Царь девяти драконов

Глава 18

Танцзин был доволен. На худощавом лице расплылась улыбка облегчения. Утро выдалось богатым на радостные события. Казалось, сам Шанди радуется вместе с ним, посылая с неба теплые лучи. В роще за городом заливались птицы, встречая рассвет громким щебетанием. И душа Танцзина пела вместе с ними. Сегодня особенный день — день почитания предков. День празднества по случаю победы над врагом. И день чествования победителя — почтенного гуна Фу. Но истинное счастье воротнику приносило то, что он исполнил-таки веление светлейшего бо и нашел гнусного нарушителя, осмелившегося проникнуть на вершину городской стены. Сейчас оборванец стоял прямо перед ним. На лице его был написан страх, который не могла скрыть грязная челка, спадающая на лоб. Черные глаза с ужасом смотрели на Танцзина с обветренного лица. Двое стражников в плотных рубахах крепко держали его под локти. Воротник же, уперев руки в бока, высокомерно оглядывал задержанного. Сейчас он не чувствовал ни скованности, ни стеснения. Пот не струился по его щекам. Лишь вышестоящие заставляли Танцзина трепетать. Однако он по-прежнему заикался.

— П-почтенный Фу будет счастлив, к-когда у-узнает, ч-что нарушитель п-приказа п-получил п-по з-за-заслугам.

— О, господин Танцзин, — залепетал бедолага, — я жеж ни в чем не виноват!

Воротник прищурился:

— Т-ты з-за-лез на стену! А в-всем и-известно, ч-что этого д-делать не-нельзя.

— Клянусь всеми духами! — задержанный хотел упасть на колени, но стражники не позволили. — И в мыслях не было нарушать закон светлейшего Лаоху!

— П-побоялся б д-ухами клясться, — презрительно бросил Танцзин и обратился к страже, — г-где н-нашли?

— У ворот ошивался, бо, — глухо ответил один из них, — руками своими грязными в кладке шевырялся.

— Видать залезть хотел, — хмыкнул второй.

— Т-так и д-думал.

— Клянусь Шанди! — крикнул оборванец. — Не хотел я залезать! Шел мимо, смотрю, земля из стены торчит. Думаю, подправить жеж надо. Подхожу, берусь, и меня тут жеж скручивают да во всех грехах обвиняют!

Танцзин чуть подался вперед и пристально всмотрелся в испуганное лицо задержанного. Тот продолжал со страхом коситься на воротника. К ужасу добавилось учащенное дыхание. Выдержать столь неприятный взор оказалось выше его сил. Бедолага постарался не встречаться взором с Танцзином.

— В-внешне п-похож, — после минутного наблюдения констатировал воротник, — и-и г-глаз о-тводит, — воротник выждал паузу, обдумывая, как поступить с провинившимся, а затем молвил, — п-посадить в-в яму н-на с-сутки. Н-не д-авать еды и-и в-воды, — при этих словах глаза оборванца выскочили из орбит, — п-потом н-нанести с-символ позора н-нес-смываемой к-краской н-на л-лицо.

— Почтенный бо! — взвизгнул несчастный. — Клянусь, не я это! Не я! Я ни в чем не виноват!

— М-молчать! — рявкнул Танцзин, тут же обрывая тщетные потуги воззвать к голосу разума. — В-веди с-себя д-достойно, чжун, и-иначе почтенный гун Фу м-может п-повелеть о-отрезать н-носы в-всей т-твоей с-семье! — увидев, как посерело от страха лицо оборванца, воротник ухмыльнулся и выпрямился. — Н-нарушить з-запрет с-светлейшего Лаоху в-во время в-возвращения войска — с-серьезный п-проступок. И н-наказа-зание д-должно быть с-суровым.

Кажется, несчастного вот-вот должен был хватить удар. Ноги подкосились, и он едва не рухнул прямо на мостовую. И только стража, продолжавшая удерживать под руки, не дала этому случиться.

Танцзин ликовал. Он выполнил приказ Фу, нашел виновного. Отвлек от себя гнев почтенного гуна. Но было еще кое-что. Доставляло удовольствие видеть ужас чжуна. Как тот трепещет перед ним и молит о пощаде. Не все ему, Танцзину, трястись перед вышестоящими. Он тоже ведь желает испить манящего напитка власти.

Воротник вальяжно махнул рукой:

— У-уведите.

Те молча кивнули и поволокли несчастного к месту приговора. Идти сам тот не мог. Силы окончательно покинули его. Танцзин же в приподнятом настроении направился к воротам. Когда прославленный гун Фу вновь почтит его своим присутствием, ему будет что показать.

***

Юншэн спал как убитый. Вчерашний визит на поля к востоку от Хучена оказался долгим, но зато плодотворным. Урожай обещал быть избыточным. Впрочем, он всегда был избыточным под его руководством. Но в этот раз духи земли решили отблагодарить дом Лахоу особенно щедро. Запасов, что удастся собрать к концу лета, должно хватить не на один голодный год, если таковой случится. А Юншэн знал — под его мудрым надзором никакой голод городу не грозит.

«Это не гэ над головой размахивать, тут думать надо».

Кроме того удалось выбрать место для строительства новых хижин. Землянки для чжунов, конечно, хороши, но если есть возможность привнести нечто более новое и прочное — почему бы этого не сделать? Юншэн искренне считал, что Хучен должен сиять и процветать в любом своем проявлении. Даже в облике домов простых людей.

«Вот почему я сделал то, что сделал... они бы ни за что не привели земли к процветанию».

Погода выдалась тихая. Теплая и ясная. Судя по тому, что старые кости не ломило, будто стебли на свежем ветру, она таковой останется надолго. Поэтому ничто не прерывало сон главного советника вана.

На старческом лице играла умиротворенная улыбка, когда в полукруглую дверь покоев резко постучали.

С потрескавшихся губ сорвался сдержанный стон. Вялый, как дуновение сквознячка. Юншэн нехотя разлепил слезящиеся глаза и медленно сел. Сквозь широкое окно в комнату проникал утренний свет. Мягкий и нежный, он не тревожил взор. Из цветочного сада доносилось щебетание птиц. Запах цветов ласкал нюх и освежал голову. Слева в углу виднелась соломенная подстилка, на которой посапывал рыжеватый комочек.

— А тебе, мой старый друг, все нипочем.

Проведя скрюченной ладонью по лицу, Юншэн зевнул и буркнул:

— Я велел не беспокоить меня до обеда.

— Почтенный бо! — раздался тревожный голос по ту сторону двери. — Беда случилась!

— Какая беда может накрыть Хучен? — советник снова зевнул. — Небось опять с южных полей на крыс жалуются? Передай, что я посещу их на следующей неделе. Сегодня великий день и...

— Господин, посевы померзли!

Юншэн вздрогнул и тупо уставился на дверь.

— Что? — прохрипел он. — Ты съел слишком много чая сегодня по утру? До холодов еще несколько месяцев!

— Клянусь всеми предками, почтенный бо!

В речи слуги было столько ужаса, что советник невольно почувствовал мороз на затылке.

«Да как такое возможно-то? Явно чжуны что-то путают».

Облизав пересохшие губы, Юншэн уточнил:

— На каких полях?

— Везде, бо! — обреченно взвыл слуга. — На всех, на всех полях все вымерзло!

В последние годы сердце Юншэня билось тихо и медленно. То ли жизнь была спокойная, то ли старость брала свое. Но вот сейчас он услышал — оно зашлось, как в молодости. А отзвуки биения отдались в висках громким стуком. Советник опустил слегка дрожащие ноги на прохладный пол. Чистый, без намека на трещины. Четыре новые циновки, уложенные друг поверх друга, служили мягкой и удобной кроватью. Но Юншэн сейчас об этом даже не думал.

— Заходи, — прохрипел он.

Дверь распахнулась. Слуга, юноша шестнадцати лет, не успел ее придержать, и та с треском впечаталась в стену. Полетели кусочки глины. Зверек сонно пискнул и испуганно приподнялся на подстилке.

Юншэн глядел прямо в широко раскрытые глаза юнца и видел в них страх. И этот страх начинал передаваться ему. Он уже забыл это мерзкое липкое чувство. Последний раз советник испытывал его очень давно. Когда годы еще не оставили на волосах следов седины...

— Поведай мне все, — просипел Юншэн.

Слуга сцепил пальцы перед собой и стал лихорадочно мять их, будто пресс толчет зерно. Голос юноши подрагивал, когда он затараторил.

— Люди вышли на поля с первыми петухами и... и... рис стоял во льду. Вода покрылась морозной коркой. Посевы пшеницы к северу побиты... — юнец не справился с чувствами, дыхание перехватило.

Ощущая, как кровь начинает покидать лицо, Юншэн молвил:

— Я должен увидеть сам.

— Иней тает под лучами солнца, — залепетал слуга, — но люди говорят, посевы уже не спасти.

Советник резко поднялся. В спину вступило, в глазах потемнело. В голове взвился рой мыслей, подобный стае потревоженной мошкары. Но одну из них главный советник уловил надежно и крепко. Нельзя дать страху охватить слабые умы. Кто сеет панику, тот жнет бурю. Поэтому он должен лично убедить чжунов, что все хорошо. Даже если это не так. А потом переговорить с Лаоху.

— Приготовьте для меня гуаньцзяо, — прохрипел Юншэн, откашлялся и добавил уже уверенным голосом, — я выезжаю немедленно.

Слуга поклонился чуть ли не до земли и стрелой вылетел из покоев.

Из окна по-прежнему доносилось щебетание птиц и благоухающий аромат цветов. Солнечные лучи проникали в покои и согревали своим теплом. Но они не смогли растопить душу советника, на которой начинал скапливаться лед.

— Останешься сегодня дома, мой старый друг, — прошептал Юншэн, — не по душе мне это все.

Тот пробурчал что-то себе под нос и свернулся калачиком. Однако глазки-бусинки с тревогой посматривали на любимого хозяина. Зверек шкуркой чувствовал страх, исходивший от него. И он заставлял маленькое сердечко учащенно биться в груди.

***

Закусив нижнюю губу и прищурив глаза, Лаоху стоял возле окна зала приемов и смотрел на глиняные стены внизу, что обрамляли огромный сад с прудами и цветами всевозможных оттенков. Однако задумчивый взор не видел благоухающих красот и ярких переливов воды в рассветных лучах солнца. Взгляд терялся в пустоте. Правитель думал о своем. Пальцы левой руки непроизвольно выбивали дробь по доспеху.

Янь стоял в нескольких бу от повелителя. Почтительно склонив голову и вытянув руки вдоль тела, он выжидал, что скажет Лаоху. В зале повисла тишина. Со стены позади трона за всем молчаливо наблюдал огромный лик ху. В окружающем безмолвии выбиваемая по доспеху дробь была слышана особенно четко.

Наконец Лаоху молвил:

— До сих пор никаких вестей?

Янь едва заметно кивнул, хоть ван и не видел этого. Правитель продолжал взирать вниз.

— Да, светлейший бо. Гонцы с севера так и не объявились, но должны были еще несколько дней как назад.

— Я знаю, — сухо бросил Лаоху, дробь стала чуть громче, — нань Юн никогда раньше не подводил.

— Что-то стряслось, я уверен, — решительно ответил Янь и шагнул вперед, — благородный и верный Юн никогда бы не посмел подвести тебя.

— И это я знаю тоже, — резче, нежели хотел, сказал ван, обернувшись через плечо, — но меда нет! В тот день, когда он так нужен!

Янь вновь почтительно склонился. Лаоху увидел смущение своего телохранителя. Лицо вана прояснилось, лоб разгладился.

— Я сержусь не на тебя, мой друг. Я огорчен тем, что происходит.

Янь вскинул голову и пылко произнес:

— И в мыслях не было скверно думать о тебе, бо! Твоя душа болит о государстве. Поэтому позволь мне узнать, что же там случилось!

Ван удивленно вскинул брови:

— Ты? Но почему?

— Это праздник моего друга и товарища, почтенного гуна Фу, — с таким жаром продолжал Янь, разводя руками, что Лаоху невольно почувствовал на коже тепло его дыхания, — раз незваная напасть может навредить сему празднеству...

— Празднику ничто не навредит, — возразил Лаоху, — я велел достать из запасов...

— И я сделаю все, чтобы их скорее восполнить! — перебил Янь и тут же смутился своей дерзости. — Прости, светлейший.

— Меня всегда подкупал твой напор, — улыбнулся Повелитель, — хм... хорошо. Раз так хочешь, пусть. Снаряди отряд и узнай, что к чему.

— Благодарю за оказанную мне честь! Клянусь памятью предков, я не посрамлю ни тебя, ни Фу.

— Как и всегда, — уверенно подтвердил Лаоху и кивнул, отпуская верного телохранителя.

Когда тот скрылся за крепкой дверью, ван снова перевел взор в окно. Лоб прорезало несколько морщин. Правитель оставался задумчивым.

Вот уже много лет в Хучене все шло гладко. Ничто не нарушало устои и порядок. Город процветал и богател. Проблема с поставкой меда на фоне всеобщего благоденствия могла показаться сущим пустяком. Но Лаоху не привык, когда что-то идет не так. В отношении досадных трудностей он всегда был нетерпелив и стремился разрешить их в кратчайший срок. Они тревожили душу сильнее мелкой занозы, которую никак не удавалось достать.

Вот и сейчас ван стоял в зале приемов, нервно покусывая губу и нетерпеливо выбивая пальцами дробь по доспеху.

***

Сумрак. Она всегда любила его. И Фу никак не мог понять, почему. Даже днем старалась из дома не выходить. Лишь в редких случаях покидала стены жилища, чтобы в пасмурную погоду насладиться запахом молочных пионов да послушать трель садовых птиц. Укрыться в тени огромной сливы... Может, поэтому она такая бледная, как те самые пионы? Настолько бледная, что цвет кожи бросается в глаза даже сейчас, когда они сидят за низким столиком, вяло потягивая медовый напиток. Сидят, окутанные сумраком. Таким густым, что с трудом можно разглядеть узоры на стенах, посвященные предкам.

Ее кожа такая бледная...

...и нежная...

Иногда Фу казалось, что она нежнее тех самых пионов. Но тихий и замкнутый нрав Сюин для него по-прежнему оставались загадкой. Загадкой, которую он хотел разгадать, но не решался. Он, суровый военачальник, ставивший во главу угла порядок и не терпящий недомолвок, боялся. Он мог добиться признания. Вытрясти все, что у молодой жены есть на душе. И так было бы правильнее. Но страх сломить этот нежный и тихий цветок каждый раз останавливал от попытки. Наверное, это было единственное, что Фу в своей жизни по-настоящему боялся.

Сюин сидела напротив, покорно склонив голову и попивая напиток из собственной чаши. Хрупкое тело прикрывало темное одеяние. Достаточно свободное, но даже в нем она выглядела слишком хрупкой. Темные волосы, собранные в пучок на голове, сливались с сумраком зала. Окна выходили в сад, где уже начали сгущаться вечерние тени. Они приятно контрастировали со светом, тонкими лучами проходящим сквозь ветви деревьев.

— Одень что-нибудь ярче, — хмуро бросил Фу, — не подобает идти на праздник, как на похороны.

— Да, муж мой, — покорно прошептала она. Гун заметил, как крепче сжали чашу ее нежные ладони.

«Всегда такая покорная».

Прошло больше года с тех пор, как они связали себя семейными узами. И ни разу Сюин не ослушалась его. Всегда оставалась такой. Тихой, нежной, покорной. И Фу это вполне устраивало. Пусть ему не нравилась замкнутость жены, ради всего остального он готов был с ней мириться. Не каждому так везет с супругой. А она, к тому же, еще и очень молода. Молода и красива. Она пленила военачальника при первой же встрече. К тому же, правильные черты лица девушки показались Фу знакомыми, хотя раньше Сюин он не встречал.

«Это знак Шанди и духов» — подумал он тогда и не колеблясь согласился на союз. Приемные родители девушки были счастливы, что смогли устроить судьбу этого нежного цветка. Настоящие мать и отец Сюин умерли много лет назад...

Гун непроизвольно провел рукой по волосам, которые тронула седина, и отставил недопитую чашу.

«Незачем вливать себя слишком много. Будет непочтительно явиться на праздник пьяным».

— Скоро выходим, — сухо сказал он, — иди переоденься.

Сюин молча кивнула. В этот момент раздался голос одного из слуг.

— Почтенный гун, тебя хочет видеть господин Янь.

Фу изумленно вскинул брови.

«Неужели захотел сам сопроводить меня на пир? Это интересно».

Военачальник поднялся и, не глядя больше на Сюин, медленно прошествовал к выходу.

Вечер заливал Хучен оранжевыми красками. Улицы были полупусты. Многие люди заранее отправились на главную площадь, дабы занять места получше. В честь победы над врагом должна была состояться пышная церемония и торжество.

Янь стоял возле входа и наблюдал, как черный шапи с наслаждением грызет куриную кость. Тот развалился в тенечке возле стены, а аппетитный хруст раздавался чуть ли не на весь двор. Гоу был точной копией Фу в плане характера. Такой же хмурый, тихий, но верный и бесстрашный. Правду говорят, звери перенимают повадки своих хозяев.

Волчья шкура на плечах воина переливалась в лучах солнца рыжеватым оттенком. Она ярко контрастировала с темным доспехом на груди.

Фу не сдержал улыбки:

— Ты тоже решил не надевать этих балахонов?

Друг весело и заразительно рассмеялся, вынуждая гуна оттаять еще немного.

— Боюсь, в походе я бы оставил его на ближайшей ветке колючего куста.

Улыбка застыла на губах военачальника:

— В походе?

— Я отправляюсь на север, — кивнул Янь, — светлейший ван обеспокоен тем, что оттуда по-прежнему нет вестей. А я не хочу, чтобы Повелитель хмурился.

— Ты не останешься на торжество?

Фу вплотную приблизился к товарищу. В его глазах вспыхнул озабоченный огонек.

— Дела сами себя не сделают, — продолжая весело улыбаться, возразил Янь, — но ты не думай о смурном. Сегодня твой великий день.

Однако Фу помрачнел еще больше.

— Ты должен быть подле меня. Разделить со мной победу...

Так было всегда. С тех самых пор, как семья Яня сблизилась с кланом Лаоху. Фу не встречал человека преданней своему делу, нежели телохранитель вана. Столько в нем было ответственности и желания помочь. Благородства. Возможно поэтому они и стали крепкими друзьями. Пусть аоеначальник и считал товарища слишком мягким.

Янь положил руки на плечи старого друга. Он продолжал ослепительно улыбаться, однако взгляд его стал серьезным.

— Ты жизнью рисковал на войне. Так позволь мне разделить с тобой счастье от победы делом. Не принуждай сидеть рядом на пиру и потягивать мед, думая, что чаша может стать последней.

— А она может стать?

— Потому и еду, — Янь отступил на шаг, — светлейший Лаоху уверен, что запасов хватит еще надолго. Но незачем оттягивать решение.

Фу закусил губу. Ему это не нравилось. Неужели Янь не может подождать до завтра? Но старый друг всегда был таковым. Пылким, устремленным. Служба телохранителем вана лишь копила горячность в его крови. Ведь той недоставало выхода. И вот, когда нашелся повод...

— Жаль, — сухо молвил гун видя, что того не переубедить.

— Ты только не покрывайся тенью, как земля в ненастную погоду, — искренне попросил Янь, — ведь ничто не помешает нам наверстать упущенное, когда вернусь.

— Да, — сдержанно кивнул Фу, все еще ощущая неприятный осадок на душе, — пусть духи хранят тебя в пути.

Затем подошел и крепко обнял. Тот ответил ему таким же сильным жестом.

— Отдыхай и принимай почести, — молвил Янь ему на ухо, — ведь ты этого достоин, — затем отстранился и весело добавил, — и выпей меда за мое здоровье.

— Непременно.

Янь продолжал улыбаться, но взгляд оставался серьезным:

— И вновь прошу тебя не хмуриться. Со светлейшим ваном вы через многое прошли. Не раз спасали друг другу жизни. Начинали все с низов. Кому как не тебе присутствовать сегодня рядом с ним?

Фу ничего не ответил. Лишь мрачно взглянул на товарища из-под сдвинутых бровей.

Янь ободряюще кивнул и резко развернулся. Направился на улицу. Фу заметил сквозь полукруглый проем, что там его уже ждет отряд воинов, вооруженных копьями. Бронзовые наконечники тускло сверкали в свете заката.

— Приготовьте гуанцзяо, — бросил военачальник слугам, — госпожа скоро будет готова.

— Исполним, почтенный!

Но Фу не слышал. Он продолжал задумчиво смотреть в спину другу. Даже когда тот давно скрылся из виду, а ко двору доставили роскошный гуанцзяо.

Шапи Гоу продолжал похрустывать косточкой.