлен только вперед. Вот он миновал заросли кустарника, которые должны были пойти на ловушки для змеи. Вот замаячил просвет. Сквозь ветви деревьев уже можно было различить пляж и белый песок. Показался знакомый силуэт. Грузный и овальный, с оттопыренными ушами. Шанкар узнал Ли. Неуверенной походкой тот пробирался вглубь джунглей, вращая вытаращенными от ужаса глазами.

— Ху-ши!

— Ли! — громко прохрипел он.

Тот испуганно обернулся на зов и вздрогнул. Зрачки расширились. Увалень перехватил копье обеими руками и выставил его в направлении охотника. Шанкар резко остановился, чудом сохранив равновесие. Он тяжело дышал. Ли не отрывал испуганного взгляда от него. Только сейчас Шанкар осознал, что его лицо перепачкано грязью и сырой землей. А в руке он крепко сжимает медный кинжал.

— Это я, — стараясь отдышаться, прохрипел он и провел ладонью по лицу, — я это... опусти копье.

Секунду Ли продолжал испуганно таращиться на охотника, но потом узнал знакомые черты и с облегчением выдохнул. Опустил оружие. Теперь Шанкар вспомнил, что потерял собственное. Он оставил его там, возле разрытых могил... Охотник по-новому взглянул на этого, всегда простого и добродушного, увальня.

«Он знал... наверняка знал и был там, когда свершалось это бесчеловечное деяние. Не мог не знать. Не мог не быть».

— Ху-ши! Хвала Шанди! — расплылся в улыбке Ли, но увидев странное выражение в глазах Шанкара, осекся. — Ху-ши... ты... хорошо?

— Ли, — тихо выдохнул тот и убрал кинжал за пояс. Затем проверил лук. Он все еще висел на плече. И вроде бы даже не повредился. — Дай мне копье.

— Э? — тупо захлопал глазами увалень.

— Дай мне палка-тык, — спокойно, но решительно повторил Шанкар, — свое я потерял.

Тот, без задней мысли, протянул оружие охотнику. Последний чуть резче, чем хотел, вырвал древко из ладони спутника. На лице Ли сменялось одно чувство за другим. От страха и непонимания до облечения и тревоги. Ему не терпелось поведать Шанкару все, что он увидел, и медлить было нельзя! Но этот странный взгляд из-под нахмуренных бровей... это мрачное, перепачканное грязью, лицо... все это остужало горячий пыл, готовый вырваться наружу.

— Ху-ши, — тихо повторил Ли, — ты... хорошо?

— Рассказывай, — грубо ответил он.

— Э?

— Рассказывай.

Глаза Ли едва не вылезли из орбит, когда он увидел, что охотник опустил копье и теперь заостренный наконечник направлен прямо ему в грудь.

— Ху-ши, ты чего?! — голос Ли едва не сорвался на визг.

Ветерок вяло шелестел зелеными листьями над головами. И это умиротворяющее шуршание дико контрастировало с тем, что происходило вокруг.

— Ты знал, — охотник шагнул вперед, вынуждая Ли отступить, — знал все.

— Ху-ши, ты чего?! — тот вскинул руки в обезоруживающем жесте, отступил еще на пару шагов и внезапно уперся спиной в широкий ствол сала.

— Про Кали и Нюнг, — охотник говорил, будто гвозди заколачивал. С каждым произнесенным словом увалень ощущал, что его словно живьем прибивают к дереву. Копье, направленное ему прямо в живот, становилось ближе. — Ты все знал. Но ничего мне не сказал. И ничего не сделал. Ни тогда, ни сейчас.

— Ху-ши, — зрачки Ли расширились так, что почти целиком покрыли радужку. Челюсть отвисла, губы задрожали. — Я не... я не... языцы...

— Язычники?! — тон Шанкара резко возрос, губы исказила гримаса гнева. — Язычники?!

— Ху-ши... — промямлил увалень вмиг онемевшим языком.

Охотник рванул к нему и схватил за горло, лишь в последний миг отведя копье в сторону. Кажется, Ли готов был потерять сознание от страха. Его трясло, как в лихорадке. И только крепкая хватка Шанкара не давала рухнуть на влажный ковер из листвы. Крепкая, но недостаточная для того, чтобы полностью перекрыть воздух.

Дыхание охотника участилось. Его переполнял праведный гнев.

— Что ты знаешь о язычестве?! Ты и твои соплеменники! Что вы знаете о язычестве?! Что вера способна сделать с людьми, когда ими движет слепое убеждение?!

— Ху-ши... погоди... я... — Ли предпринял вялую попытку освободиться, но безуспешно. Охотник ее даже не заметил.

— Вы не знаете того, что знаю я! Не видели того, что видел я! Чем?! Чем, Ли?! Чем они вам помешали настолько, что ваши проклятые руки поднялись на ребенка?! Что ты за человек?! Ведь у тебя самого есть сын!

На эмоциях Шанкар сжал горло Ли сильнее. Тот захрипел, раскрыв рот и выпучив глаза. Сцепил трясущиеся ладони на запястье охотника, пытаясь сбросить захват, но вновь безуспешно.

Пока увалень пытался высвободиться и трясся под деревом, мысль Шанкара внезапно остановилась на собственной речи.

«Что ты за человек?! Ведь у тебя самого есть сын?!».

Эта фраза, брошенная сгоряча секундой ранее, почему-то показалась очень важной. Взор охотника слегка затуманился. Образ Ли перед глазами расплылся, но Шанкар продолжал крепко держать его за горло.

«Что ты за человек?! Ведь у тебя самого есть сын... ведь у тебя самого есть сын... есть сын... сын...».

Он вспомнил слова Карана. Вечером, когда тот всех перепугал, явившись с берега едва живой от страха.

— Он хотел сожрать его.

— Кто?

— Он... он показался из воды... когда я хотел поздороваться с Нюнг.

— Кого он хотел съесть?

— Ксу.

— Ксу?

— Он рванул к нему... я толкнул Ксу, и мы... побежали и...

«Он хотел сожрать его... Ксу... он хотел сожрать его...».

Мысль охотника переместилась еще дальше. В день, когда они отправились на охоту, и из чащи к ним выскочил бешеный синха. Как полосатый зверь накинулся на Ли, полностью утратив интерес к поверженному Шанкару. Хотя казалось — один удар и... но он набросился на Ли...

«Набросился на Ли... и нечто хотело съесть Ксу... неужели тут есть связь?».

От этой догадки зрение охотника прояснилось. Он вернулся в реальность и обнаружил, что по-прежнему сжимает горло увальня. Сжимает крепче, чем хотел. Тот хрипел, продолжая вялые попытки сбросить цепкий захват. Рот открыт, губы пересохли. Глаза закатились так, что остались видны одни белки... И это зрелище напомнило Шанкару о прошлом.

Прохладная камера Цитадели. Узник с исцарапанной кожей после бега сквозь джунгли. Он сидит в дальнем углу, обхватив костлявые колени худыми руками и бормочет что-то невнятное себе под нос. Стон, периодически срывающийся с губ, леденит душу и эхом проносится по пустому коридору темницы. И кроме них нет здесь никого. Ведь в Мохенджо-Даро давно забыли, что такое преступление. Охотник обращается к нему. Он спрашивает.

— Анил, кто это сделал? Это был зверь?

Тот не отвечает. Он продолжает сидеть, уткнувшись лицом в колени и обхавтив их ладонями. Его тело вяло покачивается из стороны в сторону. Влево... вправо... влево... вправо.

Шанкар протягивает руку, дабы остановить этот живой маятник и достучаться до друга... Тот вскидывает голову. Рот искажается в безумном оскале. Глаза закатываются так, что видны одни белки. С безумным воплем, от которого душа уходит в пятки, он кидается на охотника и смыкает руки у него на горле. И в этом захвате ощущается огромная сила. Сила, неподвластная обычному разуму.

— Еще один! Еще один!

Воспоминание прервалось. Оно окатило Шанкара, словно холодная вода из кадки. Он одернул руку и отпустил Ли. Отступил на шаг назад. Тот рухнул в опавшую листву и зашелся громким кашлем, при этом силился что-то сказать, однако все, что удавалось сделать, так это со свистом вдыхать воздух.

Шанкар смотрел на него сверху вниз. На то, как тучное тело содрогается под свободной рубахой. Во взгляде охотника сквозили жалость и презрение. Перед ним был все тот же Ли — милый и добродушный увалень. Но как всего лишь одна раскрытая тайна способна преобразить мнение о человеке. Охотник не знал, насколько серьезна вина Ли в содеянном. Но то, что она есть, не сомневался ни на миг. Даже простое бездействие делало его виновным в глазах Шанкара.

— Ты все знал и ничего не сделал, — глухо молвил он, опираясь на копье.

— Ху-ши... — прохрипел, наконец, тот.

— Ты все знал. Поэтому не дал мне поговорить с твоим сыном. Боялся, что тот тоже начнет говорить то, что не желает слышать Хэн. И тогда бы вам грозила судьба тех несчастных.

Ли шумно вдохнул и выпрямился, при этом оставаясь стоять на коленях посреди опавшей листвы. Он молитвенно сложил руки перед собой. В глазах застыли паника и страх. Но Шанкара они тронуть не смогли.

— Я не знаю, что здесь было раньше, — мрачно продолжал вещать он, — чем вам мешали люди, жившие здесь до вас. Языцы, как вы их называете. Но... похоже... теперь кто-то пришел за вами.

— Ху-ши... — руки Ли тряслись, — я все... рассказать тебе... все тебе рассказать! Прости! Я... боюсь... я... прости...

Речь перешла в несвязное лепетание. Было видно, что увалень на грани. Его пугало то, что Шанкар узнал истину. Пугало то, как он смотрел на него сейчас. Как крепко сжимала его рука копье. И память о хватке на собственном горле была еще слишком свежа. На рыхлой коже уже проступили следы от пальцев. Но Ли сейчас не думал об этом. Его даже не заботило, откуда беженец раскопал истину. Все, чего заботило его сейчас — это собственная жизнь. И жизнь тех, кто был ему дорог. А ведь в этот миг нечто стремительно приближалось к деревне...

— Ты расскажешь мне все, Ли, — голосом, не терпящим возражений, молвил Шанкар, — все с самого начала и все, что тебе известно. Мне плевать на тебя и те беды, которые вы, возможно, накликали на свои головы. Но мне не плевать на Абхе и Карана. И я сделаю все, чтобы их защитить. Поэтому ты расскажешь мне... — он выждал паузу, а затем добавил, — и о Башэ тоже.

— Ху-ши! — взмолился тот, но охотник оставался непреклонен.

— И о Башэ тоже.

— Ху-ши! — Ли крепче сжал руки, ему удалось кое-как совладать с дыханием. — Я рассказать... все рассказать... только... только...

— Никаких «только»! — костяшки на пальцах, сжимавших копье, побелели. — Все расскажешь!

— Ху-ши! — увалень попытался встать, но ноги отказали, и он опять рухнул на землю. — Башэ... Башэ...

— Ну?!

— Он здесь!

Шанкар отшатнулся. Дыхание участилось в такт подскочившему биению сердца. Внутри все смешалось. Ярость. Гнев. Боль. Горечь. Страдания. Досада за то, что все это повторяется с ним... С ними. Повторяется вновь. Чувства сплелись в огромный клубок и, подобно ядовитым змеям, жалили душу. И их яд готов был свести с ума.

На секунду охотник прикрыл глаза. В этот миг округу разорвал истошный женский крик. Шанкар поднял веки. В зрачках загорелось пламя решимости.

«Нет. Клянусь Богиней-матерью, не в этот раз!».

Бросив испепеляющий взгляд на Ли, охотник злобно процедил:

— Позже!

И ринулся на берег. Он в два счета преодолел джунгли. Продрался сквозь кустарник и очутился на белом песке. Не теряя и секунды, припустил вдоль реки к селению. Сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь в висках кузнечным молотом. Взор, полный гнева, страха и дикой, упрямой решимости, смотрел лишь перед собой. Он не видел переливов солнечных лучей на поверхности реки. Не чувствовал, как холод вновь начинает сковывать тело с каждым шагом, приближающим к деревне. Не слышал, как Ли, пыхтящий словно вьючный мул, пытался поспеть за ним на трясущихся ногах.

Он бежал и думал только об одном. Как в тот раз... как в ту ночь, когда насмерть загнал лошадь по дороге в Хараппу. Тогда он тоже думал только об одном. Но не успел вовремя. Страшная находка ждала его во тьме ночи. Поляна, усеянная останками тел. И среди них та, которой охотник готов был отдать сердце. Черная коса и глаза цвета сапфира. Он не смог ее спасти. Не смог спасти Нилам.

«Но не в этот раз! Клянусь, не в этот раз!»

Крики становились отчетливее. Теперь в них сквозили ужас и боль. Шанкар уже не раз слышал подобное. Все начиналось вновь. Но он не позволит, чтобы с Абхе и Караном что-то случилось!