Царь девяти драконов

Глава 19

Абхе зажмурилась в ожидании неизбежного. Она чувствовала колебание воздуха. Осязала, как палач, ухмыляясь, прготовился опустить страшное лезвие вниз. Но нет, не на голову. Ведь это будет слишком легко. Слишком быстро. А люди, собравшиеся на площади, пришли не за коротким представлением.

«Я постараюсь не кричать… Богиня-мать, дай мне сил… я постараюсь не кричать...».

Вокруг повисла мертвая тишина. Все ждали начала. Начала жертвоприношения. Но даже среди этого безмолвия можно было различить колыхание толпы.

Кривая усмешка слетела с уст палача. Лицо его стало непроницаемым и торжественным. Перехватив гэ поудобнее, он взял древко обеими руками и приготовился нанести первый удар, строго помня наказ — не убивать сразу. Ладони язычницы, коими та упиралась в глиняный алтарь -- превосходная мишень. С них он и начнет.

«Во славу Шанди» — подумал палач и замахнулся, как внезапно раздался грозный окрик.

— Стой!

В наступившей тишине он прозвучал подобно раскату грома. Толпа слабо охнула. Палач замер и удивленно оглянулся через плечо. Туда, где начиналась священная роща, и еловые ветви свисали, едва не касаясь головы.

Абхе вздрогнула и резко подняла веки, широко раскрыв глаза. Сердце в груди подскочило. У девушки перехватило дыхание.

— Шанкар? — прохрипела она, не веря своим ушам.

***

Когда черная псина столкнула его в пропасть, он выронил кинжал. Тот тихо брякнул о мостовую, но охотнику в тот момент было не до того. В последний миг он умудрился схватиться руками за край, сильно отбив пальцы. Зверь вцепился в тигриную шкуру на спине и продолжал, тихо рыча, неистово рвать ее, стремясь добраться до кожи. Шанкар не мог ничего сделать, ибо если отпустит руки, то полетит вниз — в бездонную пропасть. Взобраться наверх с крепкой и тяжелой тушей на горбу, которая еще и пытается разодрать тебя в клочья — тоже невозможно. В какую-то секунду охотнику почудилось, что это все — печальный, бесславный конец. Еще немного, и клыки доберутся до шеи… Как вдруг почувствовал, что шкура начинает стремительно рваться и сползать с плеч. Еще мгновение — остатки некогда красивого трофея полностью разошлись и полетели во тьму бездны, увлекая за собой беснующуюся тварь. Лишь спустя миг до Шанкара долетел ее испуганный визг. Тяжело дыша, охотник уткнулся лицом в край пропасти. Закрыл глаза. Пот ручьями стекал по лбу и щекам. Сердце отчаянно колотилось.

«Надо двигаться… надо двигаться…».

Пальцы готовы были разжаться, накатила сильная слабость, поэтому Шанкар заставил себя открыть глаза и подтянуться. Издав тихий стон, он перевалился через край и распластался на земле, стараясь восстановить дыхание. При этом не слишком шумно глотая воздух ртом. Взор устремился в ночное небо, усеянное ковром многочисленных звезд. Слух максимально напрягся. Шанкар готов был в любой момент услышать гневный оклик караульного и очередной звон набата, но пока все оставалось тихо.

«Ненадолго… это ненадолго».

Кое-как отдышавшись, он поднял кинжал и огляделся. Второй стражник уже возвращался с противоположного конца площади. Еще минута-две, и он заметит пропажу товарища.

«Сейчас… сейчас!».

Не теряя ни секунды, охотник осторожно перемахнул через край и снова повис над пропастью. Слабость не прошла, пальцы ныли, но он не мог позволить себе медлить. Осторожно перебирая руками и ища по возможности ступнями опоры, Шанкар начал медленно передвигаться к святилищу со стороны обрыва. Земля была местами мягкая и легко поддавалась. Он был примерно на середине пути, когда до слуха донеслись удивленные возгласы и тревожные крики. Кажется, пропажу караульного уже заметили. Но охотник не останавливался. Крепко стиснув зубы и не обращая внимания на слабость, он продолжал путь к цели. И тот показался ему длинною в вечность. Пару раз ноги соскальзывали, а онемевшие пальцы готовы были разжаться. Комки земли тихо падали вниз, в бездонную пропасть. Но собрав все силы и волю в кулак, Шанкар двигался дальше. Не ради себя. А ради тех, кто был ему дорог.

«Это все из-за меня… надо было уйти отсюда раньше… это все из-за меня…, но я не позволю… не в этот раз… не в этот раз!».

Когда он, наконец, добрался до нужного места и с трудом взобрался наверх, то уже почти ничего не чувствовал. Охотник рухнул лицом в землю, стараясь отдышаться. И на этот раз его не заботило, услышит ли кто или нет. Настолько оказался измотан. Он пролежал так около десяти минут, не различая ничего, окромя собственного дыхания. Тяжелого и глубокого. Руки тряслись от перенапряжения. Успокаивало лишь одно — он на месте, а до рассвета еще несколько часов. И у него будет время на то, чтобы придумать, как поступить дальше…

Ему повезло. Судя по всему, для местных эта роща считалась настолько священной, что на ее землю не позволялось заходить даже воинам с оружием. Поэтому стражники несли пост исключительно вокруг святилища, не заходя внутрь. За весь день Шанкар, спрятавшись за толстым стволом ели, видел лишь несколько человек. Судя по пестрым одеждам, знатных господ. Чистые и ухоженные, они почтительно склонялись перед алтарем, на котором лежали золотые таблички с непонятными письменами. Произносили такие же непонятные молитвы и, поклонившись, удалялись.

«Величайшая святыня Хучена».

Когда же после полудня на площади перед Храмом стал собираться городской люд, охотник понял — Сюин не ошиблась. Обряд жертвоприношения пройдет именно здесь. И у него уже имеется план, как ему помешать. Шанкар испытывал слабость. Он давно нормально не ел и не пил. А события последних дней вконец истощили силы. Но охотник не намерен был отступать. Он должен. Обязан спасти их…

И когда посреди гула улюлюкающей толпы показались носилки, а следом волокли юношу с мешком на голове, Шанкар осознал, что пора. В этот миг на него все равно никто не смотрел, да и навряд ли кто заметил бы среди плотно растущей хвои грязного незнакомца. Но у самого его екнуло сердце.

«Что они сделали с ней? Почему ее несут? Мерзавцы!».

Однако размышлять было некогда.

Под деревом уже лежали приготовленные еловые ветки. Нижнюю часть он обтесал кинжалом, чтобы удобнее было держать. Да, все равно риск, но сейчас ему было плевать. Схватив все в охапку, он подбежал к алтарю, взял лежавшие там кремнии и высек несколько искр. Зеленая хвоя занялась достаточно быстро.

«Хоть где-то повезло».

Не медля ни секунды, он схватил объятые пламенем ветки, выбежал на открытое пространство и, поднеся огонь к одному из деревьев, закричал:

— Стой!

***

— Шанкар? — хриплый голос Абхе прозвучал слишком громко в наступившей тишине.

— Назад! — рявкнул охотник. — Не то сожгу вашу проклятую рощу дотла! — и демонстративно поднес огонь к свисающей ветви.

Палач вытаращил глаза и отступил. Не потому, что понял чужеземную речь, а из страха перед угрозой. Шанкар видел, сколь стремительно искажаются лица собравшихся. С ужасом и трепетом они следили, как он подносит пылающие ветки к дереву…

«Боятся… боятся потерять свою величайшую святыню…».

Однако охотник понимал — времени мало. Хвоя прогорит очень быстро. Уже скоро он почувствует жар от огня на собственных руках.

— Абхе, ты меня слышишь?

— Да, — потрясенная, громко прошептала она.

— Бери Карана и уходи!

— Я… я не могу…

— Что?

— У меня нога сломана!

Шанкар на мгновение прикрыл веки. Неужели все напрасно? Чувство обреченности, подобно топкому болоту, стало засасывать внутрь. Охотник открыл глаза и решительно молвил.

— Хорошо. Тогда пусть Каран уходит, а мы… — он на миг запнулся, — мы что-нибудь придумаем. Сможешь развязать его?

Абхе скосила взор вправо. Каран стоял на коленях в паре локтей от нее. Мешок по-прежнему венчал его голову.

— Да, — хрипло ответила девушка, — я дотянусь.

— Тогда поторопись!

Пара воинов у подножия лестницы сделали было шаг навстречу, но Шанкар мигом остудил их пыл, поднеся огонь вплотную к ели. Несколько сгоревших иголок упали на кожу. Боль пронзила кисть, но охотник приказал себе ее не замечать. Сердце бешено колотилось в груди. Казалось, его стук эхом отдается среди тишины главной площади города.

Трясущимися пальцами Абхе дотянулась до Карана и сорвала мешок с головы.

Когда Шанкар услышал ее сдавленный возглас, внутри что-то оборвалось.

— Абхе, в чем дело?

— Это не он! — простонала она, прижимая руки ко рту.

— О чем ты говоришь?! — охотник сорвался на крик, но Абхе не ответила.

Она с ужасом смотрела на ухмыляющегося паренька с раскосыми глазами, в которых читалось лукавство и презрение.

***

От напряжения перед глазами пошли желтые круги, но Танцзин продолжал всматриваться во мрак ямы, будто в бездну.

— К-кто там?

— Помоги… мне… — оттуда повеяло холодом.

Внезапно воротник захотел уйти. Закрыть крышку и убраться подальше. А ежели кто и сидит там внизу, так пусть почтенный Фу сам разбирается, когда вернется.

Танцзин снова услышал детский плач. Надрывный и протяжный. Пот выступил на лице. Сердце подпрыгнуло в груди. Воротник начал отступать.

— Почтенный бо! — раздался оклик одного из бойцов.

Он вздрогнул и обернулся. Ноги заплелись. Не удержав равновесия, Танзин взмахнул руками и полетел на дно ямы. Хрустнула шея, и прежде, чем тьма окутала его, воротник услышал, как плач сменился веселым смехом.

***

Юншэн стоял на стене и задумчиво смотрел на восток. В той стороне скрылись гонцы, посланные к соседнему клану Цзунсюн. Хмуря брови, советник покусывал нижнюю губу. Края желтого одеяния были плотно запахнуты. Лучи заходящего солнца светили в спину и отбрасывали тонкую худощавую тень. Впереди, чуть правее от дороги, раскинулось поле с пшеницей. Чжуны уже успели убрать часть побитых морозом злаков, но работы еще предстояло много. Часть простолюдинов, что острее других нуждалась в пище, перебросили на укрепления стен. Прямо сейчас, в оранжевом свете и отбрасывая сгорбленные тени, они трудились у подножия, втыкая в землю новые колья…

«Башэ… это наверняка проделки Башэ… о, Шанди, надеюсь, ты защитишь воинство Фу… как бы плохо я к нему не относился. И он добудет победу во славу твою. Ведь иначе… зачем все это? — он обернулся через плечо и посмотрел на жертвенный столб посреди площади перед восточными воротами. — Зачем я совершил то, что совершил?».

С губ сорвался тяжкий вздох. Юншэн отвел взор от столба и окинул окрестности отчужденным взглядом. В роще недалеко от стен щебетали птицы. Но с каждым мигом все тише. Пернатые обитатели леса готовились ко сну. Сумерки сгущались среди деревьев, однако грунтовая дорога еще освещалась оранжевыми лучами солнца. Небо потихоньку темнело.

«О, Шанди, да не оставишь ты нас в столь тяжкий миг».

Бросив еще один взгляд на восток, советник подошел к лестнице и начал спускаться. Сандалии тихо шлепали по ступенькам. Юншэн снова посмотрел на жертвенный столб. Он стоял посреди пустой площади, как грозное предзнаменование, хотя должно быть наоборот — ведь они приносят дар Шанди! Но почему советнику становится не по себе, когда он видит этот одинокий шест? Быть может, дело в том, кто к нему привязан? Но это всего лишь язычник. Чужак…

«Мальчишка…».

Сердце Юншэня кольнуло от жалости, но он заставил отбросить это чувство прочь. Сейчас для него не место и не время. Сейчас, когда Хучену грозит опасность.

Советник спустился вниз и огляделся. Площадь была пуста. Если не считать его самого да пятерых стражников возле жертвенного столба. Все люди собрались у Храма предков. И, по задумке цзы Хэна, беглый язычник должен быть именно там… но у него ничего не получится.

Советник поежился. Вечер становился прохладным. Он почувствовал, как под одеждой слегка дрожит маленькое тельце.

— Потерпи, мой дружочек, скоро пойдем домой.

— Давно не виделись, Юншэн, — раздался голос позади.

Он вздрогнул и остановился, будто налетел на невидимую стену. Озноб прошел по спине. Мышцы напряглись. Выждав мгновение, Юншэн обернулся.

Он стоял там. Возле ворот.

***

Каран пытался вырваться, но силы были не равны. Когда стражник в яме ударил Абхе, что-то перевернулось внутри мальчишки. Он с яростью набросила на обидчика, но воин быстро подмял его под себя и скрутил по рукам и ногам крепкими путами. Каран застонал от злобы и бессилия. Он звал Абхе, но та не слышала и находилась словно в тумане. Потом его перекинули через плечо и потащили наверх. Паренек пытался высвободиться, отчаянно работая кистями, но веревки были затянуты слишком крепко. Когда же его вытащили на свет, то тут же нацепили грязный мешок на голову, от которого Каран чуть не задохнулся. Больше он ничего не видел. Лишь чувствовал, как его пронесли через какое-то помещение и бросили на доски. Как оказалось позже, то была телега. Мальчик ощущал дребезжание колес, до слуха доносился стук бычьих копыт. Дышать становилось все труднее. Каран кашлял, его бил озноб. В один момент сознание покинуло его. А когда он очнулся, то обнаружил себя привязанным к какому-то столбу, а рядом стояли пятеро стражников. С хмурыми и непроницаемыми лицами. И не было в их взгляде ни жалости, ни сочувствия, ни сожаления. Только уверенность в том, что они поступают правильно. Один из них держал наготове ритуальный нож. Тот угрожающе блестел в закатных лучах зеленоватым цветом.

Каран обвел взором пустынную площадь в попытках найти хоть что-то, дававшее надежду на спасение. Он увидел почтенного старца, спускавшегося с городской стены. В желтом одеянии и с морщинистым лицом. Заметил грусть и смятение в его глазах. Слабый лучик надежды затеплился в душе мальчишки, когда он заметил, что старик направляется к ним…, но быстро потух после того, как старец сначала резко остановился, а затем обернулся к воротам.

— Эй! — не выдержал Каран и дернулся, в отчаянной попытке освободиться. — Эй! Помоги мне!

Но старец будто не слышал. Он продолжал смотреть на ворота, а спустя пару секунд и вовсе развернулся и направился к створкам.

— Стой!

— Хо ши[1], — молвил один из стражников, и Каран перевел обреченный взгляд на них.

Воин с ритуальным ножом подошел к столбу, ухватил мальчишку за волосы и приставил лезвие к горлу.

Паренек воздел глаза к небу, по которому плыли оранжевые облака, темнеющие во мраке наступающей ночи. И эта ночь вошла в его душу.

***

Юншэн не мог отвести взгляда от того, кто стоял возле ворот. Он почувствовал, как сердце сильно колет в груди.

— Ты? — просипел он.

Молодой воин в кожаном доспехе, на котором красовался священный символ. Суровый взгляд, волевое лицо. Челка темных волос спадала на лоб…

Советник сильно зажмурился, потом открыл глаза, надеясь, что жуткое видение исчезнет. Но нет. Он продолжал стоять там, окидывая Юншэня холодным взглядом.

— Что тебе нужно? — с трудом проговорил советник.

— Невежливо, после стольких лет, — ответил тот, — хотя что я жду от таракана-предателя? — и сплюнул на землю.

— Это было необходимостью, — Юншэня пробила дрожь, он невольно крепче запахнул края одежды, — иначе мои земли ждали упадок и забвение.

— А они итак ждут, — воин шагнул вперед, взгляд оставался холодным, — только на сей раз встретить его будет куда больнее.

Советник сглотнул. Лоб его покрылся липкой испариной. Сердце закололо сильнее.

— Наше воинство, благословленное Шанди, вернет мир и покой Хучену, — выговорил он.

— Ваше воинство, — презрительно скривился воин, — уже само обрело мир и покой. Но как быстро все это стало «своим», да, Юншэн?

Вся кровь отхлынула от лица старика.

— Нет, — прохрипел он, — невозможно… не верю…

— Ты — предатель, таракан, — будто не слыша продолжал воин, — и навсегда им останешься. Из-за тебя я получил стрелу в спину. В ту горестную дождливую ночь!

Советник помнил. Он все помнил. И не нашел, что ответить. А призрак прошлого не ждал этого.

— И ты пойдешь по своему пути до конца, — продолжил он, подходя вплотную и едва не замораживая Юншэня взглядом, — открывай.

[1] Пора.