Про туалетную бумагу
У капитана кожа на носу шелушилась. Он её тёр пальцем. Маленькие капельки крови манили мух. Офицер махал свободной рукой. На плечах из-под ремней были видны белые разводы.
— Помните, сначала граната, а потом вы.
Солнце палило. Ветер закручивал маленькие смерчи на обочине дороги. От машин несло соляркой. Было страшно и неуютно. Хотелось блевать.
— По сигналу первый взвод — прямо на кишлак. Сигнал не проспи, лейтенант.
Я кивнул. Каска сползла на глаза.
***
Все заорали:
— Ракета!!!
Шарахнуло по зелёнке. Два горбатых величаво выплыли из-за горушки. Шипение НУРСов. Стволы «Шилок» зашлись в истерике. И мы пошли. Некоторые побежали. Камни шуршали под ногами. Справа, из-за крайнего дувала пыхнуло.
— Давай, — толкнул кулаком в спину сержанта.
За ним, коряча ноги, с матом-перематом бежали солдаты. От танкового выстрела взлетел на воздух, кувыркаясь кусками глины в синем небе, кусок дувала. Мы входили в кишлак.
***
— Думал, война всё спишет, у нас — не у Пронькиных, не сорвёшся.
— Сука он был, товарищ лейтенант.
Плечи солдата были прямые, руки грязные, каску он где-то потерял. Подшлемником вытирал лицо.
— И что мне делать? Как ты думаешь?
Солдат пожал плечами.
***
— Потери? — спросил комбат. Мы сидели в позе орлов за уцелевшем дувалом. Я протянул ему удачно найденный мною камень. Камень был плоский, с гладкими краями и стрелообразной формы. Комбат благодарно
кивнул.
— Нет потерь. Три раненых, контузия. БТР в ремонт, у него помпа полетела… По мелочам, у личного состава поносы, как обычно.
— Понос — это ***во. А что раненые, один, говорят, в спину? Я промолчал. Комбат использовал камешек по назначению. Хлебнул воды. Я тяжело встал и поплёлся за начальством.
***
— Я на него зла не держу, но на гражданке встречу, замочу. Давай, держись, — сержант махнул рукой. «Мишка» молотил воздух винтами. Мелкие камни летели и больно жалили. Курить не хотелось. Хотелось домой. И туалетной бумаги.