Глава 11

Солнце пересекло зенит и плавно шло к закату. Оранжевые лучи освещали широкую улицу Хучена, ведущую с востока на запад. Тонкий слой извести приятно хрустел под ногами и колесами редких повозок. Стук копыт быков гулко отдавался по округе. С гордо поднятой головой, Фу вышагивал вперед в сторону дворца. То и дело он ловил на себе восторженные взгляды прохожих. Облаченные в свободные одеяния различных цветов, те походили на пестрый поток, вяло текущий то в одну, то другую сторону. Красные, синие, желтые и зеленые — квартал знати мог похвастаться разнообразием и ослепить роскошью. Но Фу был равнодушен к блеску богатства. Оно не могло заставить его щурить взор. Даже солнце не могло. Военачальник молча принимал жесты восхищения, отвечая на почтительные поклоны сдержанным кивком.

По обеим сторонам улицы выстроились двухэтажные дома. Покатые крыши покрывал настил из соломы, а вход в жилище огораживала деревянная дверь. Лишь богачи могли себе ее позволить. Проем был сделан в виде полукруга. Ведь эта форма отпугивает злых духов.

«Сегодня злые духи не страшны, — думал Фу, — сегодня мы принесем славу победы в жертву предкам».

Там, далеко впереди, где улица расширялась и образовывала прямоугольную площадь, находился дворец вана. А сразу напротив — Храм предков. Самое святое и почитаемое место на этой земле. Фу решил посетить его прежде, чем явиться перед очи светлейшего Лаоху.

Он все шел вперед, будто не зная усталости. Ничто для него нет важнее, чем счастье своего господина. Люди продолжали молча приветствовать его, окидывать восхищенными взглядами и склоняться в почтительных поклонах. Но никто не решался заговорить, обратиться с расспросами. Да, весть о славной победе достигла Хучена задолго до того, как первый отряд прошел через восточные ворота. Однако каким бы знатным ты ни был, какое положение бы не имел и как сильно не чесался бы твой язык, не смеешь обращаться к гуну без его разрешения. Это может делать только ван, Повелитель Лаоху. Или равный положению его. И вот он как раз показался вдалеке.

— Дорогу! Дорогу! — взревели хором несколько голосов.

Пожилой бо в синем одеянии вздрогнул от неожиданности и отскочил в сторону, едва не попав под колеса телеги со свежей рыбой. Про себя Фу невольно подметил, что соскучился по этому аромату, и тот не вызывает раздражения.

— Осторожней, светлый господин! — взвизгнул погонщик бледнея, как полотно.

Старик окинул его отрешенным взглядом и поспешил ретироваться. Торговец рыбы утер лоб дрожащей рукой. Задави он этого почтенного мужа, и тут же бы отправился следом — развлекать покойника в мире духов.

— Дорогу! Дорогу! — вновь пробасил суровый хор голосов.

Миниатюрная девушка с прической больше, чем собственное лицо, охнула и вжалась в стену, обрамлявшую один из знатных домов. С бледного лица, покрытого толстым слоем рисовой пудры, изумленно смотрели черные глаза.

Фу же и бровью не повел. Только остановился, когда людской поток спешно отхлынул, и перед взором военачальника предстал богатый гуаньцзяо[1]. Спереди и сзади его несли аж восемь слуг. Все крепкие и жилистые, в серых рубахах с пятнами пота. Именно их грозный клич предупреждал людей, дабы те держались на почтительном расстоянии от знатной особы. Дерево гуаньцзяо было инкрустировано золотом. Оно сверкало в лучах солнца, привлекая всеобщее внимание и восхищение. Только в холодных глазах Фу сквозило равнодушие.

Завидев посреди дороги военачальника, слуги остановились, из-за их спин показался хозяин этого убранства. Движение полностью прекратилось. Образовался свободный круг, когда главный советник вана предстал перед лицом Фу. Все с трепетом и почтением наблюдали за встречей двух высокопоставленных особ.

Губы военачальника сжались в тонкую линию, когда перед ним предстал Юншэн в желтом одеянии, обрамленном черными полосами. В этой свободной одежде почтенный советник вана сверкал и притягивал взор, подобно солнцу. Фу нашел в себе силы отвесить сдержанный поклон, и тот ответил ему тем же.

— С возвращением из славного похода, почтенный Фу, — молвил хриплым голосом Юншэн, выпрямляясь и складывая ладони перед собой.

Старческое лицо советника, покрытое слоем глубоких морщин, расплылось в слащавой улыбке, однако она не могла провести бывалого воина. Взгляд Фу оставался сдержанным и непроницаемым.

— Рад встрече, советник Юншэн, — холодно ответил он.

— Не окажешь ли ты честь рассказать мне о деталях славной победы?

— Нет, — отрезал гун.

Седые брови советника взмыли вверх, едва не сливаясь с такими же седыми волосами. Локоны, заплетенные в косички, свисали по бокам и забавно покачивались на ветру.

— Нет, почтенный гун?

— Нет.

— Чем же вызван твой отказ?

— Я доложу все вану, и только ему. Великий Лаоху сам решит, поведать ли тебе.

Юншэн усмехнулся в усы. На долю секунды эта усмешка засквозила неприкрытым презрением, однако ее никто не заметил. Никто, кроме Фу.

— Неужели победа над врагом Хучена содержит в себе так много тайн, раз ты не рискуешь поделиться ею, почтенный гун?

Фу не ответил. Лишь сжал плотнее губы. Со стороны он походил на горделивого упрямца.

Советник язвительно добавил:

— Или это я не вызываю в тебе доверия?

О, он мог бы ответить на сей вопрос. Мог бы, да не станет. Последний, кто заслуживал доверия в его глазах, это советник Юншэн. И пусть он не кичится десятилетиями верной службы вану. Предатель остается предателем навеки. И Фу своего взгляда не изменит. Жаль, Повелитель не всегда прислушивается к нему.

— Я уважаю тебя, почтенный советник, — гун нашел в себе силы поклониться, — но выше вана для меня нет никого.

И вновь едва заметная усмешка дернула губы Юншэня. Однако она пропала так же быстро, как и в прошлый раз.

— Восхищаюсь твоей преданностью нашему светлейшему Лаоху, — ответил он.

Фу ничего не сказал. Лишь продолжал демонстративно сжимать губы в волевую линию.

Хитро прищурившись, Юншэн отвесил поклон и, не без удовольствия, добавил:

— С твоего позволения, вынужден с тобой расстаться, почтенный гун. Дела военные, конечно же, важны, но дела мирные требуют куда больших ума и выдержки.

Вся кровь отхлынула от лица военачальника. Ему словно прилюдно дали пощечину. Однако больше он ничем не выдал своего гнева. Лишь заставил себя ответить на вежливый жест.

— Хорошего дня, господин советник.

— И тебе, почтенный гун.

Юншэн усмехнулся на прощание, сверкнул желтым одеянием и скрылся в богатом гуаньцзяо. Фу заблаговременно отошел в сторону.

— Дорогу! Дорогу! — вновь хором заголосили слуги советника, направляясь к восточным воротам.

Спустя пару минут движение возобновилось. Люди неторопливо прогуливались или шли по своим делам. Некоторые рисковали и бросали осторожный взгляд на Фу. Тот стоял посреди дороги бледный, как полотно. И только когда голоса слуг Юншэня стихли вдали, он сбросил оцепенение.

***

Храм предков. Святейшее и незыблемое место всего Хучена. Так считал Фу. Так считали все. Не было обители сакральнее, нежели она. Даже дворец вана уступал по значимости священной роще в умах людей клана Лаоху.

Широкая площадь, покрытая белой известью... Она так ярко сияет на солнце, будто снег под лучами дневного светила. По обе стороны, с запада и востока, выстроились прямоугольные дома местных гунов и хоу[2]. Жилище самого Фу стояло чуть дальше на запад. Святилище располагалось почти у самого края обрыва, с вершины которого открывался прекрасный вид на окрестности. Могучая река Матери вод несла свои потоки на юг, плавно извиваясь меж джунглей и деревень подобно огромному змею. Змею, несущему жизнь и процветание. Дальше на западе виднелись густые леса, плавно переходящие в горы на горизонте. Яркий отблеск ледниковых шапок был виден даже отсюда.

Вдохнув полной грудью, Фу ощутил запах хвои, словно он очутился посреди горной чащи. Ветер тихо шумел в ветвях сосен и елей, в которых стоял Храм. Здесь было тихо. Несмотря на разгар дня. Ибо не смеет никто нарушать покой предков. Лишь чтить их да возносить молчаливые молитвы. Где-то там, среди крепких стволов и в тени деревьев, стоял каменный алтарь. А на нем — бамбуковые таблички, инкрустированные золотом. Драгоценные узоры образуют слова, и из них складываются имена достойных предков.

Гун сделал шаг навстречу святилищу. Известь приятно хрустела под ногами. Как будто его верный шапи[3] Гоу грызет птичью косточку. Храм стоял на небольшом возвышении, к нему вели широкие каменные ступени. Сейчас по ним спускался молодой хоу в красном одеянии. Черные, как смоль, волосы убраны в тугой пучок на макушке. Завидев военачальника, он низко поклонился, но не произнес ни звука, памятуя об обычае не нарушать священной тишины. Фу ответил тем же. Подождал, пока хоу удалится, и воздел взор к соснам. Ветер продолжал тихо шуметь меж ветвей, осыпая иголки на землю. Тишина, покой и умиротворение.

Гун остановился у подножия лестницы и почтительно склонил голову, вознося молчаливые молитвы предкам и благодаря Шанди за то, что помог одержать победу над врагами любимого вана. Нет, он не пойдет сейчас к алтарю. На его лице дорожная пыль, а на доспехах кровь и грязь. Негоже являться перед ликом духов в таком виде. Это оскорбит их. Но не прийти сюда Фу не мог. Поэтому он просто отдал дань уважения. Не мог этого не сделать.

Так он стоял около минуты. Стоял и слушал, как ветер играет ветвями хвои. Тихий шелест напоминал шепот. Шепот предков. И Фу казалось, что они гордятся почтенным гуном. Кивнув в благодарность, военачальник развернулся и покинул святилище. Долг исполнен. Теперь — его ждет дворец Лаоху.

***

— В-вы т-точно н-никого не в-видели? — поинтересовался Танцзин у двух стражников восточных ворот.

Те недоуменно переглянулись. На простых крестьянских лицах отразился легкий испуг. Их итак силком загнали в ополчение, а если еще господин воротник серчать начнет, то жизнь вовсе медом не покажется.

— Нет-нет, бо, — затараторил первый, — предками клянусь, не было тута никого.

— Истину глаголет брат мой, — вторил ему другой, — не видели чужаков али оборванцев. А если бы объявился такой — так приказ почтенного мы помним. Никого на стены не пускать.

Танцзин тяжко вздохнул. Судя по всему, стражники не врали. Но кого-то же гун Фу видел над воротами! Он провел рукой по лицу. Ладонь слегка дрожала.

«Быть может, с-светлейшему военачальнику п-почудилось? У-устал с п-похода и д-дороги. А солнце с-сегодня жаркое. С-сыграл у-усталый разум с ним з-злую шутку... как ж-же я представлю ему в-в-виновника? Не духов же мне л-ловить?».

Он вновь тяжко вздохнул. Стражники с опаской поглядывали на своего командира. Однако в их взгляде читалось отнюдь не сочувствие к воротнику. Они боялись за собственные шкуры.

Танцзин окинул их угрюмым взглядом:

— Х-хорошо, можете п-продолжать н-нести пост.

— Во славу нашего великого Лаоху! — хором ответили те и тряхнули копьями.

Воротник кивнул и спустился по лестнице к подножию стены. Отрешенным взором окинул площадь.

«Г-где же м-мне его и-искать? Верно п-почтенному гуну п-привиделось. Только м-мне т-то от этого н-не л-легче. Как же ж г-голову с-свою уберечь?».

Из мрачных раздумий его вывел громогласный хор:

— Дорогу! Дорогу!

Танцзин встрепенулся. Сюда приближался богатый гуаньцзяо, инкрустированный золотыми узорами. Воротник сразу узнал, кому он принадлежит. Слуги главного советника вана продолжали орать на всю улицу несмотря на то, что площадь была почти пуста. Они остановились в нескольких шагах от Танцзина, и Юншэн, сверкая желтым одеянием, вышел на солнечный свет.

— П-приветствую п-почтенного, — поклонился Танцзин, — п-пусть д-духи даруют тебе з-здравия, а п-предки г-гордятся тобой.

Сухие губы советника дрогнули в снисходительной улыбке. Он ответил вялым поклоном и сложил руки перед собой.

— Доброго дня, Танцзин. Исправно ли ты ведешь службу?

Не поднимая головы, тот пробормотал:

— И-исправно, бо, — и непроизвольно утер ладонью лицо.

«П-пожаловался ч-что ли уже п-почтенный Фу?».

— Это хорошо, — кивнул Юншэн, — ведь процветание Хучена зависит от действий каждого из нас. Ибо все мы — мелкие частички одного большого целого.

— И-истина, бо, и-истина.

Возникла небольшая пауза. Вокруг стало так тихо, что можно было различить пение птиц в роще за городом.

— К-куда п-путь держишь, почтенный? — рискнул спросить Танцзин, ибо молчание слишком затянулось.

Советник нарочито вздохнул:

— И дня не проходит без насущных дел государства, друг мой. Вот и сейчас приходится ими заниматься. Хучен процветает, но нет предела совершенству, правда?

— П-правда, бо, — кивнул воротник, про себя надеясь, что почтенный гун не пожаловался-таки советнику.

— Земля, обеспечение водой, пастбища и дома наших людей — все это нуждается в заботе. Кому как не мне Хучен ею окружать?

— В т-твоих с-словах слышна м-мудрость, п-почтенный советник.

— Благодарствую. В каком жилище ты живешь?

Вопрос застал Танцзина врасплох. Он даже вскинул голову и удивленно воззрился на почтенного, полностью забыв о правилах приличия. Но, казалось, высокопоставленный гость ничуть не оскорбился. Слегка потрескавшиеся губы Юншэня продолжали приветливо улыбаться.

— М-мы с женой и д-детьми ж-живем в землянке з-за-а городом.

— Вот, — кивнул советник, — многие продолжают пользоваться землянками. Я же хочу изменить это. Ведь наш народ заслуживает лучшего. Глиняные хижины с толстыми стенками для защиты от холода — это намного лучше сырых землянок, которые еще и подтапливает во время ливня.

Воротник поклонился и кивнул. Он сам давно мечтал о хижине, поэтому слова главного советника посеяли в душу надежду и даже притупили страх о возможном наказании от господина Фу.

— Это великое и б-благородное с-свершение, почтенный Юншэн.

Улыбка советника стала шире:

— Верно, Танцзин, верно. Поддержка процветания и благополучия земли не менее важный труд, чем ратный подвиг. А, может быть, и больший.

Воротник покосился на него исподлобья. Даже заикаться на время перестал.

«Почтенный советник шутит?».

Очевидно, изумление отразилось на его лице, ибо улыбка Юншэня стала еще снисходительней.

— Тебе трудно постичь тонкости управления землей, Танцзин. Ты ведь всего лишь воротник.

— Д-да, почтенный, — вновь поклонился тот, мысленно приказывая взять себя в руки.

— Махать гэ и рубить им головы намного проще, чем возделывать землю, — нравоучительно добавил советник, — один удар, и твой враг повержен. Земля же нуждается в уходе. Недостаточно обезглавить сорняк. Надо выдрать его с корнем. И немало пота прольется прежде, чем она даст долгожданные всходы и отблагодарит тебя за труды.

Танцзин просто молча кивал. Он и вправду ничего не смыслил в земледелии и управлении. Его задача за воротами следить да чужаков на стены не пускать. И то, судя по всему, с последним он справляется не так уж хорошо. Но где-то внутри зрело чувство, что почтенный Юншэн лукавит. Однако Танцзин не смел развивать сию мысль. Даже про себя.

Советник же, продолжая улыбаться, завершил:

— Такие вот дела, мой друг.

Вновь наступила неловкая пауза. Танцзин стоял, обливаясь потом, и не смел поднять взор на Юншэня. Тот, в свою очередь, обвел рассеянным взглядом площадь.

— Хм, — задумчиво хмыкнул он и указал пальцем на ворота, — воины все еще не в казармах? Непорядок. Почему?

— Воины? — удивленно вскинулся Танцзин и проследил за жестом советника. — Н-но, п-почтенный бо... там никого нет!

[1] Гуаньцзяо — паланкин, традиционное средство передвижения в Древнем Китае для чиновников.

[2] Хоу — наследственный титул знати в древнем Китае. Приблизительно соответствует европейскому титулу «маркиз». Второй по рангу титул знатности после гуна.

[3] Шапи — китайское название породы шарпей, одной из древнейших сторожевых и охотничьих собак в мире.

Загрузка...