Жил-был мент. Записки сыскаря

Рубаха

В эпоху вечных очередей, всеобщего дефицита слово «достать» было синонимом слова «счастье».

Моя жена пережив вопли «Больше двух в руки не давать!» и всеобщий «Вас здесь не стояло!», принесла домой две рубашки производства далёкой страны Пакистан. Одну сыну — красиво-лиловую. Вторую мне — ярко-красную. Других цветов не было.

И пошёл, весь из себя франт, в коричневом костюмчике имени замученной планом московской швеи, с неизменной дыркой в подкладке пиджака от ПМ, галстуке «удавись, но завяжи» и новенькой рубашке. Куда? На работу, защищать мирных граждан г. Москвы от самих

себя.

Полдня народ в отделении прикалывался по поводу цвета рубашки. Дежурство по конторе шло к концу. И тут понеслась. Народ начал прыгать из окон, жёны дубасили мужей, мужья отвечали взаимностью, один чудак умудрился утонуть в ванне, под конец банкета завязалась битва между любителями играть в городки и владельцем гордости автопрома СССР «Запорожца». Вы видели идиотов, играющих в 23 часа ночи в городки при слабом освещении луны? Скажу вам больше, я написал протокол осмотра места происшествия, неразборчиво и кривовато, под стоны владельца покалеченной машины, которой спортсмены повышибали стёклышки. А частному собственнику дали в глаз, не хрен бросаться на честных граждан с кулаками. Ишь, буржуй недобитый выис-

кался.

— Ну виноват, командир. Промахнулся, темно же, чё сам не видишь, что ли?

Дежурный по конторе Боря Рагожин сделал чай. Постовой дядя Коля принёс сухариков.

— Слышь, Барбосыч, чего-то много сегодня всего было.

Я согласился. Попил чаю и пошёл в кабинет, метро-то закрылось. А завтрашнюю работу никто не отменял.

***

Следующее дежурство было через двое суток, народу не хватало. Рагожин отбрехивался от посетителей, кто-то натужно в козлятнике пел песню. Боря мне кивнул, хмыкнул.

— Ты, Барбос, опять эту рубаху одел?

— Не нравится?

— У меня примета есть такая, надену новую вещь, если в ней повезет, то прям как талисман.

Я вот на экзамены в Академию в одном и том же костюме хожу. Без осечек.

А есть вещи, которые всякие гадости притягивают.

Я кивнул. И пошёл бумажками заниматься, вон их сколько, а я один против них, как гражданин И. Муромец супротив супостатов. Тихо, чаёк, иголочка, ниточка, папочка. Следующий. Следующий был вопль дежурного. И мы поехали. И началось. На платформе «Моссельмаш» кто-то кому-то в лихом азарте ткнул ножиком под ребро, на Лихоборах какая-то дала кому-то вроде бы по согласию, а потом передумала, но было поздно. «И это не любовь!» — горько кричала она, размазывая тушь и подтягивая колготки. Гости на Б. Академической метелили хозяина флета: нехрен последнюю бутылку ныкать. Между тем пара несознательных граждан повесилась, а девочка вскрыла вены папиной ржавой бритвой. Хотелось спирту и тишины. Спирт был у скорой помощи. Фильм «Тишина» был только в кинотеатре, давным-

давно.

Голос Бори был мрачен:

— Слышь, Барбосыч, у нашего Прокурора шляпу на улице сняли. Грабёж. Он сейчас дома, просил заехать.

И срываясь на фальцет:

— Я тебе говорил: не надевай эту дурацкую рубашку!

По дороге рация хрипела голосами начальника управления, зама по розыску и т. д. и т.п, даже козлиный голосок замполита влез с ценными указаниями.

Прокурор имел лицо в форме чугунка и обладал зычным голосом. Отпустил машину, решил пройти пешочком до дома. Лето, липами пахнет. Вечер. Хорошо. А тут какие-то хулиганы с гитарой, орут, можно сказать, фальшивят на изысканный слух любителя передачи «Алло, мы ищем таланты». Ну сказал, ну его послали. Он обиделся. Его толкнули, он упал. Шляпа пропала. Гитарист с компанией — тоже.

А как без шляпы? Что, до пенсии ходить в фуражке?

Шляпа нашлась в соседнем дворе. На дереве. Высоко. И не спрашивайте…

Метро закрылось. Стол, шинель, я, шинель сверху — скоро утро.

Рубаху я подарил одному интеллигентному БОМЖу. Может, ему повезет.