Царь девяти драконов

Глава 11

Стражник причала у Матери вод возле Хучена с любопытством провожал взглядом плот, на котором уплыл цзы Хэн с пленниками. Кто они такие, и с какой целью высокопоставленный гость пожаловал в столицу средь бела дня, воин спрашивать, разумеется, не решился. Кто он такой, чтобы задавать подобные вопросы самому цзы? Но любопытство съедало его изнутри. Воин непременно вознамерился поинтересоваться у своих товарищей по службе в городе, что происходит. Быть может, до них дойдут какие слухи?

Тяжко вздохнув, он заставил себя оторваться от созерцания плота, что уже добрался до середины реки, и унял огонь нетерпения внутри себя. Сжав копье покрепче и, кашлянув в кулак, стражник уставился отсутствующим взглядом на дорогу. Та проходила немного вперед и раздваивалась. Одна шла на юг в земли, которыми правил цзы Хэн. Судя по слухам, тамошним чжунам придется нелегко. Светлейший Лаоху повелел поднять продовольственный налог с тех участков, что не побили таинственные морозы.

«И это правильно. В трудные времена люди должны помогать нуждающимся».

Другая дорога вела на север. Там, далеко, в предгорьях, находился хутор бортников, снабжавших Хучен сладким медом. Недавно в ту сторону отправился крупный отряд под командованием самого телохранителя светлейшего Лаоху, благородного хоу Яня. Что-то там явно случилось, ибо, по слухам, партии меда не поступали уже давно. Да и не стал бы бо Янь тратить свое время на пустяковые дела.

«Надеюсь, они вернутся с добрыми вестями, — подумал стражник, отрешенно осматривая тракт, — дурных и без того хватает».

Солнце было столь ярким, что даже грунт блестел в его лучах, заставляя щурить глаза. Слабый ветерок налетал с реки, принося прохладу. Джунгли, растущие вдоль дороги, убаюкивающе шелестели листьями.

— Фух, — выдохнул воин, — сегодня хоть не так жарко... — он скосил взор на север и застыл в изумлении.

Шаркая сандалиями по земле, поднимая в воздух клубы дорожной пыли, к причалу приближался человек. Серая рубаха, опоясанная кожаным ремнем, взмокла от пота. На руках и животе виднелись дыры, будто оставленные острыми ветками. Человек тяжело дышал и опирался на копье, словно о посох. Когда незнакомец приблизился, стражник увидел насколько бледно его лицо, искаженное гримасой ужаса. В широко раскрытых глазах застыл неподдельный страх. Из легких вырывалось свистящее дыхание. У стража причала холодок пробежал по затылку.

— Эй! — крикнул он, делая шаг навстречу, — что случилось?! Что такое?!

Незнакомец не ответил. Сделав еще несколько шагов, он выронил копье и рухнул в дорожную пыль. Путник задыхался, громко глотая воздух ртом.

— О, духи речные, да что ж такое?! — стражник кинулся на помощь.

Упав перед незнакомцем на колени и перевернув его на спину, воин случайно опустил ему руку на грудь и почувствовал, как бешено колотится сердце. Казалось, несчастный путник не видит стражника. Взгляд расширенных зрачков устремлялся в синее небо. Словно яркое солнце ничуть не слепило его.

Задыхаясь и с трудом ворочая языком, незнакомец просипел:

— Бо Янь... огонь... Башэ...

— Что? — с тревогой переспросил стражник, склоняясь. — Что ты сказал?

— Бо Янь... огонь... Башэ...

Воин вздрогнул и отстранился:

— Ты с севера? Что-то случилось с почтенным хоу Янем?! Что?! Что произошло?!

Однако незнакомец не слышал. Внезапно его тело конвульсивно дернулось, глаза стремительно закатились, и спустя миг стражник осознал, что больше не слышит биение его сердца.

Причал погрузился в тишину. Только Матерь вод тихо журчала за спиной, да листья джунглей шелестели вдали.

***

Лаоху неторопливо спускался по лестнице. Стража в кожаных нагрудниках выстроилась по обе стороны в почетном карауле. Каменные лица не выражали никаких чувств. Взор устремлялся в пустоту. Воздух пронзали заостренные копья. Тяжелая поступь вана громко отдавалась в округе. Лицо Повелителя было хмурым, брови сдвинуты. Невеселые думы охватили разум.

«Настают нелегкие времена. Но, клянусь духами, я не посрамлю памяти предков и встречу невзгоды достойно».

Доспех тихо бряцал в такт шагам, а пальцы Лаоху по привычке выбивали дробь.

Вот длинная лестница оказалась преодолена, и ван свернул на тропинку, ведущую в сад. Прошел через лунные ворота, ощутил запах цветов. Сладковатый лотос, терпкий и влажный пион. Щебетание птиц в кронах фруктовых деревьев. Приятный контраст света и тени, игра солнечных зайчиков на поверхности пруда. Хруст камешков под ногами ласкал слух. Лаоху почувствовал, как полностью расслабляется. Словно сад обладал истинной магией, способной разом освободить от груза проблем.

«Если бы можно было остаться здесь насовсем».

— Это мой цветок! — услышал он визгливый девичий крик.

— Я увидел его первым! — вторил ему мальчишеский голос, более твердый и уверенный.

Лаоху свернул на другую тропинку и увидел невысокую длинную скамью. Мэйфан сидела в тени сливы и наблюдала за тем, как дети отчаянно спорят, кому из них должен принадлежать цветок розового пиона. Ван в очередной раз подметил, как много белил нанесла на кожу лица супруга. Она всегда считала, что чем светлее кожа, тем красивее она выглядит. Лаоху и забыл вовсе, когда видел на этих округлых щеках здоровый румянец. Черные глаза со скучающим взглядом аккуратно подведены. Темные, как смоль, волосы убраны в привлекательную прическу из нескольких пучков. Стройное тело прикрывало одеяние. Такое же белое, как и лицо Мэйфан. Повелитель невольно порадовался, что жена сидит в тени. В лучах солнца она слепила бы взор не меньше, чем снег в ясную погоду.

— О-о-о, — томно простонала она, наблюдая за перепалкой, — неужели вам заняться нечем, как устраивать шум из-за какого-то цветка?

— Если брат с сестрой не могут поделить даже пион, то быть беде в священном царстве, — вставил Лаоху.

Галдеж тут же прекратился. Дети забыли о ссоре и как по команде уставились на родителя. Мэйфан мгновенно вскочила и присела в церемониальном поклоне.

— Бо.

Ван улыбнулся уголками губ и сдержанно кивнул. Перевел взгляд на детей. Заметил, что пион сжимает в кулаке сын. Вэй пошел в отца — такое же гордое выражение лица, уверенный взгляд. Дочь же, Мэйгуай была копией матери — бледная и капризная. Только вполне обходилась и без белил. Вот и сейчас она стояла, надув полные губки и готовая закатить очередную истерику. Мысленно Лаоху уже приготовился к ней.

— В чем дело? — как можно суровее, поинтересовался ван.

— Она хочет забрать мой пион, отец, — спокойно ответил сын.

— Он не твой, я его первой увидела! — топнула ножкой в миниатюрной туфельке дочь.

Лаоху тихо вздохнул и обратился к Вэю:

— Это правда?

— Да, отец, — спокойно признал тот, чем слегка удивил Лаоху, — но полез в воду и достал его я. Смотри!

Вэй указал пальцем на мокрые сандалии, влажные ноги, с которых продолжала капать вода, и сырой подол широкой рубахи красного цвета.

— Хм, — хмыкнул Лаоху, — пион твой по праву силы.

Щеки Мэйгуай зарделись от досады. Отчасти этого ван и добивался. Хоть на щеках дочери он сможет увидеть румянец, так позабытый на лике супруги.

— Но, — продолжил Повелитель, — что может быть лучше, чем приподнести цветок в дар прекрасной деве?

Вэй замялся лишь на мгновение, а затем протянул пион сестре. Румянец медленно сошел с ее щек, и дочь трепетно приняла подарок из рук брата. В глазах девочки появился настоящий восторг и вожделение. Опомнившись, она отвесила легкий поклон.

— Благодарю.

Мальчик сдержанно улыбнулся и кивнул.

— Знаете мудрую поговорку, дети? — спросил Лаоху.

— Какую, отец? — хором поинтересовались они.

— Слива себя не хвалит, а дорожка к ней всегда протоптана, — улыбнулся ван, — поэтому пойдите и полакомитесь ее плодами. Но не здесь. Нам с вашей матерью надо поговорить.

— Да, отец.

Дети поклонились и послушно направились по тропинке вдоль пруда вглубь сада. Мэйгуай, бережно прижимавшая пион к груди, и Вэй, гордой походкой следовавший за ней.

Лаоху какое-то время молча и с любовью смотрел им вслед.

— Из него вырастет отличный правитель, — наконец вымолвил он.

— Не сомневаюсь в этом, муж мой, — тихо подтвердила Мэйфан.

— Отставим любезности, — он присел на скамью, вынуждая ее опуститься следом, — как ты?

— Ужасно, — тут же отбросила деловой тон она, — у меня белила заканчиваются, а эти слуги до сих пор не принесли шкатулку новых!

Лаоху усмехнулся:

— Мне бы твои проблемы, Мэйфан. Мне бы твои проблемы.

Та надула губки.

«Ну прям как дочь. Сейчас устроит очередную капризную выходку».

Так и случилось. С уст супруги сорвалась плаксивая тирада.

— Ну, конечно! Тебе-то что за дела до моих проблем? Это ж не тебе предстоит предстать перед почтенными господами с некрасивым лицом...

— Мэйфан, — простонал Лаоху, — тебе до моих проблем тоже нет никакого дела.

Та пропустила слова мужа мимо ушей:

— Вот представь только. Что они обо мне подумают? Что я неспособна поддерживать свою красоту? Достойна ли я тогда быть супругой самого светлейшего вана? Вот...

Повелитель прикрыл веки и терпеливо выжидал, когда же этот словесный водопад иссякнет. По прошлому опыту он знал, что жену обычно хватает ненадолго. Лишь в редких случаях она готова капать на мозги часами. И почему он до сих пор это терпит? Ведь в любой момент мог приструнить и поставить ее на место, но не делал этого. Возможно потому, что Мэйфан осмеливалась закатывать истерики исключительно наедине. А возможно просто потому, что несмотря на все ее капризы и странности, Лаоху продолжал испытывать нежные чувства к супруге. Как в первый раз...

Солнечные блики отражались от поверхности пруда и играли на слегка хмуром лице вана. Птицы щебетали в кронах деревьев, а до носа доносился запах цветов.

— Я достану белила, — внезапно прервал Лаоху, — но позже. Извини, но сейчас есть дела поважнее.

— Ну, конечно, — вновь завела свою любимую песнь Мэйфвн, — у тебя всегда найдутся дела поважнее, нежели мои...

— Сейчас все серьезно, — хмуро бросил ван и посмотрел супруге прямо в глаза.

Видимо, та нечто увидела в его взгляде, ибо прекратила причитать.

— Что-то случилось?

— Случилось. Возможно, нас ждут нелегкие времена.

— О, Шанди, что же произошло? — всплеснула руками Мэйфан.

— Тебе пока лучше об этом не знать.

— Ну, вот, опять! Опять ты не желаешь посвящать меня в свои дела, а между прочим я постоянно думаю и забочусь о твоем благополучии! Супруг мой, это несправедливо по отношению ко мне, неужели ты... — ее снова понесло.

Лаоху с трудом сдержал стон и ироничную ухмылку. Кажется, придется еще немного потерпеть. Но, как глупо это ни звучало, несмотря на женские капризы, он отдыхал здесь душой и телом. Возможно потому, что удавалось бывать в саду слишком редко. И от того сии моменты особенно ценны...

Громкий хруст камней под ногами заставил вынырнуть из приятной неги. Кто-то спешно приближался сюда, совсем не заботясь о манерах и придворном церемониале.

«Кто посмел?».

Нахмурившись, ван поднял голову. В этот момент на тропинке показался воин. Волчья шкура свалилась с плеч от бега и с трудом держалась. На лбу бойца выступила испарина, он тяжело дышал. Гневные слова, готовые сорваться с уст Повелителя за то, что кто-то посмел нарушить его уединение и покой, застыли на губах, когда он увидел страх и панику в глазах стражника. Тот, не доходя до правящей четы пары бу, рухнул на колени. Камешки громко хрустнули под ними.

— Повелитель! — прохрипел он. — Светлейший Лаоху! — воин задохнулся, не в силах совладать с дыханием.

Мэйфан резко замолчала и испуганно уставилась на новоприбывшего. Холеные ручки непроизвольно метнулись к лицу и прикрыли рот.

Лаоху медленно поднялся. Взгляд его посуровел, а лик стал мрачнее тучи.

— Что произошло? — тем не менее, ровным тоном потребовал ответа он.

С трудом отдышавшись и непроизвольным движением поправив волчью шкуру, воин прохрипел:

— Прибыл почтенный цзы Хэн... со страшной вестью с юга... он просит... чтобы ты принял его.

Нехорошее предчувствие закралось в душу вана.

«Час от часу не легче».

Стараясь не показывать свое волнение, Лаоху повелительно произнес:

— Передай, что я встречусь с ним в зале приемов через час.

— Слушаюсь... светлейший ван...

— Можешь идти, — махнул рукой он.

— Это... это... это не все, о, светлейший Лаоху.

Ван нахмурился сильнее:

— Что еще произошло?

Стражник громко сглотнул, перевел дыхание и молвил:

— Прибыл воин с севера... из отряда почтенного хоу Яня.

Лаоху напрягся:

— Он принес мне какую-то весть от моего телохранителя? И почему Янь не вернулся сам?

— Повелитель... — голос воина дрогнул, — посланник... мертв...

Ван похолодел. Сердце екнуло в груди.

— От чего он умер?

— Прости меня, Повелитель... я не лекарь... и не могу знать наверняка... но похоже... он бежал всю дорогу назад и... не выдержал... его лик был полон ужаса...

— Он что-нибудь сказал перед смертью?

— Да, светлейший ван... — стражник шумно втянул воздух ртом.

— Что?! — Лаоху сорвался на крик. — Что он сказал?!

— Бо Янь... огонь... Башэ.

У Повелителя закружилась голова. Он почувствовал, как вся кровь отхлынула от лица.

«Бо Янь... огонь... Башэ...».

— Немедленно пошлите за Фу, — взяв себя в руки, но все еще бледный, приказал Лаоху, — он должен явиться в зал приемов сейчас же.

— Я повинуюсь, мой господин...

— Живо!

Стржник поднялся и на трясущихся ногах отправился выполнять приказ. С такой скоростью, на которую только был способен.

Лаоху провожал его отрешенным взглядом, закусив до крови нижнюю губу. В душу начал закрадываться страх, хоть ван и противился ему. Липкий и тягучий, как древесная смола, он медленно и неумолимо сковывал частички души. Но ван сейчас боялся не за себя...

— Супруг мой, что происходит? — донесся до него взволнованный голос Мэйфан.

Он обернулся к жене. Та продолжала сидеть на скамье под сенью сливы, прижав руки к бледному лицу. Черные глаза были широко раскрыты, в них сквозили испуг и растерянность.

— Не знаю, — честно признался Лаоху, — но я обещаю, что скоро все выясню, а ты — ни слова детям о том, что сейчас услышала. Поняла?

Та быстро закивала, а затем внезапно вскочила и прижалась всем телом к вану. Тот крепко обнял ее за талию.

— Я боюсь, — прошептала она и всхлипнула, — что-то страшное происходит... скажи, ведь, так?

— Я не знаю, — вновь повторил он и провел ладонью по ее волосам, — но скрывать не буду, дела серьезные.

— О-о-о...

— Мне надо идти, — с легким сожалением ван отстранился.

Он видел, что Мэйфан не хочет его отпускать. Впервые в жизни, она не желала оставаться наедине среди цветов и деревьев. Лаоху и сам осознал, что не жаждет уходить. Будто дворцовый сад был последним местом в мире, где можно спрятаться от тьмы. Но он должен вернуться в реальность. Вернуться к делам. Ведь Хучену грозила опасность. И от одной только мысли, что с Янем что-то случилось, сердце обливалось кровью.

Ван высвободился из объятий и, не сводя взора с жены, сделал шаг назад. Та следила за ним глазами, полными страха и любви.

— Не говори ничего детям, — строго повторил он, — слышишь? Не говори ничего.

— Да, муж мой, — прошептала Мэйфан дрогнувшим голосом, в уголках очей блеснули слезы.

Лаоху хотел вернуться и утешить ее, вновь прижать к своей груди, но сдержался. Вместо этого лишь сдержанно кивнул и спешно направился к выходу. Тяжелые шаги, бряцание доспеха и хруст камней под ногами сливались в один громкий гул. Птицы щебетали в кронах деревьев, отовсюду доносился аромат цветов. Но ван этого уже не замечал. Стена мира и благополучия, отстраиваемая столько лет, готова была рухнуть в любой миг.