Единственная призрака. По праву рождения

8

Он не повышает голос, но от этого не менее жутко.

— Остальные имеют два варианта: вы можете остаться здесь и подождать ваших кураторов, которых я непременно извещу о вашем времяпровождении, или вы следуете за нами и сами идёте с повинной к своим кураторам. Я полагаю, вы понимаете, какой вариант предпочтительнее.

Часть кадетов, которая ещё не топчется у двери, спешит топтаться.

— Кадет Арос, вас это тоже касается, — мастер Ирэ переводит на меня ледяной взгляд.

— А вы страшны в гневе, — восхищаюсь я, всё ещё ассоциируя Хагана Ирэ со львом.

— А вы глупы в страхе, — делится своими наблюдениями куратор.

— Я не боюсь сейчас, — возражаю я.

— Тогда ещё хуже — вы глупы постоянно. Быстро в строй!

Вообще-то, мне обидно. Почему это я глупа? Вот папенька всегда говорил, что я очень даже ничего в плане интеллекта.

От обиды я всю дорогу до скалы молчу, как, собственно, и остальные кадеты. Все гадают, что с ними будет дальше. Назначение нового куратора наводит тумана в наше будущее больше, чем очередная волна мобилизации, объявленная императором во время прошедших каникул. Страх перед новоиспечённым начальством и предстоящим наказанием выветривает из моей головы мысли о кадете Ивесе. Сам же виновник нашего подавленного состояния шагает в конце длинной колонны грустных кадетов, то есть прямо за мной, но смотреть на него у меня нет никакого желания, как и говорить, собственно.

Но куратор, похоже, в отличие от меня, склонен к общению.

— Как интересно, — иронично протягивает он. Судя по всему, его настроение значительно улучшилось за счёт нашего. — В Крепость ведут два незарегистрированных пути.

— Два? — не сразу соображаю, что он имеет ввиду.

Что? Откуда он знает про второй?

— Я пришёл за вами, кадет, — самодовольно отвечает Хаган Ирэ. — Увидел вас на стене и решил полюбопытствовать. Оказалось, что не зря.

Ну, конечно! А теперь впередиидущий направляется к тому ходу, которым пользуются все остальные кадеты. Да чтоб тебя…

— Кадет Арос, не спешите, — опять отвлекает меня от мыслей мастер. — Мы с вами пойдём так, как и пришли.

Я удивлённо оглядываюсь на него. Что вообще происходит в голове куратора? Зачем нам идти другим путём?

Как я ни пытаюсь прочесть ответы на эти вопросы по лицу мастера Ирэ, у меня не получается. Внезапному усыплению своих способностей физиономиста я нахожу три оправдания. Первое — темно. Второе — я всё же перебрала с коктейлями. И третье — Хаган Ирэ значительно более сильный и опытный игрок, нежели я.

О последнем думать совсем не хочется. Что-то мне подсказывает, что мы с ним не подружимся. А, следовательно, уж лучше пусть будет причиной моей беспомощности темнота и избыток алкоголя, чем то, что мой соперник способен уложить меня на лопатки еще до начала боевых действий.

Мастер Ирэ ждёт, пока все кадеты нырнут в едва различимое взглядом ущелье, и направляется к другому, ещё менее приметному ходу.

— Чего же вы, кадет Арос? — с деланным участием интересуется мастер, когда обнаруживает, что я не спешу следовать за ним. — Неужели вы всё же меня боитесь?

— Вас? — нехотя направляюсь следом. — Не льстите себе.

Да, я хорохорюсь. И да, я действительно опасаюсь оказаться с полковником один на один в столь замкнутом пространстве. Мало ли, вдруг он и впрямь захочет снять стресс с помощью лишения меня драгоценной жизни? Но признаваться мастеру в своих страхах я, конечно же, не намерена.

— Я думаю, льстите себевы, — весело произносит куратор, перед тем, как протиснуться между огромных камней.

Он меня злит намеренно, я это понимаю, но всё равно ведусь на этот детский трюк. Чуть ли не шипя, как кошка, я проскальзываю следом за ним, но алкоголь всё же даёт о себе знать и, не удержавшись на каменном выступе, я едва не срываюсь вниз. Лететь недалеко, около метра, но колени точно были бы сбиты, как и ладони, если бы сильные руки не подхватили меня за плечи.

В полной темноте мастер придаёт мне вертикальное положение, но мои ноги не хотят стоять, разъезжаются на неровных камнях, подводя свою хозяйку. Видимо, сказывается последний коктейль, который только что меня догнал. Но я не чувствую себя пьяной. Несмотря на странную слабость в теле, моя голова работает практически без перебоев. Похоже, свою алкогольную продукцию хозяин «Весёлой ивы» решил усовершенствовать. Надо будет наведаться к нему после и объяснить, почему нельзя экспериментировать на кадетах.

— Сколько ж вы выпили, кадет Арос? — голос мастера кажется мне растерянным.

Я не отвечаю, ещё немного борюсь с собой, но потом плюю на всё это дело. Почти упав вперёд, я тянусь непослушными руками к шее куратора.

— Донесите меня, пожалуйста, — язык тоже слушается всё хуже.

Да что это со мной?

Я чувствую, как начинаю клониться набок, а сильные руки меня придерживают, укачивают. Наверное, я засыпаю.

— Мари? Мари?!

Мне уже всё равно, дайте только поспать, пожалуйста, больше ничего не нужно.

Но поспать мне не дают. Сначала опускают на холодные камни, отчего я ёжусь, но встать даже не думаю. Мне хорошо и на холодном.

Потом совсем рядом зажигается свет. Краем сознания я отмечаю, что это, наверное, мастер желает осветить нам дорогу. Хотя дорогу куда, если мне и тут хорошо?

— Вот … — куратор беспрестанно повторяет непечатные выражения, которые раньше мои уши не слышали. Я хочу попросить его прекратить выражаться в моём присутствии, но не могу. В конце концов, тяжело мне, что ли, послушать?

Сильные пальцы больно надавливают мне на челюсть, заставляя рот открыться, в горло льётся какая-то мерзкая, горькая жидкость. Я хочу откашляться, выплюнуть ее, но у меня не получается сделать даже это.

На мгновение мне кажется, что я сейчас захлебнусь, но в тот же момент пытка прекращается. Меня приподнимают, прислоняют спиной к чему-то твёрдому и тёплому. Мои руки начинают разминать, щипать, даже подносить ко рту и дышать на них. Интересно, зачем всё это?

Я чувствую, как мне трут виски и скулы, шею и ключицы. А потом я ощущаю её. Острую боль. Конечности скручивает мощной судорогой, я не могу сдержать крик. Да, я даже могу заорать. Меня колотит, я бьюсь в конвульсиях, но меня крепко держат, не давая поранить себя об острые камни. Позвоночник опасно выгибается, так что я, клянусь, слышу хруст, голова опрокидывается назад. Мне кажется, моё тело сейчас сломается, судорога изломает кости, порвёт жилы, и в руках мастера останется истрёпанная кукла, вместо меня. Хаган Ирэ прижимает меня к своей груди, не церемонясь, давя мне на грудь сильными ладонями. От этого чуть легче позвоночнику, но лёгкие почти готовы превратиться в две лепёшки. Я уверена, что умру.

Сколько длится этот ужас, не знаю. Когда боль отпускает, я замолкаю и в изнеможении откидываюсь назад. Моё горло сорвано, а мышцы болят, как после десятичасовой практики по физподготовке.

Горячая рука убирает волосы с моего влажного от пота лба. Мне холодно, и я плотнее прижимаюсь спиной к единственному тёплому месту, что ощущаю рядом — к могучей груди Хагана Ирэ. Руки обхватывают меня уже некрепко, а, скорее, бережно, и я инстинктивно впиваюсь пальцами в его запястья, прижимаю их крепче, чтобы не замёрзнуть окончательно. Я чувствую, как над ухом свистит облегчённый вздох, а потом волос касается лёгкий поцелуй.

— Поздравляю со вторым днём рождения, кадет Арос, — голос мастера сейчас хрипловатый, напряжённый. — Вы только что избежали смерти от одного из самых сильных ядов — Чёрной Пантеры.