Единственная призрака. По праву рождения

17

Солнце стоит ещё высоко; его лучи косыми коридорами, по которым, словно небесные жители, спускаются пылинки, квадратными пятнами освещают пол. Я лежу на боку, прижавшись спиной к груди моего воина, и наслаждаюсь тем, как он перебирает пряди моих волос. Ни с чем не сравнимое ощущение, словно я оказалась в детстве, причём в таком раннем, когда обо мне заботились в обычном, а не в папенькином, понимании этого слова.

Когда солнце не будет в дороге светить,

Когда тебя будет бить градом,

Когда все миры захотят вдруг остыть,

Запомни: я буду рядом.

Аран поёт красиво и проникновенно. Его низкий, немного хриплый голос обволакивает, погружает в глубину пропетых им слов. Чтобы не пропустить ни одного из них, я слушаю, затаив дыхание.

Когда птицы вдруг запоют не тебе,

Когда их проводишь ты взглядом,

Когда помечтать ты решишь о судьбе,

Поверь мне, я буду рядом.

Мелкая дрожь побегает по телу. Я уверена, что уже когда-то слышала эту песню. Более того, мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я смогу подпевать Арану.

Когда ты уйдёшь далеко за порог,

Твои слова выльются ядом,

И даже когда дашь прощальный зарок…

— Ты знаешь — я буду рядом, — шепчу я. — Я знаю эту песню! Мне пели её в детстве.

— Возможно, — улыбнувшись, пожимает плечами Аран. — Но больше никогда не проси меня петь.

Я невольно отвечаю на улыбку и — ох, едва затянувшиеся ранки на губах лопаются. Кровь сочится, собираясь в уголке губ, и мне приходится приложить ко рту шелковый платок.

— А откуда ты знаешь эту песню? — спрашиваю, почти не шевеля губами.

— Вообще-то, это песня моего народа, но её перевели ещё когда…

Он замолкает, недоговаривая очевидного: когда его народ ещё существовал. Я хочу как-то поддержать, подбодрить его, но Аран вдруг настораживается, прикладывает палец к губам и взглядом указывает на кольцо. Мне очень не хочется, чтобы он исчезал в эту минуту, но я послушно дотрагиваюсь до своего украшения и укладываюсь, повернувшись спиной к двери и натянув одеяло повыше.

Дверь со скрипом отворяется, полковник входит, намеренно громко топая форменными сапогами. Я жду, что сейчас он по своему обыкновению начнёт меня отчитывать, и уже готовлюсь отбиваться от нападок, но вместо этого слышу удививший меня вопрос:

— Мари, вам нездоровится?

Забота в голосе полковника ставит меня в ступор. Пока я придумываю, как повести себя в этой ситуации и что ответить, мастер Ирэ обходит кровать и оказывается прямо передо мной. При взгляде на меня его лицо вытягивается, от чего разглаживаются едва заметные морщинки, прорезавшие кожу от крыльев носа к уголкам губ и ниже, к подбородку. Он какое-то время просто смотрит на меня, а потом вдруг неожиданно опускается рядом на кровать.

— Что же с тобой опять произошло?

— Упала, мастер Ирэ, — в платок отвечаю я.

Он кивает и отворачивается. Сцепив руки в замок и опершись локтями о колени, он сидит и рассматривает пол пустым взглядом. Кажется, мои злоключения всё же доконали железного полковника.

— Куратор, можно я не пойду сегодня на лекции? — пока Хаган Ирэ находится в прострации, я решаю попробовать санкционировать свой прогул.

— Я не знаю, что с тобой делать, Мари, — вместо ответа тяжело вздыхает полковник.

— Оставьте меня в покое на пару дней, — повышаю ставки я.

— С тобой всегда что-то происходит, — не замечая моих слов, продолжает куратор. — Я должен тебя защищать, но мне не удаётся оказываться рядом, когда…

Он неопределённо машет рукой в мою сторону, видимо, имея в виду мой отнюдь не цветущий внешний вид.

— Вы мне ничего не должны, мастер, — я тоже сажусь на кровати, стараюсь не обращать внимания на головокружение и лёгкую тошноту, которыми сопровождается сотрясение мозга. — Я просто упала. Понимаете?

— Почему кадета Ивеса не было рядом? Почему тебя не защитил твой призрак? — полковник переводит на меня взгляд, и я вижу в нём беспокойство и осуждение. Он действительно переживает за меня и винит Аэрта, Арана и себя в том, что я снова пострадала.

— Кадет Ивес не обязан меня сторожить, а насчёт призрака… Он защитил, — шепчу я, убирая от губ кусок ткани, чтобы сжать пальцами остроугольное кольцо.

Я понимаю, что этого не стоило говорить, но сейчас мне кажется, что я могу ему доверять. Ко всему прочему, мне не хочется, чтобы полковник считал, что Аран сделал недостаточно. Если подумать, то во всём произошедшем виновата только я, начиная с того, как я поступила с Тибордом, нажив врага за своей спиной, и заканчивая тем, что я сама отказалась от Арана и лишилась его защиты, отбросив кольцо в темноту подземелья.

Хаган Ирэ смотрит на меня долгим взглядом, а потом тянется к моей руке. Я с трудом удерживаю себя на месте, чтобы не отпрянуть, не шарахнуться в сторону, как загнанный зверь. Не хочу, чтобы кто-то, кроме моего воина, сейчас ко мне прикасался. Мне удаётся сдержать свой порыв: роль просителя вынуждает меня быть терпеливой. Время и относительная свобода действий — вот что мне сейчас нужно, а получение преференций зависит от куратора.

Полковник замечает, что я напряжена. Он не делает резких движений, слегка касается моих пальцев, нежно берет мою кисть в свою огромную ладонь и привлекает к себе. Тошнота сильнее подкатывает к горлу, я едва сдерживаю желание выдернуть руку и дать отмашку Арану, который, я знаю, уже держит свой меч у горла Хагана. Неужели так будет теперь всегда? Неужели в каждом мужчине я буду видеть насильника? Мне не хочется так думать и не хочется быть запуганной до конца жизни. Поэтому я, преодолев внутреннюю преграду, позволяю мастеру Ирэ прижаться губами к моим пальцам. Не хочу сейчас разбираться в том, что нашло на моего куратора, но его порыв очень кстати. И я делаю то, чему меня так упорно учил папенька — пользуюсь истинно женскими методами.

— Хаган, — зову я, дотрагиваясь до его подбородка большим пальцем. В какой-то момент мне кажется, что этого мало, и я касаюсь ладонью его щеки, заставляю его посмотреть на себя. — Мне нужно время. Дай мне его. Пожалуйста.

Он прикрывает глаза, то ли наслаждаясь моими прикосновениями, то ли принимая для себя какое-то решение.

— У тебя есть три дня, — наконец произносит он. — Тебе нужна будет моя помощь?

— Нет, — уверенно отвечаю я, пытаясь забрать руку, но полковник удерживает её.

Вновь кивает, ещё раз почти невесомо целует мои пальцы, поднимается и направляется к двери. Уже на выходе он замирает.

— Пообещай мне, что за эти три дня её не убьют.

— Скажи ему, что я обещаю, — раздаётся над ухом глухой голос Арана.

— Он обещает, — послушно повторяю я и даже почти искренне улыбаюсь печальному Хагану.