Царь девяти драконов

Глава 12

Поездка в телеге по городу прошла, как в тумане. И дело было не в том, что Каран ударился головой о борт плота во время переправы. Удар оказался не настолько сильным, чтобы вызвать подобие дурмана. Просто мальчишка даже не пытался его развеять. Ему стало все равно. Смирение с собственной участью прибивало к земле, словно порывы беспощадного урагана. Где-то в глубине души теплилось осознание, что так поступать нельзя, что это неправильно и признак слабости. Необходимо бороться. Бороться за жизнь до конца. Но каждый раз, когда этот огонек решимости и надежды готов был вот-вот разгореться, в памяти всплывали слова Хэна.

«Он мертв».

И искра не разгоралась в пламя. Она затухала подобно тлеющим углям под потоками проливного дождя.

Поэтому Каран не видел, куда их везут. Лишь смутные силуэты сероватых домов да стук колес по мостовой. Не слышал удивленных возгласов, не ловил на себе подозрительных взглядов. Только приглушенный гул, напоминавший отдаленный рокот прибоя. И лишь когда его тело коснулось влажной земли, а по коже побежали холодные мурашки, сознание стало невольно проясняться. Паренек моргнул. Пелена спала.

Он увидел вокруг себя темную почву. Пол, стены — все состояло из сырой земли. Эта сырость вызывала дрожь в теле, но в то же время напомнила Карану, что он не пил очень давно. Так давно, что не помил, когда в последний раз. Кажется, ему удалось смочить горло во время падения с обрыва на рисовое поле... если это можно назвать питьем. Во рту все пересохло, как в пустыне. Паренек облизал потрескавшиеся губы. Жажда от этого лишь усилилась. Каран застонал и попробовал сесть. Только сейчас заметил, что руки больше не стягивают крепкие узлы. Однако пальцы слушались плохо. Видимо, путы сняли совсем недавно, и кровь не успела напитать члены. Запястья сильно саднило. Они омерзительно ныли. Каран поморщился, с трудом сел и стал растирать руки о тело. Взглянул наверх. Увидел светлое небо, покрытое тонким слоем облаков. Обзор загораживала тростниковая решетка.

«Наверное, это что-то вроде местной темницы... как же пить хочется...».

Он опустил голову. Взор снова начал становиться отрешенным. Однако долго таковым не пробыл. Мальчик увидел Абхе. Девушка лежала у стены напротив лицом вверх и не двигалась. Глаза были закрыты. Волосы распустились и испачкались в земле. Даже с того места, где он сидел, Каран заметил ужасные кровоподтеки на ее лице, оставшиеся от ударов посохом. Руки паренька невольно сжались в кулаки. В душе разлилась настоящая пучина отчаяния. И она продолжала засасывать в себя, подобно болотной трясине. Чувствуя невероятную слабость, Каран прополз на коленях до девушки, вымазавшись в сырой земле.

— Абхе, — просипел он и не узнал собственного голоса, настолько тот изменился из-за сухости во рту, — Абхе.

Та не ответила. Каран испугался, что она мертва, но затем увидел, как грудь тихо вздымается под одеждой.

Мальчик осторожно дотронулся до ее плеча и легонько тряхнул:

— Абхе, очнись.

С губ девушки сорвался стон. Веки дрогнули, и Каран с облегчением увидел взор знакомых черных глаз.

— Как ты? — прошептала она.

— Пить хочу, — признался он, — а ты?

— Дерьмово, — девушка приподнялась на локте, — но жить буду... пока.

— Не смешно, — прохрипел Каран.

Абхе усмехнулась:

— А никто и не смеется.

Несмотря на чувства отчаяния и безнадежности, в которых продолжал тонуть Каран, ему стало немного легче. Даже в их положении Абхе не изменяла себе. Оставалась все такой же. Не теряла присутствие духа. И это слегка приободрило.

— Тоже пить хочу, — она кашлянула, — не помню, когда последний раз пила.

— И я не помню, — мальчик опустился рядом. Сидеть на земле было холодно, но выбора не оставалось.

Абхе осторожно ощупала свое лицо и скривилась:

— Поганый ублюдок. Доберусь до него и выдеру ему глаза.

— Если нас не казнят раньше, — угрюмо молвил паренек, уставившись в пустоту.

Девушка сделала вид, что не заметила его упаднического тона. Она внимательно осмотрела место, где они оказались.

— Похоже на темницу, — констатировала Абхе.

— Угум, — мрачно бросил Каран.

— Даже темницы у них дерьмовые, не то, что наши.

— Угум.

— Эй! — шикнула она и толкнула его кулаком в плечо. — Мы еще не умерли.

— Зато Шанкар — да.

Слова Карана напомнили Абхе о том, что поведал им старейшина. Тень пробежала по лицу девушки. Пальцы заскребли по влажной земле. Нос дернулся в порыве бессильной ярости. Она попробовала резко сесть, но острая боль в правом бедре заставила рухнуть обратно. Абхе вскрикнула и тут же прикусила нижнюю губу. Обхватила ногу руками. На лице выступил пот.

Паренек тут же обернулся, в глазах вспыхнул испуг:

— Тебе очень плохо? — сиплый голос дрогнул.

Абхе посмотрела прямо на него и заставила себя улыбнуться:

— А ты не так безнадежен, уже хорошо.

— Что? — изумился тот.

— Страх лучше отчаяния, Каран, — выдохнула Абхе, ощущая, что боль немного отпустила, — хоть и должна признаться честно. Положение у нас дерьмо то еще.

— Шанкар все равно нам уже не поможет, — угрюмо ответил паренек.

Девушку будто ножом по сердцу резанули. Она отвернулась, чтобы Каран не увидел, как увлажнились ее глаза.

— Я не верю, — голос Абхе дрогнул, — но даже если... сами себе мы еще помочь способны.

— Как? — речь Карана вновь стала бесцветной.

— Не знаю, — она смахнула слезы и обернулась, — но ты мне должен обещать.

— Что?

— Сбежишь при первой же возможности.

Мальчишка резко повернулся. Маска отстраненности вновь на время дала трещину.

— Я не брошу тебя!

— Именно это ты и сделаешь! — цыкнула Абхе и пронзила его взглядом. — Вот на что и вправду не стоит питать надежд, так это насчет намерений того сухого стручка!

— Абхе...

— Не обсуждается! Или я сама тебя придушу!

Их разговор прервали. Сквозь прутья решетки вниз упали два небольших бурдюка. Судя по приглушенному всплеску, в них была вода.

Узники переглянулись.

На пухлых губах Абхе заиграла горькая усмешка:

— Похоже, какое-то время мы еще подергаемся. Пей.

***

Тишина. Осязаемая и гнетущая. Лаоху не припоминал, чтобы ощущал такую на своем веку. Даже в ту ночь, когда дождь потоками лил с мрачного неба, а бывшие властители Хучена пали под священной силой... Ван слышал дыхание каждого из собравшихся в зале приемов. Учащенное. Шумное. Они не смотрели на него, но Повелитель видел тревогу в их глазах. Тревогу, временами сменявшуюся страхом. Он и сам мог поддаться ему. Лаоху чувствовал, как этот мерзкий паук запускает свои лапы в душу и сеет панику. Но пока вану удавалось дать ему отпор. Он не может позволить ужасу овладеть собой. Он — Повелитель Хучена. Он — опора всего. И должен показать пример своим подданным.

Фу стоял слева от трона и нервно покусывал губу. Крылья носа гуна едва заметно подрагивали. Ничем другим он не выдавал охватившего волнения, но этого уже было достаточно, чтобы понять — военачальник с трудом сдерживался, дабы не ринуться на север немедленно. Спасти Яня и покончить с тем, с кем им пришлось столкнуться. Лаоху и сам испытывал неподдельную тревогу за любимого телохранителя, но не мог отдать приказ без обсуждения с остальными. И пока не узнает все подробности случившегося.

Юншэн ссутулился справа. В своем неизменном желтом одеянии с черной каймой. Он склонился ниже остальных. Морщины на лице стали глубже, а под глазами залегли круги. На плечи главного советника свалилось слишком много бед. Свалилось разом. А он был уже далеко не так молод, как раньше.

Цзы Хэн стоял между ними. Почти напротив Лаоху. Он не поднимал головы выше дозволенного, касаясь взором подбородка Повелителя, но держался лучше прочих. Лицо старейшины покрыла бледность, однако в глазах пылал огонь решимости.

— Значит, это не сказки, — медленно проговорил Фу, — он действительно существует.

— Это многое меняет, — осторожно молвил Юншэн.

— Пхым! — презрительно пыхнул Хэн. — Ничего это не меняет! Существует Башэ или нет — он остается языческой тварью! И, как подобает всякой твари, должен обрести забвение! Так учил нас светлейший ван Лаоху!

Повелитель промолчал. Он ждал, что еще озвучат его подданные. Время говорить самому пока не пришло.

— Вымышленная тварь и существующая — две совершенно разных проблемы, почтенный цзы Хэн, — не поднимая головы, спокойно возразил Юншэн, — и, для начала, нам стоило бы узнать, откуда она взялась...

— Пхым! — вновь презрительно пыхнул старейшина. — Неважно откуда. Важно, куда мы ее отправим! В мир духов! И Шанди поможет нам!

В глазах Фу промелькнул огонек интереса:

— Что ты думаешь, цзы Хэн?

— Собрать войско и уничтожить языческую тварь! — старейшина рассек ладонью воздух. — Шанди благословит на это дело!

— Мудрые речи, — огонь в глазах гуна стал сильнее.

— А чтобы бог простер над войском щит — принесем в жертву ему язычников.

— Нельзя просто так бросать людей на смерть, — осторожно вставил Юншэн.

— Война это всегда смерть, — отрезал Фу.

— Чжуны мрут и без нее, — холодно добавил Хэн, окинув советника презрительным взглядом, — для спасения Хучена жертвы неизбежны.

— Но ведь мы даже не догадываемся, с чем нам пришлось столкнуться, — тихо вздохнул Юншэн.

— Ты ничего не смыслишь в войне, советник, — грубо оборвал его Фу, — не лезь туда, где делать тебе нечего.

— Пхым, верно почтенный гун говорит, — Хэн провел ладонью по усам, — не веди себя как трус, советник.

Лаоху вскинул руку, повелевая замолчать:

— Проявляйте уважение друг к другу. Иного я не потерплю.

Вся троица покорно склонила головы и замолчала в ожидании того, что дальше скажет ван. Но Повелитель хранил молчание, беспристрастно наблюдая за людьми. Вынуждая продолжать их говорить, что вертится на уме.

— Почтенный цзы, — нарушил тишину Фу, — ты сказал, что Башэ атакует льдом?

— Все так, гун, — подтвердил Хэн, — морозит люто.

— Хм, — военачальник скрестил руки на груди, — воин, что бежал с севера, говорил про огонь. Ты точно ничего не путаешь?

— Пхым, — вновь презрительный тон, — я в здравом уме и трезвой памяти, гун.

Военачальник не обратил внимания на колкость. С задумчивым видом он потер подбородок.

— Значит, это его слабость, — наконец изрек он, — дорогому Яню удалось ее узнать, и он послал бойца нам с этой вестью.

— Возможно, но... — начал было советник, но Фу его не слушал.

— Предупреждены, значит вооружены. Используем огонь против Башэ. Заманим в ловушку и уничтожим!

— Как?

— К северу есть холмы с низинами, — чем больше Фу говорил, тем сильнее воодушевлялся, — заманим его туда и сбросим на голову огонь!

Хэн одобрительно закивал:

— Да сгорит эта тварь в огне праведного пламени!

Юншэн молчал, ибо больше ответить ему было нечего. Он старался не поднимать головы, ибо опасался, что кто-то можт заметить борьбу чувств в его глазах. Советника лихорадило, пусть дрожь и не охватывала тело. Перед мысленным взором проходили картины далекого прошлого...

Хучен, еще будучи другим... Холодный дождь моросит с темного неба... Площадь перед восточными воротами с перевернутыми телегами... Бесстрашные защитники... И он на крепостной стене, впускающий лучников через тайный проход...

Легкая испарина выступила на морщинистом лбу, но ее никто не заметил. Фу и Хэн были заняты обсуждением похода на север...

Он предал свой народ. Да, в этом почтенный гун был прав. Но то было предательством во благо. Юншэн видел, к чему ведет управство бывшего властителя. Видел, как приходит в упадок его родина. И когда подвернулся шанс все изменить, он не преминул воспользоваться им. Годы мира и процветания лишь доказали правоту. А Башэ... даже в пору его юности тот казался лишь удобной сказкой. Образом для поклонения. И когда последний идол оказался сброшен с пьедестала, уверенность в том лишь возросла... но почему сейчас она расходится по швам?

Юншэн плотнее завернул края одежды, почувствовав, как под ним стучит еще одно, маленькое, сердечко.

Тем временем Лаоху вновь поднял руку, приказывая замолчать. Подданные снова почтительно склонились.

— Цзы Хэн, — начал ван, — в каком положении сейчас находится Сычжуан?

— Половина селения разрушена, — стал чеканить тот, — рисовое поле уничтожено. Я велел людям уходить в джунгли. Там безопаснее, чем около воды.

— Ты принял правильное решение, — кивнул Лаоху, — но теперь тебе придется вернуться за ними.

— Светлейший?

— Мы не должны оставлять людей без защиты и на произвол судьбы. Следовало об этом подумать раньше.

— Прости, Повелитель, — сухо ответил Хэн, — но я должен был доставить язычников под твой светлый лик.

— И ты правильно поступил, — кивнул ван, — они понесут наказание, которого заслуживают. Но теперь ты должен вернуться и сопроводить жителей Сычжуаня под защиту стен Хучена. Нечего им ютиться в джунглях среди хищников.

— Да, бо.

— Справитесь своими силами. Воины сейчас нужнее здесь, я не могу выделять лишних людей. Башэ на севере и явно вступил в схватку с Янем, — при упоминании имени телохранителя голос вана чуть не дрогнул, Фу побледнел лицом, — и навряд ли сможет досаждать.

— Когда мне отправляться в обратную дорогу?

— Сегодня же. Не стоит задерживаться с этим.

Хэн на долю секунды замялся, но потом ответил:

— Я справлюсь с поручением, светлейший.

— Хорошо, — Лаоху обернулся к Юншэню, — послы к Цзунсюн уже готовы?

— Да, мой Повелитель, — кивнул советник, — я выбрал гонцов и передал все необходимые распоряжения.

— Помни, они не должны быть раболепными. Мы идем к соседнему клану с просьбой, а не клянчим милостыню.

— Я не уроню достойного лика светлейшего вана перед чужаками, Повелитель, — ответил Юншэн и, поколебавшись, добавил, — клянусь Шанди.

Лаоху кивнул и обратился к Фу. Военачальник уже с трудом сдерживал нетерпение.

— Собирай войско. Проведи среди чжунов еще один набор в ополчение. Ты должен отправиться на север не позднее завтрашнего рассвета. Нельзя бросать Яня на произвол судьбы.

В глазах гуна заплясал огонь возбуждения. Наконец-то он сможет ринуться в бой. Прийти на помощь старому другу и избавить Хучен от проклятого наследия язычников! Даже неприязнь к главному советнику оказалась на время позабыта.

— Я начну исполнять повеление светлейшего немедленно! — с жаром молвил он.

— И будь осторожен, Фу, — добавил Повелитель, — мы не знаем наверняка. Быть может, слова беглого воина про огонь предупреждение... но может быть это и что-то другое...

Все собравшиеся с трудом удержались от желания переглянуться.

— Но, надеюсь, все же нет.

— Я буду осторожен, — заверил гун.

— И не говорите людям о том, с чем нам пришлось столкнуться. Паника сейчас ни к чему. Когда весть о Башэ достигнет каждого жителя Хучена, войско уже вернется с победой. Но надо действовать быстро.

— Да, Повелитель.

Лаоху снова кивнул и устремил взор перед собой, поверх голов своих подданных. На минуту в зале повисла тишина. Сквозь узкие окна тонкими лучами лился солнечный свет. Было слышно дыхание каждого из собравшихся.

Наконец Повелитель нарушил молчание и торжественно объявил:

— Принести в жертву пленных язычников. Вечером того дня, когда войско отправится в путь. Чтобы Шанди благословил нас на бой с демонической сущностью.

— И мальчика тоже? — осторожно уточнил советник.

— Обоих, — после короткого раздумья, кивнул ван.

— Почтенный Янь сего бы не одобрил... — едва слышно прошептал Юншэн, но его услышал Фу.

— И вот куда его мягкость привела! Хоу давно надо было становиться жестче и решительней...

— Довольно! — резко оборвал их Лаоху. — Веления надо исполнять, а не тратить время на их обсуждение!

Все трое поклонились. Юншэн ниже, чем остальные. Чтобы никто не видел огонь смятения в его глазах. Во взоре Фу тоже бушевал огонь. Но его природа была совсем иной. То полыхало пламя возбуждения, нетерпения и решимости. Решимости сделать все, чтобы спасти Яня и обезопасить Хучен.

В очах же Хэна играло торжество. Торжество по поводу того, что злостные язычники понесут наказание, которого они заслуживают. Ведь разрушенный Сычжуан и жертвы — на их совести. На их грехах.

И только взгляд Лаоху оставался отстраненным. Задумчивым и блеклым. Тревога за будущее не давала Повелителю покоя. Тревога за Яня. За Хучен. За семью. За всех.