Из жизни зама по УР
И вообще Палыча достали. Его ругали на совещаниях и оперативках. Он отбрёхивался, но это было похоже на выкусывание блох. Да и вообще место во вневедомственной охране, на которое Палыч надеялся и испортил печень, выпивая, и стесал язык, вылизывая задницу одному полкану, ушло к мальчику-колокольчику, выпускнику Московской вышки, сыну и племянничку КОГОТОГДЕТОТАМНАВЕРХУ.
Времена были комитетовские, мучимый почечными коликами новый Генсек наводил порядок. Народ задерживали в кинотеатрах, банях и просто на улице. Строго проверяли документы и сурово спрашивали: почему не на работе? Слухи ходили разные, народ шептался на кухнях, вспоминая недавние времена, и не раз всплывала в разговорах география, обозначенная краем земли Колымой.
А Палыч вернулся в родной «Полтинник», где дежурка была забита под завязку любителями кино в рабочие время и вообще просто праздно шляющейся публикой. Топтал их юный опер, облачённый в форму, с портупеей и в хромовых сапогах. Выданное позавчера на складе в Капотне поскрипывало и пованивало. Усталые патрули застенчиво смотрели на дежурного по Конторе, человека в мятой форме и с усталыми глазами, пара сытых участковых торжественно писала бумажки. Задержанный Народ был безучастен, молчалив, вонял потом и страхом.
Из дежурки на всё это смотрел сквозь очки Андропов. Портрет его был чёрно-белый. Как чья-то жизнь.
Палыч сидел тихо и мирно, попыхивал сигареткой, смотрел в окно. Там во дворе захлебывались лаем четыре овчарки вечерней смены, мигалки подъезжающих «буханок» вертели бантами синего цвета.
В дверь постучали. В дверь вошёл дежурный опер. Зачем-то козырнул и положил на стол зама по УР бумаги. В Протоколе было написано, что у задержанного изъято сетка с картошкой, 5 (пять — прописью) морковок, складной нож с изображением зверя. В рапорте художественно изображалась погоня и цокот копыт. В явке с повинной некто задержанный Сызин, инженер НИИ Чегототам, писал, что он, работая на овощной базе, с преступным умыслом украл картошку, морковку и сожрал по дороге яблоко.
— Вот, кража гос.имущества. Статья, — сказал опер. — И вообще, времена теперь другие.
Палыч полез в стол, достал из ящика пистолет, положил на бумаги.
— Сегодня в Управе получил. Расстрельный. Специальный. Сам знаешь, времена какие. Бери.
Юный опер посмотрел на Палыча, на пистолет, бумаги. Улыбнулся.
— Шутите?
И тут Палыча понесло. Он орал. Про преступность, про молодняк мягкотелый, что надо всех шлепать к ***ям, и вообще в другое время Палыча дедушка его дедушку спустил бы под кронштадтский лёд и правильно сделал бы. Опер смотрел и бледнел.
— Я готов, — твёрдо сказал юный опер.
— Пошел на***, — скучно сказал Палыч и спрятал зажигалку в ящик стола.