Цена звёздной пыли

Глава 43

— Мистер Макдональд, вам есть, что ответить суду? — дело старого торговца было громким. Настолько, что слухи о нём разлетелись по всей известной вселенной в считанные секунды, и к тому времени, как об аресте официально объявили представители сената, о нём уже знали все, и каждый считал своим долгом передать эту информацию в следующие руки. Посему, вместо обычного, тесного и закрытого, помещения суда, для судебного процесса Ричарда, было решено использовать куда более изощрённую площадку — здание самого великого сената. — Обвинения против вас, весьма существенны, вы ведь понимаете это?

— Это-то я понимаю, — пожалуй, это был первый раз, когда кто-либо видел торговца настолько растрёпанным. Его подбородок украсила изящная щетина, обрамлённая лёгкой синевой, глаза обзавелись выразительными мешками измученного узника, а те мятые лохмотья, в которые за время заключения превратился его костюм, напоминали скорее униформу бродяги, нежели одежду одного из самых богатейших людей, республики. — Но мне всё ещё не объяснили, с чего вы вообще взяли весь этот бред? Неужели вы забыли про самый основной столп системы правосудия? Как же презумпция невиновности? Как можно считать человека виновным ещё до того, как доказано обратное? Где те самые веские доказательства моей вины, по причине которых, я имею честь лицезреть ваши довольные, лица?

— Ваше интервью, мистер Макдональд. Проверив озвученные в нём факты, мы добились полного подтверждения наших подозрений, — это был всего третий процесс, на котором присутствовал сам Верховный судья республики. В прошлые разы он разбирал вопрос об объединении Земли, а так же — судил самого Маггри за его преступления. Без его присутствия, разумеется. Иными словами, обвинение Ричарда Макдональда нисколько не уступало по важности даже становлению самой новой республики, и находилось на главной повестке дня в любых средствах массовой информации. — Нам удалось установить, что вы и правда скупали старое, списанное вооружение, и поставляли его на Ниву, что впоследствии вылилось в неправомерную, передачу прав, на разработку месторождений, в активы вашей корпорации. Вы не только нарушили закон об обороте огнестрельного оружия, но и предали саму республику, позарившись на полагающиеся ей, территории. Кроме того, вам вменяется содействие, а значит и участие, в преступлениях Маггри, ведь именно вашим оружием, его солдаты — убивали наших.

— Интервью? — одна бровь Макдональда медленно уползла вверх, в то время как другая — наоборот, чуть опустилась. Казалось, он уже и позабыл о всех тех откровениях, что изложил пришедшему к нему, корреспонденту. — Припоминаю такое. Однако, разве в нём не указаны причины тех моих поступков, за которые вы решили меня осудить? Неужели вы нарочно вырвали из контекста только то, что было полезно для возбуждения судебного процесса?

— И о каком же «контексте», идёт речь? — мелкий, по сравнению не только с самим Макдональдом, но и с любым другим, обычным человеком, Верховный судья, откинулся на спинку своего цельнометаллического стула. Этот стул некогда поставила ему как раз компания Ричарда, в качестве жеста доброй воли. Он был сконструирован таким образом, чтобы полутораметровому чиновнику было вполне удобно восседать на своём «троне», и даже умудряться глядеть на всех свысока. А для того, чтобы он вообще мог на него забраться без вынужденных прыжков в высоту, у стула имелись и удобные ступеньки для подъёма.

— О том самом, в рамках которого я, собственными силами, завершил начатую вами, войну, которую вы же, самостоятельно, закончить были не способны! — Ричард вскинул руку вверх, и ткнул своим толстым пальцем прямо в лицо судьи. Конечно, он был достаточно далеко от голоса правосудия, но цель тычка и без того была очевидна. После чего медленно провёл указующим жестом по каждому сенатору, что восседали подле судьи. — Каждый из вас приложил свою руку. Каждый подлил бензина в разгорающееся пламя войны. А тушить его пришлось мне.

— Вот только вместо того, чтобы тушить горящий рынок, вы решили спасти несколько кроссовок с витрины, не так ли? — голос Верховного судьи с каждым его новым словом, становился лишь тяжелее. Создавалось даже странное ощущение того, что, пока он говорил, передвигаться он уже не мог, ведь вес его голоса становился аж в несколько раз больше его собственного. Он был относительно молод, этот судья. Относительно своего столетнего предшественника, разумеется. — Нам отлично известно, что все ваши деяния на Ниве, были исполнены с одной единственной, целью — укреплением собственных капиталов.

— Иными словами, вы извлекли из интервью ровно то, что требовалось, и оставили всё то, что могло бы меня оправдать.

— Что именно могло оправдать вас, мистер Макдональд? — судья не должен выказывать эмоций. Он должен быть олицетворением непричастности и незаинтересованности. Он должен думать, решать, и выносить приговор, с лицом, более напоминающим каменную резьбу, на древней колонне. И всё же, в тот момент, когда растерянный и недовольный текущим положением дел, Ричард Тарталл Макдональд, задал свой вполне логичный, вопрос, Верховный судья всея республики, усмехнулся. — Исходя из вашего рассказа, нас могли бы заинтересовать разве что показания того загадочного человека, который, по вашим словам, прибыл к нам из другого мира. Однако же… Его не существует, не так ли?

— Его… — старый торговец устало опустился на своё место и осёкся. У него не было ответа на этот вопрос. Не было ответа, который удовлетворил бы каждого из этих хитрых, судебных ищеек. Точнее, у них он уже был. Макдональд чувствовал ликование, исходящее из сердец окруживших его, людей. Они были рады наконец поставить его на место. Некогда его слово было важнее жизни каждого из них, но сейчас… Сейчас они находились на ступень… Нет! На несколько ступеней, выше. Однако же, его лицо оставалось беспристрастным и спокойным. — Его нет у меня с собой…

— Мы подождали достаточно времени, мистер Макдональд. Наши агенты обыскали каждый уголок республики, и не нашли никаких упоминаний о том человеке, которого вы описали в интервью. У вас нет свидетеля, который мог бы подтвердить ваши мотивы, а значит, мы будем исходить из уже имеющихся, фактов, — судья, чьё имя было сокрыто за несколькими слоями напыщенной секретности, во имя безопасности, выпрямил свою спину, и стал ещё на несколько миллиметров, выше. — Итак. Ричард Тарталл Макдональд, — он учтиво подождал, пока торговец преодолеет боль в затёкших суставах, и встанет со своего места. — Вы обвиняетесь в измене, махинациях с земельными участками на территории новых миров, и контрабанде, включающей пункты незаконного оборота оружия. Вам есть что сказать в своё оправдание?

— Значит, ваше основное доказательство моей вины — то самое интервью, я правильно понял? — Ричард Макдональд говорил с судьёй, однако его взгляд ни на мгновение не отрывался от стола, на котором вовсю резвился отчётливый, солнечный зайчик, отброшенный чем-то, по ту сторону множества окон, здания сената.

— Именно так, мистер Макдональд. Вы совершили несусветную глупость, когда решили, что можете публиковать свои грехи безнаказанно. Всю свою жизнь вы творили злодеяния, находясь в тени. И лучше бы вам не выходить на свет.

— Вот и отличненько, — глава величайшей торговой гильдии в один момент изменился в лице, и каждый, кто смотрел на него свысока всего мгновение назад, внезапно осознал собственное место в текущем положении дел. Никто из них всерьёз не задумывался над главным вопросом, который буквально витал в мыслях каждого, кто читал интервью, а так же в головах всех тех, кто наблюдал за процессом с широких экранов собственных телевизоров.

«Так был ли всё-таки Джон Харлайл»?

И все они — поняли всю серьёзность упущения, когда двустворчатые, огромные двери, зала Сената, внезапно отворились, и в зале, напоминающем воронку, где место сливного отверстия должно было бы находиться ровно там, где сидит Ричард, зазвучал новый голос.

— Прошу меня простить, господа, — человек в длинном плаще, и широкополой шляпе прямиком из старых кинолент, нагло шагнул сквозь строй растерявшихся, охранников, и устроился возле пустующей, стойки главных свидетелей. — Слегка задержался. Было весьма нелегко взять отгул в том заведении, в котором мне пришлось провести несколько последних лет жизни. Знаете… Там не особенно лояльно относятся к важным делам своих «гостей», да и в общем и целом, царит то ещё бескультурье.

— Кто вы такой, и как посмели нарушить святость неприкосновенности судебного процесса, великой республики? — будь Верховный судья ещё хотя бы чуточку разъярённее, он скорее всего, встал бы на стуле во весь свой могучий рост, однако, он всё же сдержался, и лишь вскинул свой плоский, словно облицовочный кирпич, широкий подбородок.

— Джон Уильям Харлайл собственной персоной, ваша честь, — торговый агент уверенно сдёрнул со своей головы шляпу, и сунул её в руки государственного адвоката, которого предоставили Ричарду вместо его собственной армии весьма эффективных, юристов. Никто не хотел давать ему и шанса на оправдание, а посему, и тот замызганный адвокатишка, за всё время так и не произнёс ни единого слова. Дальнейшие слова Джона были сказаны настолько тихо, чтобы его слышал только он. — Помнёшь или потеряешь — сломаю тебе обе руки, дружище.

— Джона Уильяма Харлайла не существует! — судья выкрикнул это так, словно его слова были единственной возможной истиной, которая только могла звучать на просторах вселенной. Собравшиеся же сенаторы, лишь решительно одобрили его заявление дружными и ритмичными, кивками.

— Разве? — Харлайл взъерошил чуть отросшие, запотевшие под шляпой, волосы, и откинул в сторону плащ, под которым не было никакой другой одежды. Человек, ворвавшийся в самое серьёзное заседание суда за последние годы существования самой системы правосудия, предстал перед всем миром в том, в чём некогда родила его мать. — Допустим, что в вашей базе данных, нет обо мне никаких упоминаний. Однако, вы вполне можете убедиться в том, что я и есть тот самый Джон Харлайл из интервью мистера Макдональда, своими собственными, глазами.

Взгляды всех присутствующих скользнули по обнажённому, истощённому телу торгового агента. Медленно, даже жадно изучили каждый из многочисленных шрамов, в числе которых имелся ровный, иссиня-фиолетовый шрам от открытого перелома ноги в районе колена, и явные признаки травмы руки, полученные им практически в самом начале схватки с Маггри. Даже больше — кожа на его правой руке была буквально испещрена сеткой отчётливых шрамов, так и не получивших должного внимания хирурга. То было месиво, невольно подталкивающее к горлу содержимое желудка, от одного только своего вида.

— Ну, как вам? Убедились? — Джон лениво отклонился в сторону и подхватил свой плащ обратно, после чего сразу же, водрузил его на своё место. Возможно, ему стоило бы попросить присутствующих женщин отвернуться, прежде чем проворачивать весь этот фокус с одеждой… Но до сих пор прикованные к нему взгляды и раскрасневшиеся щёчки некоторых из них, доставляли Харлайлу неподдельное удовольствие. Всё же, он уже довольно долгое время не имел возможности общения с противоположным полом.

— Это совершенно ничего не значит, — верховный судья поднял свой молоток и бросил свою руку вперёд так, словно призывал охрану обнажить клинки, и броситься в атаку. — Охрана! Выведите этого наглеца вон из здания сената и заприте в карцере! Я не допущу подобного неуважения к суду!

— То есть, вы отказываете основному свидетелю в даче показаний под присягой, исходя из одних только своих личных побуждений? — Ричард Макдональд вышел вперёд, за стойку обвиняемого, и поднял руку вверх, в целях привлечения внимания. — Вы построили всё обвинение за счёт одного-единственного документа, и отказываете мне в возможности построить за счёт него же, вполне справедливую, защиту? Иными словами, вы решили использовать в суде только ту часть имеющейся информации, которая удобна вам?

— Я не… — едва открыв свой рот, Верховный судья тут же закрыл его, перебитый очередным жестом со стороны стоящего прямо в центре помещения, выступающего обвиняемого.

— Ну уж нет, господин судья, — старый торговец медленным шагом вернулся на своё место, и уверенно, практически по-хозяйски, уселся на стул. — Не в этот раз. Вы не можете утверждать правдоподобность одной половины документа и выставлять другую — ложью, бредом, и выдумкой. Так уж устроена машина нашего бюрократического мира. В данном случае вы можете только либо полностью отклонить правдоподобность статьи, исключив её из списка доказательств, сию же минуту освободив меня из заключения за их недостатком, либо выслушать главного свидетеля, так удачно оказавшегося под рукой. А уже исходя из полученной от него, информации — выносить приговор. Разве не так?

— Сукин… — судья весьма вовремя остановился, прежде чем нарушить правила собственного заседания, на глазах у всей республики. Его карты только что побили его же, козырем. Ричард Макдональд был абсолютно прав. Он не может одновременно и учитывать, и не учитывать одну и ту же, улику, а если выбросить из дела это злополучное интервью — то вся сетка преступлений торговца, обрушится на глазах, подобно высохшей ёлке, в мгновение ока скидывающей хвою при малейшем ударе по стволу. — Джон Уильям Харлайл?

— Да, ваша честь.

— Почему вы не явились раньше, когда ещё шло разбирательство по этому делу?

— Было весьма сложно договориться с надзирателями, — Харлайл вальяжно откинулся на спинку стула, и вынул из внутреннего кармана мятую пачку сигарет, которой тут же воспользовался. Чем тут же вызвал очередное недовольное бормотание каждого из присутствующих на заседании. Но ему было абсолютно плевать. Его уже не смогут убрать из зала, ведь если это произойдёт — им придётся отпустить и торговца. Или пересмотреть всю свою излюбленную систему правосудия, которой так яро гордятся. — Они были не особенно заинтересованы в моём освобождении.

— Что вы имеете в виду? — надетые было, очки Верховного судьи, медленно поползли вверх, вслед за его бровями. — Где вы находились всё это время, мистер Харлайл?

Джон рассказал. Поведал то же самое, что изрёк в своём интервью Ричард Макдональд, разве что, с единственным дополнением — длинным тюремным сроком в колонии на одном из дальних миров, куда его доставили войска республики, которые захватывали замок Маггри. И он находился там с тех самых пор… Бесконечное множество лет, накладывающихся друг на друга однотипными событиями, и растягивающимися в кривую бесконечности. Об этом, разумеется, все записи были — их он с удовольствием предоставил судье, чем в один момент превратил призрачный образ Джона Харлайла, в реально существующего, человека, чьё слово весило ненамного меньше, чем слово любого из присутствующих сенаторов, или молчаливых, клерков. Несуществующий человек внезапно получил статус гражданина республики, ведь именно это значилось в брошюре, которую заполнил лениво зевающий, надзиратель, прежде чем бросить задницу Харлайла в тёмную камеру, и выбросить ключ.

— Но за что, — судья внимательно прочитал полученные документы о нахождении в заключении, и отложил их в сторону. — Тут не указана причина вашего заключения. Как и почему, вас поместили в то… Место?

— После свержения адмирала Тайруса Маггри, войска республики совершенно растеряли ощущение реальности собственных действий. Их поглотила буря эмоций, сопровождающих великую победу, и… Безумие. Если быть проще… В тот день, когда был обнаружен труп лидера восстания, на той же самой площади, были казнены тысячи боеспособных повстанцев, а тех, что уже не могли держать оружие — поспешно отправляли в колонии. В числе последних как раз оказался и я. Мне не задавали вопросов. От меня просто избавились во имя галочки. Всё же, им необходимо было оправдать собственные усилия в глазах граждан республики, и создать видимую статистику последнего боя. И раз уж смерть Тайруса погрузилась в тайну, войскам требовалось показать всю тяжесть последней битвы, отразив её в подтверждённых смертях, и заключениях предателей. А если говорить уж совсем просто — у них не было для этого причин. Меня заточили только потому, что я оказался на площади перед замком покойного тирана, и по воле случая, имел слегка другую, униформу, нежели солдаты, которые производили захват.

— И вы считаете, что мы поверим в этот бред? — наконец, в разговор решил вмешаться и один из великих сенаторов, Мартин Олдмэн. Его седая, длинная борода, настолько яростно вздымалась при каждом его слове, что напоминала скорее белоснежную собаку, в её стремлении сорваться с цепи. — Солдаты республики никогда не стали бы заниматься подобными, бесчестными вещами!

— Как и великий сенат — никогда не посмел бы продлевать фактическое время военных действий, для разведки территорий Нивы, и их оккупации? — Ричард Макдональд ехидно усмехнулся, и подмигнул белобородому политику. — Когда там, по утверждению сената, был казнён безумный тиран?