Жил-был мент. Записки сыскаря

Про костюм

Это было давно, когда слово «достал» заменяло слово «купил». На экранах кинотеатров шли фильмы с бесстрашным Миклованом. И Потапову жена достала костюм. Костюм был югославский, добротный и красивый. На Илюше он сидел идеально. Потапов стырил у тестя серую шляпу производства Югославии, надел и крутанулся у зеркала.

— Ой, прям иностранец! — захлопала в ладошки жена.

Илюша достал воображаемый пистолет из настоящей новенькой оперативной кобуры и сказал:

— Пам!

— Ну вот, теперь в гости можно ходить или там в театр, а то вечно как оборванец, — веско произнесла тёща. Тесть промолчал. Он боялся, что шляпу ему не вернут. Костюм тёща повесила в шкаф. Шляпу положили на полку. Всё посыпали нафталином. И, довольные, пошли пить чай. Через некоторое время они действительно пошли в театр, в театре был буфет, и это Потапову понравилось. Жене нравилась публика, запахи, занавес и кресло было замечательное, такое удобное! Потапов взял бутерброды с сёмгой, себе пиво, жене — шампанское и мороженое. И, порывшись в кармане, нагрёб на бутерброд с икрой. Народу было много, все толкались. И бутерброд, соскользнув с тарелки, предательски шлёпнулся на костюм. Жена ахнула, и ей сразу разонравился театр. Илюша матюкнуся, глотнул пиво и помчался в туалет, где он яростно тёр пятно солью и поливал водой. Пятно осталось. Химчистка усугубила дело. И Потапов стал носить костюм на работу. И доносил его до капитанских погон. Костюм был ноский и приносил удачу. Потом Потапова назначили начальником отделения, и он ходил в форме. А костюм висел в шкафу. Иногда Илюша, располневший и подрастерявший волосы на голове, открывал шкаф. Смотрел на костюм, и ему было приятно вспоминать молодость, курсантские годы и восторг от просмотра кино с комиссаром Миклованом. Потом Илья Тимофеевич вышел на пенсию, летом ковырялся на дачном участке. А однажды уехал по путёвке в санаторий МВД подлечиться и просто безмятежно отдохнуть. Приехав, он по-хозяйски обошёл дом, подвязал кусты и вдруг увидел за домом болтающийся на шесте свой костюм. Шляпа покойного тестя довершала картину. И так стало ему горько и неприятно, что захотелось заплакать. Жизнь показалось никчемной и пустой, прожитой быстро в каких-то хлопотах и бессмысленной суете. Почему-то вспоминалось всё плохое в жизни, да мало ли грехов у взрослого человека. Даже банка варенья, разбитая в детстве, за которую его поставили в угол, припомнилась. И как он украл коньки на катке, а потом продал их.

— Нет ты посмотри, твой папашка настоящий фетишист, — гоготнул зять, — за костюм переживает, умора!

— Тимофеевич, пошли чай пить, — позвала жена.

Они пили чай. Жена, дочка и зять. И им было хорошо. А Илья Тимофеевич думал о том, где бы по дешёвке раздобыть шиферу для крыши сарайчика. Ветер трепал костюм, обнажал подкладку с дыркой, протёртой краем магазина пистолета Макарова. Пятна от бутерброда видно не было. А ещё костюм не пил чая и не думал. Он был вещь.