Жил-был мент. Записки сыскаря

Давным-давно

Мы шли с дедом от станции до его родной деревни Дмитревка, что в Воронежской области и Панинском районе. Нас обгоняли пыльные грузовики с лихими шофёрами в линялых синих майках и кепках набекрень.

Слева от дороги был хутор Ясная Поляна, мы заходили на кладбище. Низкая оградка, потемневший крест. Дед доставал чекушку из сидора, два стакана. Один ставил на могильный холмик, наливал водку тихо и бережливо. Клал краюху хлеба сверху. Сыпал соль. Потом что-то бормотал и посылал меня смотреть, как колосится пшеница. Я краем глаза видел, как дед сгибался в поклоне. Крестился. Выпивал. И мы шли дальше. Он курил и кхекал. Иногда подносил руку к глазам.

Могила была его отца. Моего прадеда. Ильи.

***

— Ну как он? — строго спрашивала моя праба-

бушка.

Дед молча доставал из сидора городские подарки. Нюхательный табак в маленьких эбонитовых коробочках, батон колбасы, головку сыра, кусок вологодского масла, водку и обдирный хлеб.

Из Москвы мама передавала две банки икры и коробки конфет.

— Балует нас Валюша.

На столе дымилась тарелка с картошкой, политая постным маслом, яйца, куски курицы. Огурцы кололи пальцы, на боках помидоров играли солнечные блики. Из открытых окон тянуло запахом пыли. Вечерело.

***

…Поздним вечером к плетню подтягивались мужики. На их плечи были накинуты пиджаки. Сладкий дым козьих ножек уносился лёгким ветром в сторону реки.

— Просим в хату, — заискивающе говорил дед.

Все степенно выпивали. Брали заскорузлыми пальцами конфеты.

Дымили на завалинке. Потом пели песни. Тягучие… грустные… русские.

***

Потом подходили женщины в платьях, носках и босоножках. Они пили манерно, оттопырив мизинец. Морщились, закусывали.

И…

— По Дону гуляет…

— По Дону гуляет!

— Казак Молодой!

Мужики подбоченивались. Женщины поводили плечами…

***

— Стёпка, а отец твой охальник был! — бормотала прабабка. Засыпала, кряхтела. 91 год — не шутка. Дед курил у окна. Небо было звёздное… жизнь — безмятежной, и конца ей не было видно.