Жил-был мент. Записки сыскаря

Девственница

Маша училась на факультете физвоспитания, была мастером спорта по метанию ядра. Девушка она была крепкая, рукастая и раньше жила в деревне. Грубые черты её лица разглаживались, когда она начинала говорить. Есть такая категория людей, которые кажутся монстрами. Но стоит с ними начать говорить, то вдруг замечаешь ямочки на щеках, глубину взгляда, а голос очаровывает, и ты проникаешься симпатией к этому милейшему существу. И тебе с ним мило и как-то уютно. Она была из таких.

Маша была влюблена первый раз в жизни. Без дураков. По-настоящему. Когда-то давно, два года назад, она любила учителя физики. Он курил трубку, носил бороду и пел песни под гитару. Песни и запах табака кружили голову. Но учитель был старым. Ему было уже 25 лет…

А её настоящая любовь училась на одном курсе. Занималась плаваньем. Была личностью целеустремлённой, и пророчили эту личность в сборную СССР. В один совсем непрекрасный день Машино обожание, которому она жарила картошку с салом — это углеводы и белок и это необходимо!

И Он сказал, слегка потупив глаза:

— Мы должны расстаться. Тренер так сказал.

Вопрос «почему» Маша не задала. Тренер — это Царь и Бог.

— На меня глаз положила массажистка сборной

Союза.

Маша поняла и не поняла. Молча кивнула, и, расплескав кефир и опрокинув соседний столик, вышла из буфета.

Вечером она решила лишиться девственности. Назло тренеру, неудавшейся любви и всем остальным, что придумали этот дурацкий мир.

И пошла на танцы.

Машу никто не приглашал. 46 размер обуви, 178 см роста, отсутствие косметики и короткая стрижка не давали шансов быть приглашённой на танец. Но один решился. Что с него взять, будущий артист цирка. Акробат. Из тех, которые стоят наверху. Его бросают. Ему аплодируют! Тех, кто стоит в партере, не запоминают. ОН

и только Он.

Заморыш на диете.

Маша ему была благодарна. Она отдавалась танцу. Партнер был ловок и вел её. Жизнь обрела краски.

На скамейке в тёмном углу парка акробат обнимал Машу и шептал, слегка брызгаясь слюной, Такие слова! Поцелуи были жаркими, пальцы артиста — холодными. Когда эти пальцы акробатически проникли под Машины трусы, то ей стало щекотно и неловко.

— Отстань.

Но будущий артист впал в раж и не понял.

Маша его стукнула. Артист хрюкнул, булькнул и, выплюнув зуб, затих.

***

Телефонограмма из 52 больницы пришла рано утром в отделение милиции, в ней сухо сообщалось, что в приём­ный покой был доставлен гр. К, с переломом, ну и далее по тексту.

Маша, вспомнив фильм «Брильнтова рука», тихо утирая слезу, причитала:

— Не виноватая я, он первый начал!

Стул под ней скрипел и грозил рухнуть.

«Господи, за этот стул меня старшина загрызет», — с тоской думал злой и невыспавшийся опер.