Цена звёздной пыли

Глава 35

Харлайл практически ничего не помнил. Тогда он потерял сознание от пережитого стресса и только сейчас по-настоящему начал понимать, что именно послужило его причиной. В то же время, его нынешнее состояние нисколько не уступало по плачевности тому, что было у него после пробуждения. Оно было даже хуже. Чего только стоит невозможность какого-либо сосредоточения на одной точке пространства! О, его мозг определённо «оплавился» в следствии всего, что Джон пережил.

— Я… Можно я перебью на секунду? — я уже не мог сдерживать свои мысли. Такое бывает, когда что-то интересное приходит тебе в голову и ты мечешься из стороны в сторону в поисках блокнота, в который мог бы излить идеи.

— Конечно, конечно, — Ричард Макдональд призывно махнул рукой и остановил свой рассказ. — Нет никакого смысла изливать полезную информацию в разум пассивных слушателей. Возможно, они даже поймут часть из сказанного, но всё равно никогда не применят его по назначению.

— Я всё ещё не понимаю той системы с растениями. Они ведь могли предугадать хотя бы минимальный вред, так ведь? Тогда зачем они пошли на риски, если им в любом случае необходимо лишь излучение солнца?

— Для этого не нужно ничего придумывать или даже изучать, — старый торговец рассмеялся. — Достаточно просто помнить о том, чем занимаются люди на протяжении всей своей истории. Разве мы питаемся одной лишь травкой и прочей ерундой, по вкусу напоминающей разве что нашу собственную, серую и безвкусную, жизнь? По-настоящему полезная еда не бывает вкусной, чёрт подери! И если уж мы сами пренебрегаем собственным здоровьем только для того, чтобы пощекотать свои вкусовые рецепторы, то почему этого нельзя делать им? Кроме того, я всё ещё склонен думать, что мы для них скорее не пища, но что-то вроде добротного тёмного эля, который, кстати, уже давно закончился у меня в кружке, и кое-кому следовало бы это поскорее исправить!

Благо, Джону Харлайлу не пришлось особенно долго размышлять над своими дальнейшими действиями. Ему помог он сам, только в более молодой версии, у которой хватило сил на то, чтобы бросить в него целый стол на добрые несколько метров! Торговый агент уже и позабыл об этом своём подвиге, и разумеется, не смог его предугадать. Зато вполне смог ощутить ту резкую боль, что в мгновение ока буквально вырвала из его рук скальпель, а его собственный разум — из цепких лап остаточного обморока.

Его мысли, хоть и ненадолго, но прояснились. Он вспомнил то, что от него требовалось. Вспомнил доклад Эрика Найлса, пытающегося уличить смысл действий загадочного диверсанта, так и не достигшего своей цели… Не достигшего в прошлый раз. Но у него, как оказалось, он был не один. И самой сущности реальности это явно не нравилось.

Может ли человек победить самого себя? Буквально отзеркаленную версию своего собственного тела и сознания? Причём, будучи ещё и более старой, слабой, версией? Джон Уильям Харлайл был совершенно уверен, что может. По крайней мере, он. Ведь он прекрасно знал, в какой именно момент времени последует удар, и ему стоило всего лишь скрестить направление своих стоп и в нужную секунду опереться на одну из них, выравнивая свою траекторию движения в обычную, привычную позицию. Со стороны же это выглядело так, словно он на мгновение исчез и образовался уже в нескольких сантиметрах от своего прошлого расположения. Оставалось лишь ухватить шинель промахнувшегося агента и слегка потянуть на себя — не хватало ещё, чтобы он врезался головой в то самое место, куда до этого угодил старик.

Ноги Джона уверенно исполнили манёвр, а его молодая версия — вполне карикатурно пролетела мимо, едва не зацепив смертоносный и острый, угол металлической переборки. Харлайл никогда не думал об остальных. Его собственная задница так или иначе была гораздо важнее, чем все существующие задницы в известной вселенной. Но сейчас… Этих самых задниц было аж две штуки. И обе принадлежали ему. И лишь одной из них он уже готов был пожертвовать. Своей собственной… Той, что весьма неслабо сжалась в момент выполнения уклонения.

Но, даже зная возможное будущее, которое ты и пытаешься изменить, никогда нельзя забывать о том, что как только ты свернёшь с протоптанного пути, вся остальная информация станет абсолютно бесполезной. Ведь ты уже изменил будущее. Да и в конце то концов, ты ведь достиг цели, чего уж тут жаловаться на случайности? К примеру, Джон не имел ни малейшего понятия о том, что если он избежит смертоносного удара от самого себя, то его будет ждать уже атака от капитана Николаса, оказавшегося куда более быстрым, чем Харлайл мог ожидать.

Николас Кейн навис над сморщенной фигурой Джона ещё раньше, чем тот смог облегчённо выдохнуть после только что совершённого боевого манёвра, и тут же опустил на его голову свой тяжеленный кулак.

Но торговый агент никогда не полагался на информацию полностью. Она никогда не бывает достаточно точной, чтобы исключать все причуды безумного мира. Заприметив странно удлинившуюся, собственную тень, он тут же отпрыгнул в сторону, едва не закричав от боли в разрушенном суставе колена. Человек стареет постепенно. Ему же выпала честь переступить этот порог совершенно незаметно для себя, что накладывало некоторые трудности в восприятии собственной гибкости.

И всё же, он ушёл уже от второго удара! Джон Харлайл уже не ощущал былой силы в своих руках и ногах, а его грудь вздымалась под давлением дыхания сквозь явную, яркую боль в грудной клетке. Он был ранен, отравлен, и необоснованно стар. Как такое вообще могло произойти? Впрочем, сейчас у него были совершенно другие, более насущные проблемы — Кейн явно не собирался долго ждать перед тем, как нанести следующий удар.

И он нанёс. Буквально вспорхнул в сторону торгового агента, растерянно мечущегося в дебрях собственных мыслей. Его рука выстрелила вперёд, подобно снаряду древней, бронзовой пушки, а разжиревший живот чуть отставал от всего остального тела и плёлся позади, перекатившись на бок вслед за центром тяжести. И это придавало атаке ещё большую разрушительную силу.

Попади в него Николас Кейн, Джон Харлайл уже не смог бы сделать то, для чего он отпрыгнул именно в ту сторону, где прямо за его спиной поблёскивала замочная скважина технического щитка жизнеобеспечения. Забавно ли, но дверцы щитков никогда не делали прочными, их можно сломать, используя простой карандаш, завалявшийся в твоём нагрудном кармане. Как правило, их делали из алюминия, причём весьма тонкого и хрупкого — это снижало вес самой конструкции и позволяло добраться до проводов в случае короткого замыкания или ещё какой-нибудь критической ситуации, без применения тяжёлого оборудования. И щит системы жизнеобеспечения исключением не был.

На этот раз ставленник Ричарда, уже вполне способный потягаться с Кейном в возрасте, не стал сдерживать вырывающийся из его груди, леденящий крик боли — он поджал ноги и присел, чтобы оказаться под огромной рукой капитана, в то время как его, уже повреждённое, колено, казалось, согнулось в свой самый последний раз. Следующим его шагом было сделать Николасу лёгкую подножку и дёрнуть его руку дальше, в сторону направления его же движения. Нужно было как можно больше силы. Больше инерции. Это был последний его манёвр, и он не может пройти даром.

Наткнувшийся на препятствие, капитан Кейн не смог бы удержать равновесие даже в том случае, если бы Джон не стал направлять его собственное усилие. Он почувствовал лёгкую невесомость и уже спустя один-единственный выдох, оказался критически близко к заветной, предательски хрупкой, дверце.

Вдохнуть обратно он уже не смог. Тоненький лист мягкого металла согнулся под его ударом без каких-либо сопротивлений, и в тот же момент его мускулы сжались под напором постороннего напряжения. При этом, его движение даже ещё не дошло до своего логичного завершения — он всё ещё не остановился, и продолжал давить на клубок оголённых проводов, отделённых от его руки только алюминиевой преградой. Разумеется, понял он это не сразу. А когда всё это случилось… Было уже совершенно поздно для всего, что он смог бы сделать секунду назад.

Однако, «весело» было не только капитану Николасу, явно жалеющему в глубине своего безмолвного разума о том, что просто не застрелил этого чёртового старика. Джон Харлайл и не надеялся избежать гибели. Эта мысль оставила его ещё в тот момент, как его образ отразился в его собственных глазах. Он всё ещё держал руку Кейна в момент удара, и давил на неё всем своим весом — нельзя было допустить того, чтобы вояка одёрнул руку назад. Такое бывает при ударе электрическим током. Не всегда, но всё же… У торгового агента не было второй попытки. И он решительно принял ту же самую участь, что и его противник. Вселенная получит своё. Он был всего лишь глупой ошибкой. А ошибки нужно исправлять, не так ли?

Джон Уильям Харлайл не издал ни единого писка, в то время как Николас отчаянно пытался кричать. Разумеется, у него не вышло. До того, как человек не вырвется из загребущих когтей электрической цепи, он попросту не может управлять собственным телом. Даже его разум во время активного воздействия напряжения совершенно не слушается своего же собственного, внутреннего голоса. А ведь именно внутренним голосом и является сам человек, подобно компьютерной программе, облачённой в цельнометаллический корпус.

Говорят, что удар током — это больно. И это действительно так… Но человек понимает это только после того, как успешно спасся от неминуемой гибели. Боль приходит гораздо позднее, как следствие автоматической проверки повреждений самим организмом. В то же время, находясь под прямым воздействием, человек не ощущает ничего, разве что лёгкую дрожь и активные импульсы сокращающихся мышц. Сознание словно отдаляется на второй план, в собственное «закулисье», и наблюдает за всем происходящим со стороны. Даже свет теряет изрядную долю своей яркости в то время, когда твоё тело разрушается под смертоносным воздействием.

Мышцы сжимаются всё сильнее, а кровь в жилах закипает подобно воде в дешёвом чайнике. Джон Харлайл никогда по-настоящему не любил кофе. И всё же, с удовольствием выпил бы чашечку перед тем, как его можно будет с лёгкостью заваривать из его же собственных внутренностей. Но это всего лишь мысли. Последние мысли человека, пожертвовавшего своей жизнью во имя жизни новой. Его жизнь… Кончается здесь. И здесь же начинается жизнь того, кто будет нести его мысли дальше.

Забавно, не правда ли? Чёрт, а ведь он мог бы сделать то, о чём мечтает каждый старик республики! Хорошенько вдарить по лицу своей собственной, молодой версии! И для этого даже не придётся преодолевать время, изобретая сложное устройство перемещения. Везунчик, иначе и не скажешь. Вряд ли «новый» Джон Харлайл когда-нибудь узнает о собственной жертве. Но он продолжит жить. Сделает то, что самому торговому агенту было уже не суждено. Чёрт возьми, а он ведь даже и не задумывался над тем, что он сделал бы, будь у него ещё хотя бы несколько дней! Как всегда, самые важные моменты жизни всегда приходят неожиданно. Даже смерть. И та забыла постучать в дверь, прежде чем перевалить через порог свои грязные сапоги.

Человек, преодолевший космическое пространство ради призрачной цели, медленно погружался во тьму. У него уже не было имени. Оно принадлежало другому, и впоследствии сканер личности это подтвердит. Он встретил то, что не встретит более никогда, ни один звёздный путешественник. Встретился с несправедливостью вселенной лицом к лицу. Мог различить очертания её ухмыляющейся физиономии. Там, в темноте забытья. Он уже был там. Находился всё то время, пока его капсула разрезала логично выстроенное пространство и даже время. Джон Харлайл чувствовал касание пустоты, поглощающей его сознание, и оно уже не казалось таким пугающим, как в первый раз. Скорее, это было рукопожатие старого знакомого. Пустота поглотит его.

Но в этот раз он будет там не один. Ещё чуть-чуть. Всего мгновение… Джон хотел бы думать о том, что он наконец увидит ту, которой и по сей день принадлежало его сердце. Но он уже видел ту сторону и прекрасно знал, что там её он не найдёт. С другой стороны, он был даже рад, ведь если её не поглотила пустота… Может быть, она сейчас счастлива.

— Значит, в войне участвовал тот, «новый» Джон Харлайл?

— Что-о? — Ричард Макдональд воскликнул так, словно я был всего лишь очередным студентом, умудряющимся задавать вопросы не по теме, и тем самым, срывать его лекцию. — Нет, конечно, ты что, меня совсем не слушал?

— Я не… — мысль застряла в моём горле, так и не преобразовавшись во фразу. Понять рассказ Ричарда было не так уж и просто, но он, по-видимому, был с этим не согласен.

— Джон Уильям Харлайл ошибся, — Ричард развёл руки и скривил физиономию в ухмылке. Той самой, которая обычно сопровождает фразу «я же говорил». — Тот, второй Джон, ради которого он пожертвовал своей жизнью, прожил не многим больше его самого. Этот сдвиг во времени вовсе не был случайностью. Я склонен полагать, что именно так вселенная борется со своими внутренними ошибками, в попытке разорвать причинно-следственные связи коллапса.

— Я не совсем понимаю…

— Существует огромное количество теорий зарождения вселенной. И в то же время основной принято считать одну единственную. Думаю, вы уже слышали о «Большом взрыве».

— Конечно, его преподают во всех учебных заведениях республики в качестве истинной причины зарождения нашей реальности.

— И именно за это я и люблю науку! — старый торговец рассмеялся и опустошил очередную порцию выпивки. — Абсолютно не важно, правдива ли твоя теория. Самое главное, чтобы никто не смог её опровергнуть. Это же просто идеальная система обмана! Чёрт, надо будет не забыть организовать собственную исследовательскую лабораторию. Дело в том, что в теории большого взрыва нет никакого смысла. Под ней нет прочного фундамента, обуславливающего причину того самого взрыва. А ведь наука — штука точная, если верить значению этого слова из всё тех же учебников.

— То есть, большого взрыва не было?

— Ох, нет. Взрыв всё же был, и это единственное, что связывает нашу реальность с теориями из учебников. Правда, то был скорее не взрыв, но импульс. И взорвалась вовсе не точка сверхтяжёлой материи, как все привыкли считать. То была грань пустоты. Тёмная, невесомая и тончайшая. Подобно затенённому стеклу заброшенного дома, пустота рассыпалась под ударом камня, брошенного рукой скучающего, соседского мальчишки. И в этот самый дом хлынули яркие лучи света. Лучи нашей вселенной. Тот камень, который они обнаружили на «Призраке», как раз и был одним из осколков того самого стекла.

— Значит, вселенная — это свет? — я ещё никогда настолько серьёзно не задумывался над истоком нашей вселенной, как во время разговора с этим человеком. — Но откуда вообще этот свет взялся?

— Всё очень просто. Если есть пустота, которая в свою очередь и является темнотой в прямом своём проявлении, то должен быть и свет. Это самая фундаментальная истина. Есть пустота и есть материя. Существование одного невозможно без второго. Подобно двум полюсам магнита и двум сторонам монетки. Плюсу и минусу, в конце концов. Это — фундамент нашего мироздания. Его основа. Цемент, который скрепляет весь этот чёртов хаос воедино. Та самая, в последствии взорвавшаяся пустота, и была причиной создания нашей вселенной. Однако они никак не могут существовать в одной-единственной, точке пространства. Они, грубо говоря, рассеивают друг друга. И что самое забавное, даже мы можем с лёгкостью это подтвердить. — Ричард Макдональд кивнул в сторону единственного тёмного угла в своём кабинете, в котором, если приглядеться, можно было различить силуэт какой-то старинной вазы. Почему старинной, если её не видно, чтобы это установить? Вряд ли такой человек как король торговли, станет хранить у себя обычную дешёвую рухлядь, и чтобы осознать это, глаза вообще не нужны. Сигара истлела на добрую половину во всего один его жадный вдох, и уже спустя мгновение — отправилась в полёт, в направлении той самой урны. Где-то в её глубинах взорвался всплеск ярких искр, озаряя внутренности отчётливым свечением.

— Как можно заметить, свет с лёгкостью разогнал тьму. И пока свет угольков не угаснет, глупо считать, что в вазе темно. Возможно, не так ярко, как хотелось бы, но именно светло. Темно там было раньше, и даже наш мозг может уловить явную противоположность понятий. Возможность их существования в одной точке пространства невозможна. И тут… Лейтенант Життэр, под воздействием собственной привычки совать свои руки в каждую дырку, какую только увидит… А иначе я никак не могу логически воспринять его действия… Дотрагивается до фрагмента изначальной пустоты. А ведь наша вселенная — это свет, а значит и мы с тобой, и сам лейтенант — также являемся светом. Материей, если угодно, это нисколько не умаляет смысл. И вот, он подводит законы мироздания к критической ошибке их изначальной, критичной дефектности.

— Интересно, — сам того не замечая, я вновь включил своё воображение и резво подстраивал картинку в голове под описание Ричарда. Невозможно слушать подобное, не пытаясь представить.

— И вселенной пришлось сделать то, что она уже делала прежде — откатить время своего «сервера» на более стабильное состояние. Ведь если верить всему, что на «Иллирионе» происходило, то выходит, что искажение времени уже имело своё место раньше, в то время, когда «Призрак» и стал «Призраком». Опять же, всегда стоит помнить, что наша вселенная не была создана идеальной. Её попросту не успели обработать напильником, прежде чем вывалить на общее обозрение. Да и вряд ли было кому это сделать. У её иммунитета изначально не было никаких антител к разрушению самого мироздания, посему каждый подобный «сдвиг» времени оставлял в её естестве заметный, неизгладимый шрам. Подобно раздражающей царапине на древней киноленте, только этой царапиной на деле был именно тот кусочек пространственно-временного промежутка, когда произошло повреждение самой логики мироздания. «Призрак» стал надоедливым заусенцем на производственной форме вселенной. И когда она вновь достигла «Времени икс», её уже ждал старенький корабль, несущий на своём борту ту самую ошибку, которой разум нашей реальности и пытался избежать. Вселенная просто не знала, что она вообще может сделать в этом случае, кроме как отойти назад и попробовать снова. Как престарелый баран, упорно пытающийся пробить своей головой мешающие ему пройти, литые ворота, которому просто никто не сказал, что если очень нужно, то их вполне можно и обойти. Кроме того, имел место быть ещё и огромный стресс, который наша реальность во время всего этого испытывала. Долго ли ты будешь раздумывать, когда в твою морду тычет дуло пистолета?

— В каком смысле?

— Мироздание — это активная система. Организм, частью которого и является наша вселенная. Пусть будет, «Человек». Примерно так. Так вот… Что делает человек, когда у него разваливается, и жутко болит, коренной зуб? Причём лечение невозможно. Он такой с самого начала своего появления.

— Думаю, вырываешь и вставляешь новый?

— Именно! — Ричард щёлкнул пальцами и довольно затянулся дымом очередной сигары. — И то же самое сделало бы мироздание, начни болеть зуб у неё самой. А «зуб» — это как раз-таки наша вселенная, которая в свою очередь, не особенно желает быть вырванной, и выброшенной в заплёванную «утку». Её жизни угрожала реальная опасность. И она делала всё, что может, чтобы выжить. В то же время, казалось бы, Джон Харлайл ведь вполне успешно разорвал это цепочку разрушений, когда не позволил новому «Иллириону» найти «Призрак»… Но… Нет.

— Почему же?

— Как выяснилось чуть позднее, «сдвиг» оказался абсолютно бесполезен для решения этой проблемы. Ведь разорвав цепочку, Джон, в свою очередь, продолжил существовать в мире, в котором наличие двух полностью идентичных кусочков материи невозможно. Даже близнецы с их видимой схожестью — весьма разные по структуре строения составляющей их материи вселенной. Вспомнить хотя бы то, что чаще всего они интересуются вещами совершенно противоположными и редко сходятся во мнениях. Это уже закон самой вселенной. Один из тех немногих, которые не могут быть нарушены без чудовищных последствий. Подобно компьютеру, постоянно просящему тебя переименовать очередной сохранённый файл со стандартным названием, ведь он не может учитывать две идентичности. Однако же, когда вселенная преодолела кризис с камнем, оба файла с одним и тем же наименованием, уже находились на «Рабочем столе» её сервера. Они уже существовали фактически. Что было, напоминаю, невозможно. Ты ведь помнишь, что бывает с компьютером, который нарушает собственную логическую цепочку?

— Он выходит из строя.

— Вот именно. И именно это произошло и со вселенной, в которой внезапно оказалось целых два Джона Харлайла, учитывая то, что даже одного его вполне хватало, чтобы начать сомневаться в адекватности генетических мутаций эволюции. Но реальность всё же не является компьютером, и у неё нет кнопки перезагрузки, а значит, сбой в её программе мог привести лишь к одному — к полному перезапуску самого процесса её создания. Та реальность, в которой был Джонатан, растворилась в пустоте. Существование Джона Уильяма Харлайла и послужило тем самым камнем, угодившим в тонкое стекло, образовавшееся на месте прошлой вселенной, слетевшей с катушек в следствии логической ошибки в собственном коде, а на её место поспешно нахлынул свет вселенной новой. Нашей. Той самой, в которой сейчас живём мы с тобой. Только на этот раз в форме для отливки, в которую поспешно вылили очередной сияющий материал реальности, было лёгкое изменение. В ней не было зачатков для создания Джона, а также всей команды «Иллириона». Мироздание упразднило возможность повторений былой ошибки. Изменило оттиск вселенной.

— Тогда каким образом он пришёл к вам уже после всех этих событий?

— Дело в том, что когда стиралась предыдущая реальность, всё в ней было уничтожено в соответствии с уже имеющимися правилами вселенной. То есть, если в ней может быть всего один Джон Харлайл, то и уничтожен был всего лишь один. В конце концов, точно зная, что у тебя в кармане лежит ровно сто кредитов, ты ведь не будешь искать там дополнительные пять? Откуда им там взяться? Ты что, сошёл с ума? Вот и мироздание не считало себя нелогичным. Это был настоящий крах всех имеющихся правил. И никто этого не заметил. Джон Уильям Харлайл был той незаметной крошкой, которую забыли стряхнуть со стола, прежде чем застелить новую скатерть.

— Но как он оказался на Земле? — несмотря на явные сомнения Ричарда, я всё это время слушал его достаточно внимательно. И вопрос образовался в моей голове сам собой.

— Этого я не знаю, — старый торговец растерянно пожал плечами. В его взгляде читалось тоже самое, что я мог бы увидеть и в глазах своих, будь у меня под рукой зеркало. Он тоже хотел бы выяснить это. И его терзала мысль о том, что он не знает всего.

— Джон Харлайл не поведал мне о деталях его странноватого путешествия на «нашу» Землю. Может быть, он просто появился здесь? Или каким-то чудом притащил свою задницу сюда на капсуле? У меня нет ответа. Впрочем, разве эта история была бы столь интересной и необычной, если бы мы были способны понять абсолютно всё? Вот ты, к примеру. Ты стал бы читать книгу, где описывается что-либо совершенно обыденное? Скажем, рассказ о том, как молодая дама чистит картошку?

— Не думаю, что это было бы увлекательно, или хотя бы, просто интересно.

— В точку, — Макдональд улыбнулся и отвлёкся на сигару. Интересно, сколько же табачных изделий он потреблял в месяц? — Поэтому я не стал расспрашивать его о деталях. Ведь если бы он хотел, чтобы я знал всё, он рассказал бы об этом самостоятельно.

Одно я могу сказать точно — Джон вовсе не был стар, каким должен был быть после событий на втором «Иллирионе». И он был жив, а от пулевого ранения на его груди не осталось и шрама. Это был разум того самого Харлайла, но втиснутого уже в новое, молодое и сильное, тело. Такое, каким было его собственное, до происшествия с чёрным камнем. Он вернулся в мир, который остался в его прошлом. В наш мир. Вернулся в тот самый день, когда он подписал злополучный контракт.