Куратор закрывает дверь, оставив меня в недоумении. С одной стороны, его поведение мне на руку, с другой — у меня есть стойкое ощущение того, что эти три дня даны мне не только для того, чтобы разобраться со своими врагами, но и для того, чтобы разобраться в себе. И, как я понимаю, он теперь выступает заинтересованной стороной. Не в силах анализировать всё самостоятельно, поворачиваю кольцо.
— Что думаешь? — спрашиваю я, глядя на Арана.
Он сидит на кровати и как раз прячет в ножны катану. Несмотря на то, насколько жутковатым выглядит это движение, оно вызывает у меня улыбку. Защищённость — вот что я чувствую, глядя на меч в руках моего покровителя.
— Я думаю, что нам пора уже познакомиться с твоим недоброжелателем, — Аран несколько нервно поднимается, поворачивается ко мне спиной, бесцельно оглядывает комнату.
— Или недоброжелателями, — предполагаю я. — Почему-то мне кажется, что за всем этим стоит не один человек.
— Давай не будем спешить с выводами, — осаживает меня ХегАш.
Некоторое время мы просто стоим и глядим в окно, раздумывая каждый о своём.
— Я могу попробовать немного помочь тебе с ранами, — вдруг тихо предлагает мой воин. — Не уверен, что получится, но…
— Хорошо.
Аран поворачивается ко мне. Его глаза сейчас практически такие же, как на том портрете, живые и настоящие, переливающиеся всеми оттенками серого. Я скольжу взглядом по острым скулам, утопающим в неподстриженной бороде, моё внимание намертво цепляется за губы воина, которые, словно дразня моё воображение, приоткрываются, вдыхают ненужный призраку воздух. Ощущение, что это уже когда-то со мной было, пронзает моё тело острой иглой где-то внизу живота. ХегАш же, в отличие от меня и моего неуместно колотящегося сердца, спокоен. Он поднимает руку, дотрагивается до моей скулы, словно скульптор бережно проводит пальцами по моей коже, притрагивается к разбитым губам. Второй рукой практически невесомо касается виска, на который пришёлся удар Тиборда. Я чувствую едва ощутимый зуд в тех местах, к которым он прикасается, и понимаю, что своими мягкими движениями, скользящими по небольшим ранкам, он как-то ускоряет заживление моей кожи и мышц.
Аран словно бы занят исключительно моим исцелением, а я гляжу в тёмно-серые глаза и начинаю в них тонуть не хуже, чем в подземном озере в моих снах. Всё вокруг смазывается, растворяется, остаётся лишь он, его глаза и мои слишком яркие ощущения от его прикосновений. Мне приходит в голову странная мысль, что теперь у нас обоих нет тел. Есть только этот туман и наши рвущиеся друг к другу души. В какой-то момент моя душа рвётся к Арану будто бы слишком резко, и я вдруг с каким-то необъяснимым умиротворением, на границе которого бьются все мои остальные чувства, вижу всё вокруг не своими глазами. Вернее будет сказать, не из своего тела. Странно, да. Но сейчас это кажется мне самым правильным из всего, что может происходить.
Вот я вижу, как поднимаю руку, зарываюсь пальцами в длинные тёмные волосы за только что излеченным ухом. Мозолистая кисть с узловатыми пальцами слегка просвечивается по краям. Не моя уж точно, но словно роднее, чем собственное тело. А потом моё внимание обращается на саму себя. Я вижу саму себя глазами Арана!
Так странно наблюдать за собой со стороны. Я не такая, какой хочу быть. Не такая, какой я хотела бы, чтобы он меня видел. Червь досады въедается в моё сознание, расшатывая мои и без того сложные в последнее время отношения с самооценкой. Значит, в глазах призрака я выгляжу такой? Жалкой, измученной, с тёмными кругами под глазами, с разбитыми губами и ссадинами. Я выгляжу маленькой девчонкой, избитой, одинокой и немощной. Почему он до сих пор со мной? Почему не бросил такую меня? Почему?..
Но больше всего меня поражает мой собственный взгляд. Нельзя так смотреть на мужчин, — сказал бы папенька. Ни на живых, ни на призрачных. А я, несмотря на то, что вбивали в меня розгами всю жизнь, смотрю на древнего воина так, словно в нём весь мой мир. Прекрасное, всепоглощающее чувство, которое я будто открыла для себя секундой ранее. В моём взгляде отражается вся гамма чувств любящего человека (видят боги, которых давно не существует, что я не смогла бы назвать этот взгляд по-другому, даже если бы захотела): восхищение, обожание, надежда, безотчётное доверие и… удивление. Неужели я действительно так смотрю на него? Неужели я?..
Я не понимаю, что сейчас со мной происходит: я стою перед Араном или перед самой собой? Он дотрагивается до меня или я до него? Отличить одно от другого просто невозможно. Наши души словно поменялись местами, если это, конечно, вообще возможно, учитывая, что у ХегАша нет тела. Хотя, возможно, правильнее будет сказать, что наши души стали ОДНОЙ душой. Одной на двоих.
А он (или я) всё также запускает пальцы в мои волосы, проводит пальцами сзади по моей шее вниз от границы роста волос, и мне хочется закинуть голову, повинуясь этому движению. Я уже не могу сказать, в чьих глазах я тону — в своих или в его, не могу разделить — это я, не отрывая взгляда, медленно склоняюсь над собой, или он. Я (или лишь моё тело) поднимаюсь на носочки, тянусь к нему так, как никогда бы не позволила даже в своих мыслях, и первая целую. Совершенно уместная и родная его мысль возникает в моей голове: я чувствую его сожаление о том, что он не живой человек из плоти и крови, а… такой, как сейчас. Он жаждет того, чтобы его губы были твёрдыми и отвечали на мой поцелуй с жадностью путника, который, наконец, добрался до источника чистой, прохладной воды. А может быть, этого так жарко желаю я?
Его руки сжимают мою талию всё крепче, привлекая к себе, вдавливая в полупризрачное тело настолько, насколько вообще это возможно. Я чувствую твёрдость его тела, я ощущаю изгибы своей фигуры. Разве это возможно? Разве это не прекрасно — быть единым целым?
Аран подхватывает меня, проводя ладонями по бёдрам, и приподнимает так, что моё лицо теперь выше, чем его, а мои руки ложатся на его плечи. Во мне огонь, которого я раньше не испытывала. Этот огонь сжигает моё тело (или его тело), мою душу (или его душу). Всё это так неважно. Сделав несколько торопливых шагов, он прижимает меня спиной к столбу кровати, и, наконец, впивается в мой рот. Разве я могла раньше подумать, что возможнотакжелать поцелуя? Задохнувшись от возбуждения, девушка передо мной (или я) отвечает на поцелуй так неистово, что падают все оставшиеся барьеры нашей единой души. В этом поцелуе всего слишком. Слишком много эмоций, слишком обжигающее желание, слишком велик натиск Арана (или же мой?). Всё так, словно он имеет право на меня. Словно я принадлежу ему. Моё же тело, которым я совершенно не управляю сейчас, изгибаясь, подтверждает это право — пугающе привычным движением я забрасываю ноги на его талию. Аран удерживает меня на нужном уровне собственническим жестом, словно делал так сотню раз.
— Я люблю тебя, — шепчет он (или я), теперь целуя мою шею. — Боги, как же я тебя люблю!
Стон, который не может сдержать моё тело и наша душа, звучит приговором. Будто бы мы сдались. Оба сдались. И пути обратно уже быть не может. А потом всё прекращается так же быстро, как и началось.
Шум, раздавшийся где-то в коридоре, разрушает всё волшебство и ужас момента. Меня выбрасывает в своё тело так резко, что в первую секунду даже кружится голова. Я просто стою посреди комнаты перед Араном, который, как ни в чём не бывало, дотрагивается до моих губ, пытаясь излечить оставшиеся ранки. Словно поражённая громом и молнией, я оглядываюсь на столб кровати. Тот, возле которого я только что чуть не сошла с ума. Вновь смотрю на Арана, пытаясь уловить в его взгляде хотя бы намёк на какое-то объяснение произошедшего. Но он абсолютно спокоен и невозмутим. Как он может вот так просто стоять здесь с таким невозмутимым видом? После всего, что только что было? А, может быть, ничего и не было, и всё это — плод моего больного воображения? Но почему же тогда я дрожу от дикой, непонятной жажды его рук?
Застываю, пытаюсь обуздать своё сумасшедшее сердцебиение, пытаюсь перестать хватать воздух так, будто бы за мной гналась стая собак, и жду, пока какой-нибудь очередной гость завалится в мою спальню, но проходят минуты, а дверь всё не открывается.
— Я хочу знать, что происходит, Аран, — наконец говорю я, решив всё же для себя, что придумать всё это у меня просто не хватило бы фантазии. — И в первую очередь я имею в виду то… что сейчас произошло между нами.
— А что произошло? — спрашивает он прищурившись. — У меня почти получилось залечить всё…
Он тянется рукой к моему лицу, видимо, желая осмотреть результат своих стараний, но я резко отодвигаюсь. Это выглядит грубо, но на самом деле я просто боюсь, что снова потеряю себя, снова улечу в бездну ощущений и желаний.
— Аран, пожалуйста, не своди меня с ума ещё больше! — умоляю я. — Я сама видела, как мы…
— Мы? — призрак, вальяжно усаживается на кровати, наблюдает, как я тушуюсь под его пронзительным взглядом.