Цена звёздной пыли

Глава 33

— Ну, ты не беспокойся… — капитан Николас рассмеялся, подобно Ричарду Макдональду. Так, словно только что превзошёл его самого. Харлайл даже уже начинал думать, что в принципе, он бы смог.

— Молодая, красивая… Переволновался. С кем не бывает?

Джон Уильям Харлайл отлично помнил, какой именно пистолет он использовал для первого выстрела. Значит тот, который находится у него в руках — рабочий. Но, где же, чёрт его подери, выстрел? Он не мог ошибиться снова. Никак не мог! Неужели… Лицо торгового агента застыло в той же самой удивлённой манере, с которой он нажимал на курок впервые. Николас Кейн. Ублюдок. Ты продумал и это!

— Дорогая моя. Стреляй уже, — Ник подошёл ближе к Тайне, не снимая пальца со спускового крючка своего пистолета. Джон всё ещё был на мушке. Но он уже не замечал парализатор. Он был наедине с револьвером, который вот-вот заберёт его жизнь. — Стреляй.

У Тайны дрожали уже не только руки. Дрожь сотрясала её пальцы, ноги, губы и даже блестящие от слёз, жалостливые глаза. Будь она кошкой, ей бы не составило никакого труда выпросить какую-нибудь вкусность вне расписания приёмов пищи. Но, в данном случае она была вовсе не пушистой и ласковой, домашней охотницей. Девушка была убийцей. О, нет, она ещё не нажала на спусковой крючок! Но линия её судьбы уже приобрела серые краски. И Харлайл мог с лёгкостью прочесть это в её печальных, голубых глазах.

— Стреляй, ну! — Николас подошёл к девушке в упор и посмотрел на неё взглядом того, кто не потерпит непослушания. — Жми на чёртов курок!

Но Тайна продолжала просто стоять, разрываемая внутренними конфликтами. По сути, она уже переступила черту. Но разве нельзя просто сменить шаг вперёд на противоположный? Можно. Но принесёт ли он ожидаемое облегчение…

Джон Харлайл всё ещё неподвижно стоял, скованный не столько страхом неминуемой гибели, сколько мыслительными процессами, в которые он решил погрузиться с головой в самый последний момент своей жизни. В частности — о том, почему же Николас Кейн всё ещё не выстрелил сам. А всё очень просто. Он использует для этого Тайну Хукер. Заткнёт ей рот толстым кляпом с подписью «сообщница». Кроме того, он с лёгкостью сможет сбросить со своих плеч всю вину на неё, ведь на самом деле стреляла именно она. И девушка вряд ли не сознается в этом на допросе.

Двух зайцев одним выстрелом. Из двух разряженных парализаторов.

Ставленник Ричарда медленно вдохнул и закрыл глаза. Уже через мгновение его сердце остановится. Мозг прекратит свою деятельность чуть позднее, когда обнаружит, что его поставщик кислорода соскочил с рельс. И ровно до того момента он будет ощущать боль. Нет, то будет не совсем боль, но отчётливое ощущение каждого повреждённого нерва. Поговаривают, что при смерти человек совсем не ощущает боли. Джон всегда предпочитал не верить в этот бред. И всеми силами старался поверить тогда, когда уже не надеялся выйти сухим из воды.

Но вместо привычного щелчка спускового крючка, Харлайл услышал нечто большее. Безумно громкий и короткий хлопок, а сразу после него — противный скрежет деформирующегося металла. Последнее, правда, услышать способны были не все. Грохот взрыва был весьма силён и его уловил каждый, в то время как изящное звучание извивающихся переборок смог различить лишь сам Джон. И он совершенно не понимал, почему. Как и то, зачем он вообще думает об этом в такой ситуации. Почему он размышляет над такой мелочью, находясь одной ногой в могиле? А потом… Потом он понял.

Из небольшого рваного отверстия на его груди начинала проступать кровь. Совсем немного, вовсе не так, как в старых фильмах и историях о войне. Ох, он уже не единожды видел смерть! Но чувствовал её он впервые. Ну, хотя бы на счёт боли ему сказали правду. Джон уже даже и не помнил, кто сказал ему о том, что при смертельном ранении не ощущается боль, но отчётливо помнил, что это нормально. Агент не чувствовал жжения напряжённых нервов, о, нет! Скорее наоборот. В его разум пришло осознание того, что всё хорошо. Действительно хорошо. Это последний чёртов день, когда ему приходится терпеть реальность.

— Это ещё что за чертовщина? — отреагировав на взрыв позади себя с той же скоростью, с какой преодолевает стометровку среднестатистическая улитка, капитан вцепился в своё оружие так, словно оно могло решить все проблемы вселенной. — Ты слышала?

— Д-да, — руки девушки всё ещё тряслись. Даже ещё сильнее, чем прежде. Слёзы в её глазах уже не задерживались, а просто устремлялись на металлический пол. Она отчётливо слышала тот странный хлопок и не придала ему значения только потому, что с испугу нажала на спусковой крючок.

— Сукин сын! — Николас Кейн подскочил к Джону и схватил его за грудки. — Что ты задумал, а? Решил взорвать мой корабль?

Харлайл уже не мог ответить. Да и не хотел. Его мир медленно погружался во тьму. Звуки стали какими-то приглушёнными, а чувства слились в один единственный, огромный поток. Он напоминал мысли. Обычные, стандартные мысли, которые каждый день посещают голову человека. Но эти мысли были другими, не совсем такими, какие доступны обычному смертному. Джон ощущал каждый нерв на своём теле. Чувствовал, как кровь покидает его, а её место занимает лёгкий холодок.

— Я не позволю тебе обосрать весь мой план! — взорвавшись яростью, капитан, однако, весьма быстро вспомнил, что разговаривает с трупом. Сердце агента, безусловно, всё ещё билось. Но весьма ненадолго. — Тайна, подбери свои сопли и следуй за мной. Нужно проверить, что там за шум.

— Д-да, Капитан, — правда ли Тайна жалела о своём поступке? Джону Харлайлу было уже всё равно. Он даже толком не видел, как два силуэта покинули трюм и скрылись в коридорах «Иллириона».

Но его мысли всё ещё не прекращали свой бег. Всего доля мгновения — столько занял у него вопрос «Что же там происходит?». И вот, у него уже был ответ. Самый логичный из всех, которые когда-либо посещали его голову. Впрочем, ему стоило бы вспомнить об этом чуть ранее… Напомнить себе, что изначально ящика было два и один из рабочих ранее говорил, что не пьёт спиртное. Забавное стечение обстоятельств, ведь если призадуматься, то Харлайл прекрасно знал, что будет с кораблём уже через несколько минут. Тот рабочий выпустил «Тьму», и она поглотит «Иллирион». В этом нет и не может быть никаких сомнений.

Джон Уильям Харлайл не отправился во тьму даже от ранения прямо в сердце. Его сознание размазалось по поверхности реальности, а электрические импульсы от мозга доходили явно не до каждой группы мышц… Но он всё ещё был жив. Если можно назвать жизнью состояние полной отрешённости от вселенной. Он слышал быстрое биение сердца Николаса. Ощущал его сквозь пространство и толстые металлические переборки корабля. Чувствовал его удивление и даже холодок страха, который он ощутил при лицезрении кровавой мясорубки в казармах. И в то же время торговый агент уже не ощущал жизни в своём теле. Он умер вместе с нажатием на спусковой крючок. Его уже выключили, подобно лампочке, болтающейся под прокуренным, желтым потолком. Но он ещё мог двигаться. С трудом и сквозь стиснутые зубы, каждый из которых он ощущал по отдельности, и мог даже управлять их нажатием… Двигаться он мог. И он решил не пропускать этот шанс мимо перспектив возможного развития событий.

Его ноги заплетались, а руки едва ли были способны оттолкнуться от стены, или ящиков с провизией, обильно расставленных вокруг. Дыхание было уничтожено полностью — с тех самых пор, как он ощутил удар пули в собственную грудь, Джон уже толком не мог сокращать мышцы лёгких. Они попросту начали действовать автономно, не различая команд, исходящих от его разума. Ему не хватало кислорода. Так, словно его грудь сдавил корсет, предназначенный для лиц в несколько размеров меньше фактического. Харлайл уже не ощущал своей привязанности к воздуху. К дыханию и обмену веществ. В глубинах своего разума он уже похоронил себя, поставил хиленькое надгробие, и воткнул цветочек поверх земляного холма.

Ещё несколько шагов. Совсем немного в контексте механики ходьбы и бесконечно много для человека, продвигающегося лишь за счёт остаточного заряда собственного мозга. Подобно машине с барахлящим генератором, ставленник Ричарда медленно пробрался к шлюзу спасательной капсулы, и нажал на огромную красную кнопку величиной в его собственную ладонь. Будь эта клавиша меньше, скажем, стандартных размеров клавиатуры, он никогда не смог бы её нажать — слишком уж сильно размыло его взгляд, явно голодающий в недостатке кислорода. Всё же, тот, кто соорудил эти шлюзы, явно знал, для каких ситуаций они могут пригодиться.

Капитан Николас так и не понял, что именно произошло на борту «Иллириона». Случившийся в казармах кровавый хаос он приписал в первую очередь именно Джону Харлайлу. И даже вполне успешно продвинул бы эти мысли в сенате по возвращению на Землю, если бы не одно важное «но», о котором он пока не знал.

Очнувшись от принудительного сна, Эрик Найлс поспешно направился в помещение генераторной и исправил всё, что он уже успел натворить — привёл аппаратуру в исходное положение, в котором оно могло функционировать ещё несколько часов. Чего ни при каких обстоятельствах не хватило бы для достижения хоть какого-нибудь действующего порта республики. Грубо говоря, второй помощник капитана сломал то, что сам только что починил, оставив Николаса Кейна и Тайну в весьма незавидном положении посреди безмолвных звёзд и космической пыли, которые уже вскоре должны поглотить их жизни, и оставить лишь серый, безжизненный остов корабля, носившего гордое имя «Иллирион».

— То есть, Джон Харлайл умер? — я никак не мог осознанно понять, о каком именно времени рассказывал мне Ричард Макдональд. Он упоминал о далёкой войне, но его речь простиралась гораздо дальше, за горизонт причинно-следственных связей.

— Ты слишком спешишь, друг мой, — старый торговец никогда не любил, когда его перебивают. Впрочем, он и сам, кажется, вполне понимал, что способность понимать тут есть только у него. А также, у него была его огромная кружка, которую только и успевали наполнять вновь после каждого богатырского глотка. — Вы, молодое поколение, вечно спешите. Бежите куда-то, не в силах остановиться и просто посмотреть вокруг. А ведь именно в этом и заключается жизнь. Сама её суть. Нет никакого смысла в скоротечном существовании. Зачем вообще жить, если всё, что ты способен видеть перед собой — это пятки того, кто бежит чуть впереди тебя? Что это за чёртов хоровод смертников? Остановись. Выкури хорошую сигару. Наверни пару стопок крепкого виски и хорошенько обдумай свой следующий шаг, прежде чем оторвать ногу от, и без того истоптанной, Земли… Но… В общем — да. В каком-то смысле, Джон Харлайл и правда умер в тот день.

Джон Уильям Харлайл погрузился в темноту. Его разум растворился в окружающей тишине, а тело безвольно обмякло. Благо, он успел запустить процесс подготовки капсулы к отправке, и уже спустя минуту, она успешно отстыковалась от корабля, и рванула в чёрную пустоту космоса. Будь у него хотя бы часть тех сил, что были при нём всю жизнь, торговый агент не упустил бы того момента, когда в трюме блеснула очередная вспышка огнестрельного оружия и в толстой металлической стенке образовалось аккуратное отверстие от пули, отпечатавшееся и на самой капсуле. Кто именно стрелял — было уже не важно. Пусть это будет Тайна… Или даже сам Николас Кейн. Они уже остались в прошлом. В том же самом, где осталось сознание ставленника великого торговца.

Харлайл находился в чистом, безграничном «Ничто». Словно лежал на дне тёмного озера, чьи воды настолько непроглядны и черны, что их не смогло бы осветить даже Солнце. Он чувствовал своё тело. Ноги и руки. Туловище и голову. Ощущал каждое невольное напряжение собственных нервов, пусть это и происходило с каждой минутой всё реже и реже. Но была ли то на самом деле всего лишь минута? Агент вырвался из плена времени и перестал определять его по биению собственного сердца, ведь последнее уже давно успокоилось и подавало признаки жизни не чаще, чем Джон успевал обдумать добрую десятую часть своей собственной жизни.

Он видел яркие картинки. Те самые, что когда-то проникли в его память и остались там, в надежде быть когда-нибудь обнаруженными. Помнил то время, когда был ещё счастлив и помнил то, что погубило его жизнь. Запертый в собственной тишине. Человек летел сквозь космос в маленькой, повреждённой, спасательной капсуле, и её силуэт тонул в блеске соседних звёзд…

Но что это? Боль в груди уже давно оставила его. Настолько давно, что он уже и не помнил о том, что находился на грани всё это время. Сколько он пробыл здесь? И где это самое «здесь»? Впрочем, какая разница, когда уже забытая боль вдруг решила вернуться вновь?

Харлайл чувствовал, как его плоть разрезается острым куском прохладного металла, и мог даже ощущать усилие, с которым смертоносный кусочек свинца медленно покидал его грудь. Каждый миллиметр пути приносил ему очередную порцию резкой, режущей боли. Настолько сильной, что он попросту не мог сдержать крик. Не смог бы, если бы мог кричать. Джон не управлял своим телом, кажется, уже долгие и долгие годы. Всё то время, что провёл в пустоте.

И вот боль, та самая, что разрывала его грудь словно дикий зверь, выгрызающий внутренности, наконец ушла. Её сменило нечто другое. Странное ощущение энергии, наполняющей каждый нерв Джона. Неуправляемой, бесконечной силы. Ощущение онемения конечностей прошло столь резко, что, казалось, его тело попросту вынули из омута тишины. И конечности Харлайла были этому очень рады. Он всё ещё не чувствовал былой власти над своим организмом, но уже явно представлял, как он двигается. Мог различить натяжение сухожилий и напряжение мышц. Всё это сопровождалось болью, но лёгкой, такой, какую ты чувствуешь, когда работаешь затёкшими руками. И конечно, его навестил хорошо знакомый «шум», разливающийся по рукам и ногам.

— Что происходит? — он задал этот вопрос сам себе. Беззвучно и не надеясь на получение ответа. Джон разговаривал с пустотой, приютившей его по ту сторону смерти. Агент всё ещё не мог пошевелиться осознанно, но его нервная система намекала на куда большее — он двигался уже сейчас, в данный момент! Неужели его тело решило продолжать свою жизнь уже после извлечения души?

Звук. Его сенсоры улавливали вибрации воздуха. Раньше их не было. Во вселенной пустоты не может быть звуков. Они едва различимы и не могут быть восприняты его разумом. Как если бы ему кричали с берега, в то время как он сам находился на глубине. Рассеянные, разбитые звуки. Голоса. Харлайл не слышал голосов уже давно. С того самого времени, как распрощался с жизнью и принял своё отчуждение от реальности. Казалось, что он даже отвечает им. Пусть неосознанно и бессмысленно. Но откуда? Откуда здесь голоса? И что… Что он ощущает сейчас? Помимо голосов и беспомощности… Ставленник Ричарда чувствовал жжение и боль в районе своего лица. Но здесь нет огня. Нет ничего, что могло бы обжечь… А ещё эти странные вибрации воздуха, словно прямо перед носом Джона кто-то из пернатых машет своими великолепными крыльями. Ох, а он не отказался бы от крыльев в этом пустом и молчаливом мире. Всего на мгновение, но он даже задумался об этом. Представил себя парящим над пустынной вселенной. Даже примерил на себя роль голубя, безнаказанно карающего каждый силуэт где-то там, внизу. В конце концов, где, как не здесь, ему сходить с ума?

Крыльев Джон Харлайл так и не получил. Зато на какое-то время пришёл в сознание и даже открыл глаза. Сначала его взгляд был максимально искажённым и мутным, подобно замёрзшему озеру. Но постепенно, вместе со слухом, к нему возвращалась и способность различать детали. Белоснежный потолок, напоминающий о снеге. Он уже давно не видел снег.

Какие-то размытые, расплывающиеся линии мешали его обзору. Он напрягал свой разум настолько, насколько вообще мог. И напрягал руки и ноги… Но они не поддавались. Нет, Джон отчётливо чувствовал, что уже может управлять своим телом, но ему что-то мешало. Так, как если бы его привязали к стулу. Но он определённо лежал на спине. И его кто-то тряс.