Холли

23 июля 2021 года

1

– Вы уверены насчёт того вечера, когда исчез ваш друг? – спрашивает Холли. Джером купил мальчикам молочные коктейли, и они прихлёбывают их, растянувшись на траве в зоне для пикников.

– Почти уверен, – говорит Томми Эдисон, рыжий, – потому что его мама позвонила моей, узнать, остался ли он на ночь, а на следующий день его не было в школе.

– Неа, – говорит Ричи Гленман, местный клоун с отвратительной привычкой засовывать картофель фри себе в нос. Холли записала в телефон их имена. – Это было позже. Через неделю или две. Я так думаю.

– Я слышал, он сбежал к своему дяде во Флориду, – говорит мальчик с «площадкой» на голове. Это Энди Викерс. – Его мать… – Он подносит невидимую бутылку ко рту и издаёт звук глотания. – Как-то раз её арестовали за вождение в нетрезвом виде.

Мальчик с угревой сыпью качает головой. Это Ронни Свидровски. Он выглядит серьёзным.

– Он не сбегал и не уезжал во Флориду. Его забрали. – Он понижает голос. – Я слышал, это был Слендермен.

Остальные хохочут. Ричи Гленман хлопает Ронни по плечу.

– Слендермена не существует, дебил. Это городская легенда, как Ведьма из парка.

– Ай! Из-за тебя я пролил коктейль.

Обращаясь к Томми Эдисону, который кажется самым сообразительным, Холли говорит:

– Ты действительно думаешь, что твой друг исчез в ту же ночь, когда ты виделся с ним в последний раз?

– Не уверен, это было больше двух лет назад, но я так считаю. Я же сказал, на следующий день его не было в школе.

– Прогулял, – говорит Ронни Свидровски. – Вонючка постоянно так делал. Потому что его мать…

– Неа, это было позже, – настаивает Ричи Гленман. – Я знаю, потому что после этого мы с ним играли в «орёл или решка». На игровой площадке.

Они мусолят эту тему снова и снова, и Свидровски начинает приводить аргументированные и логичные доводы в пользу существования Слендермена, который, говорят, давным-давно забрал какого-то преподавателя колледжа, но Холли услышала достаточно. Пропажа Питера «Вонючки» Стейнмана (если он вообще исчезал) почти наверняка не имеет никакого отношения к исчезновению Бонни Даль, но она намерена выяснить чуть больше, хотя бы потому, что «Дэйри Уип» и автомастерская находятся всего в полумиле друг от друга. Магазин «Джет Март», где Бонни видели в последний раз, тоже довольно близко.

Джером бросает взгляд на Холли, и она кивает ему. Пора уходить.

– Хорошего вам дня, парни, – говорит она.

– Вам тоже, – отвечает Томми Эдисон.

Клоун тычет в них пальцем, измазанным в кетчупе, и объявляет:

– Вероника Марс и Джон Шафт![21]

Все гогочут, как кони.

На полдороге через парковку Холли останавливается и возвращается назад.

– Томми, в ту ночь, когда вы с Ричи видели Пита, у него был скейтборд, верно?

– Точняк, – отвечает Томми.

Ричи говорит:

– И неделю спустя, когда мы играли в «орёл или решка», скейт тоже был с ним. Отстойный «Аламеда» с гнутым колесом.

– А что? – спрашивает Томми.

– Просто любопытно, – отвечает Холли.

И это правда. Ей всё любопытно. Так уж она устроена.

2

Пока они поднимаются по холму обратно к своим машинам, Холли достаёт серьгу из кармана и показывает её Джерому.

– Ого! Это её?

– Почти уверена.

– Почему её не нашли копы?

– Не думаю, что они искали, – говорит Холли.

– Что ж, ты выиграла медаль Шерлока Холмса за выдающиеся детективные навыки.

– Спасибо, Джером.

– Кому из них ты больше веришь насчёт Вонючки Стейнмана? Рыжему или хохмачу?

Холли бросает на него неодобрительный взгляд.

– Почему бы нам не называть его Питером? Вонючка – неприятное прозвище.

Джером не знает всей истории Холли (его сестра Барбара знает больше), но он понимает, что ненароком задел больное место.

– Питер. Понял, понял. Пит сейчас, Пит навсегда. Так был ли это последний вечер, когда они видели его, или неделю спустя они кидали монетки с Мистером Картошка-фри-в-носу в парке?

– Если подумать, я склоняюсь к мысли, что Томми прав, а Ричи перепутал. В конце концов, прошло два с половиной года. В таком возрасте это долгий срок.

Они добираются до автомастерской. Джером говорит:

– Позволь мне немного поработать над делом Стейнмана. Можно?

– А как же твоя книга?

– Я же сказал, что жду информацию. Редактор настаивает. Мы описываем Чикаго примерно девяностолетней давности, а это значит mucho[22] исследований.

– Ты уверен, что это не прокрастинация?[23]

У Джерома чудесная улыбка – mucho обаятельная, – и он сверкает ею.

– Думаю, отчасти, но искать потерявшихся детей интереснее, чем потерявшихся собак. – Что является обычной работой Джерома на полставки в «Найдём и сохраним». – Ты же не думаешь, что Даль и Стейнман родственники?

– Разный возраст, разный пол, пропали с разницей более двух лет, так что, вероятно, нет. Но что я всегда говорю о «вероятно», Джером?

– Это слово для ленивых.

– Да. Это… – Холли вздыхает, приложив руку к груди.

– Что?

– На нас не было масок! Я даже не подумала об этом! На них тоже не было!

– Но ты же привита, да? Дважды. Как и я.

– Думаешь, они тоже?

– Вероятно, нет, – говорит Джером. Он осознаёт, что сказал, и смеётся. – Извини. Старые привычки умирают долго.

Холли улыбается. Старые привычки действительно умирают долго, и именно поэтому ей хочется сигарету.

3

Джером говорит, что побеседует с родителями мальчика. По крайней мере, он может выяснить, действительно ли Стейнман исчез или переехал жить к своему дяде. Если мать Стейнмана алкашка, парня могли отдать в приёмную семью. Задача, по мнению Джерома, лишь в том, чтобы подтвердить отсутствие связи между Стейнманом и Даль.

Холли обещает ему сто долларов в день, минимум за два дня, плюс расходы. Она почти уверена, что он уговорит Барбару шерстить интернет, но поделится с ней поровну, так что всё в порядке.

– Что собираешься делать? – спрашивает Джером.

– Пожалуй, прогуляюсь по парку, – отвечает Холли. – И подумаю.

– Хорошо. Это полезный навык.

4

Холли находит тропинку, уходящую влево, и идёт по ней к большому камню, возвышающемуся над Ред-Бэнк-Авеню. Там она садится и закуривает.

В мыслях Холли постоянно возвращается к велосипедному шлему Бонни Даль. Серьга, возможно, оторвалась и потерялась, но велосипедный шлем не мог так просто потеряться. Если Бонни решила, в значительной степени под влиянием момента, что ей надоело спорить с матерью, и она решила уехать из города, зачем оставлять велосипед, но брать с собой шлем? Если уж на то пошло, зачем оставлять довольно дорогой десятискоростной агрегат там, где он буквально напрашивался, чтобы его украли? Просто удача, что этого не случилось… то есть, если предположить, что Марвин Браун говорил правду, хотя Холли считает, что в этом она может быть почти уверена.

Пропавший велосипедный шлем – самая веская причина, по которой Холли верит, что Даль была похищена. Она представляет себе ситуацию, в которой Бонни пытается убежать от своего потенциального похитителя, но он настигает её у дальнего конца автомастерской. Девушка сопротивляется. У неё отрывается серьга. Её запихивают в машину (перед мысленным взором Холли маленький фургон без окон), на ней всё ещё надет шлем. Возможно, мужчина вырубает её или связывает, может даже убивает прямо на месте, намеренно или случайно. Он оставляет написанную печатными буквами записку, приклеенную скотчем к сиденью велосипеда: С МЕНЯ ХВАТИТ. Если кто-то украдёт велосипед – хорошо. Если никто не позарится на него, будет похоже, словно она решила уехать из города – тоже хорошо.

Холли сомневается, что всё произошло именно так (если вообще произошло), но это могло случиться; смеркается, на Ред-Бэнк-Авеню мало машин, короткая борьба, которая постороннему может показаться всего лишь болтовней или объятиями влюблённой парочки… Конечно, такое могло случиться.

Что касается другой возможности – Бонни уехала из города под влиянием момента, – насколько это вероятно, если подумать? Подросток мог бы внезапно решить, что его всё достало, и свалить. Холли сама лелеяла подобные фантазии, учась в старших классах, но двадцатичетырёхлетняя девушка, занимавшаяся работой, которая явно ей нравилась? Что насчёт её последнего зарплатного чека? Остался лежать в кабинете босса? И никакого чемодана, только вещи в рюкзаке? Холли в это не верит, и уверена, что Изабелла Джейнс тоже. Но если кто-то и сможет пролить свет на душевное состояние Бонни, то это её подруга и коллега, Лэйкиша Стоун.

Холли докуривает сигарету, тушит её и кладёт в свою маленькую жестяную коробочку к другим «павшим бойцам». Вокруг большого камня разбросаны окурки, но это не значит, что она должна добавлять свой мусор в общую кучу.

Холли достаёт мобильник из сумочки. Перед выходом из офиса она включила режим «Не беспокоить» и с тех пор пропустила два звонка, оба от кого-то по имени Дэвид Эмерсон. Это имя кажется знакомым, как-то связанным с её матерью. Он оставил голосовое сообщение, но Холли пока игнорирует его и звонит Джерому. Она не хочет отвлекать его за рулём, поэтому говорит коротко.

– Если будешь говорить с матерью Питера Стейнмана, и если мальчик действительно пропал, спроси, остался ли у неё его скейтборд.

– Будет сделано. Что-нибудь ещё?

– Да. Следи за дорогой.

Она завершает звонок и прослушивает голосовую почту.

«Здравствуйте, мисс Гибни, это Дэвид Эмерсон. Перезвоните мне, пожалуйста, как только вам будет удобно. Это касается имущества вашей матери. – После паузы он добавляет: – Очень сожалею о вашей потере и благодарю за слова на прощальном собрании».

Теперь Холли знает, почему она узнала имя; её мать упомянула Эмерсона во время одного из звонков по «Фэйс Тайм» после того, как Шарлотту госпитализировали в больницу Милосердия. Это было до того, как её подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, когда она ещё могла говорить. Холли кажется, что только юрист мог избрать столь причудливый способ сказать «похороны». Что касается имущества Шарлотты… Холли даже не думала об этом.

Она не хочет разговаривать с Эмерсоном. Ей хотелось хотя бы день не думать ни о чём, кроме расследования, поэтому она немедленно перезванивает, задержавшись лишь на секунду, прикуривая ещё одну сигарету. Железное изречение её матери, которое та вдолбила Холли в голову ещё в детстве: если чего-то не хочешь делать, сделай это в первую очередь. И дело с концом. Эта привычка осталась с Холли, как и многие уроки детства… хорошие или плохие.

Отвечает сам Эмерсон, поэтому Холли догадывается, что он, как и многие другие, сейчас работает на дому, без помощи, которую ква-лифицированные специалисты считали само собой разумеющейся до ковида.

– Здравствуйте, мистер Эмерсон. Это Холли Гибни, вы просили перезвонить. – В полумиле от неё раскинулась Ред-Бэнк-Авеню. Которая интересует Холли гораздо больше, чем юрист.

– Спасибо, что перезвонили, и ещё раз приношу соболезнования по поводу вашей утраты.

«Там всё заброшенно, кроме «Ю-Стор-Ит», – думает Холли. – И не похоже, что бизнес у них идёт полным ходом. На этой стороне улицы расположен наименее посещаемый участок парка, куда добропорядочные граждане боятся заходить с наступлением темноты. Если вы задумали кого-то похитить, что может быть лучше?»

– Мисс Гибни? Вы отключились?

– Нет, я здесь. Чем я могу помочь, мистер Эмерсон? Что-то насчёт имущества моей матери, я правильно поняла? Там, вероятно, особо не о чем говорить. – «После Дэниела Хэйли», добавляет она про себя.

– Я занимался правовыми делами вашего дяди Генри до его вы-хода на пенсию, поэтому Шарлотта наняла меня составить завещание и назначила душеприказчиком. Это случилось после того, как она почувствовала недомогание и тест показал положительный результат на вирус. Нет необходимости зачитывать документ на семейном собрании…

«Какая семья? – думает Холли. – Теперь, когда кузина Джейни мертва, а дядя Генри прозябает в доме престарелых «Роллинг Хиллз», я – последняя горошина в стручке».

– …оставила вам.

– Прошу прощения? – говорит Холли. – На секунду вы пропали.

– Простите. Я сказал, что за исключением незначительных пожертвований, ваша мать оставила всё вам.

– Вы имеете в виду дом.

Холли не нравится эта идея, она в смятении. Воспоминания, связанные с этим домом (и с предыдущим в Цинциннати), по большей части мрачные и печальные, вплоть до того последнего рождественского ужина, когда Шарлотта настояла, чтобы её дочь надела шляпу Санты, ту, что Холли надевала на праздник в детстве. «Это традиция!» – воскликнула её мать, разрезая сухую-как-Сахара индейку. И оба-на: пятидесятипятилетняя Холли Гибни в шляпе Санты.

– Да, дом и вся обстановка в нём. Я полагаю, вы захотите его продать?

Конечно, она так и сделает, сразу говорит юристу Холли. Она ведёт свои дела в городе. И в любом случае, жить в доме матери в Мидоубрук Эстейт всё равно, что жить в Доме-на-Холме.[24] Тем временем адвокат Эмерсон продолжает говорить – что-то о ключах – и Холли приходится снова попросить его повторить.

– Я сказал, что ключи у меня, и думаю, нам следует назначить время, когда вы сможете прийти и осмотреть имущество. Решить, что хотите сохранить, а что продать.

Смятение Холли усиливается.

– Я не хочу ничего сохранять!

Эмерсон усмехается.

– Это не такая уж необычная первая реакция после смерти близкого человека, но вам придётся прийти. Боюсь, как душеприказчик миссис Гибни, я вынужден настаивать на этом. Для начала, нужно посмотреть, потребуется ли ремонт перед продажей. А исходя из многолетнего опыта, я думаю, вы найдёте вещи, которые пожелаете сохранить. Не могли бы мы встретиться завтра? Я понимаю, что это несвоевременно, и сегодня суббота, но в таких ситуациях чем раньше – тем лучше.

Холли хочет возразить, сказать, что она занята, но снова вмешивается голос её матери: «Это причина, Холли, или просто отговорка?»

Чтобы ответить, она должна спросить себя, является ли исчезновение Бонни Даль срочным делом, гонкой со временем, как тогда, когда Брейди Хартсфилд планировал взорвать аудиторию Минго во время рок-концерта. Она так не думает. Бонни пропала больше трёх недель назад. Иногда пропавших после похищения людей находят и спасают. Чаще всего нет. Холли никогда не стала бы говорить этого Пенни, но что бы ни случилось с Бонни Рэй, почти наверняка это уже произошло.

– Полагаю, я смогу прийти, – говорит Холли и делает последнюю чудовищную затяжку. – Вы не могли бы прислать кого-нибудь сегодня для дезинфекции дома? Возможно, это кажется чрезмерным, может даже параноидальным, но…

– Вовсе нет, вовсе нет. Мы же ещё так мало знаем об этом вирусе, не так ли? Ужасная штука, просто ужасная. Я позвоню в компанию, с которой уже сотрудничал по одному страховому вопросу. Думаю, я смогу договориться с ними на девять. Если да, то не могли бы мы встретиться в одиннадцать?

Холли вздыхает и тушит сигарету.

– Согласна. Я предполагаю, что дезинфекция обойдётся недёшево. Особенно в выходные.

Эмерсон снова хихикает. Приятно, ухо не режет. Холли полагает, что он часто так делает.

– Думаю, вы сможете себе это позволить. Ваша мать была довольно состоятельной, о чём, думаю, вы знаете.

Холли не то чтобы проглатывает язык от потрясения, но она определённо удивлена. Потрясение придёт позже.

– Холли? Мисс Гибни? Вы ещё здесь?

– Боюсь, я об этом не в курсе, – отвечает Холли. – Она была состоятельной. Мой дядя Генри тоже. Но это было до Дэниела Хэйли.

– Простите, мне не знакомо это имя.

– Она никогда не упоминала Хэйли? Великого беспроигрышного консультанта по инвестициям с Уолл-Стрит, забравшего всё, что было у моей матери и дяди, прежде чем сбежать на один из тех островов, где нет экстрадиции? Вместе с чёрт знает какой кучей денег многих других людей, включая большую часть моих?

– Простите, мисс Гибни, но я не понимаю.

– Серьёзно? – Холли осознаёт, что замешательство юриста вполне объяснимо. Когда доходило до неприятной правды, Шарлотта Гибни была мастером недомолвок. – В общем, деньги были, но больше их нет.

Тишина. Затем юрист произносит:

– Давайте отмотаем всё назад. Ваша кузина Оливия Трелони умерла…

– Да. – Фактически покончила с собой. Некоторое время Холли водила «Мерседес» своей гораздо более старшей кузины – управляемую ракету на колёсах, которую Брейди Хартсфилд использовал, чтобы убить восемь человек в центре города и ранить ещё десятки. Для Холли ремонт «Бенца», перекраска и последующее вождение были словно актом исцеления. И, по её мнению, вызовом. – Она оставила значительную сумму денег своей сестре Джейни. Джанель.

– Да. И когда Джанель умерла так внезапно…

«Можно сказать и так, – думает Холли. – Брейди Хартсфилд взорвал Джейни, надеясь добраться до Билла Ходжеса».

– Большая часть её состояния перешла к вашему дяде Генри и вашей матери, а для вас был открыт трастовый фонд. Деньги с доли Генри идут на оплату его текущего, гм, проживания, и будут идти дальше, пока он жив.

В голове Холли что-то начинает проясняться. Только это неправильное слово. Что-то в ней начинает темнеть.

– Имущество Генри также перейдёт к вам после его кончины.

– Моя мать умерла богатой? Вы это хотите сказать?

– Довольно богатой. Вы не знали?

– Нет. Я знала, что она раньше была богатой.

Холли представляет костяшки домино, падающие ровной линией. Муж Оливии Трелони сколотил состояние. Оливия унаследовала его. Оливия покончила с собой. Джейни унаследовала его. Джейни взорвал Брейди Хартсфилд. Шарлотта и Генри унаследовали его, или большую часть. Деньги неуклонно урезаются из-за налогов и гонораров юристов, но всё равно это чрезвычайно кругленькая сумма. Мать Холли вложила свои и деньги Генри через Дэниела Хэйли из компании «Бёрдик, Хэйли и Уоррен». Позже она также инвестировала большую часть средств дочери, с согласия Холли. И Хэйли всё украл.

Так Шарлотта сказала своей дочери, и у Холли не было причин не верить.

Холли закуривает ещё одну сигарету. Которая за сегодня? Девятая? Нет, одиннадцатая. И сейчас только время обеда. Она вспоминает пункт в завещании Джейни, заставивший её расплакаться. «Я оставляю 500000 долларов на началах доверительной собственности моей кузине Холли Гибни, чтобы она могла следовать своей мечте».

– Мисс Гибни? Холли? Вы ещё здесь?

– Да. Дайте мне секунду. – Но ей нужно больше секунды. – Я вам перезвоню, – говорит она и заканчивает разговор, не дожидаясь ответа.

Могла ли её кузина Джейни знать, что у Холли, запуганной, одинокой девочки, были поэтические амбиции? Не от самой Холли, но, возможно, от Шарлотты? От Генри? Да и какое это имеет значение? Холли не была хорошей поэтессой, как бы отчаянно ей этого ни хотелось. Она нашла то, в чём была хороша. Благодаря Биллу Ходжесу у неё появилась ещё одна мечта, за которой она могла следовать. Даже лучше. Она появилась поздно, но лучше поздно, чем никогда.

В голове Холли звучит одна из любимых присказок её матери: «Ты думаешь, я купаюсь в деньгах?» По словам Эмерсона так и было. Не раньше, а позже, после смерти Джейни. И что насчёт их потери, как и денег Генри и большей части трастового фонта Холли из-за подлеца Дэниела Хэйли? Холли быстро гуглит Дэниела Хэйли, а также двух его партнёров, Бёрдика и Уоррена. Но ничего не находит.

Как Шарлотте удалось это провернуть? Не потому ли, что Холли была убита горем из-за кончины Билла Ходжеса и в то же время так поглощена расследованием, шла по следу? Не потому ли, что она доверяла своей матери? Тройное «да», но даже в этом случае…

– Я видела бланки, – шепчет она. – Пару раз я даже видела финансовые ведомости. Генри помог ей обмануть меня. Скорее всего.

Хотя Генри, теперь глубоко погружённый в деменцию, никогда не сможет рассказать ей об этом и объяснить почему так поступил.

Холли перезванивает Эмерсону.

– О какой сумме идёт речь, мистер Эмерсон? – На этот вопрос Эмерсон обязан ответить, ведь то, что принадлежало Шарлотте, теперь принадлежит ей.

– Учитывая её банковский счёт и текущую стоимость портфеля акций, – говорит Дэвид Эмерсон, – я бы оценил ваше наследство чуть больше чем в шесть миллионов долларов. Если вы переживёте Генри Сируа, к ним прибавится ещё три миллиона долларов.

– И эти деньги никогда не пропадали? Их никогда не крал инвестор, получивший доверенность от моей матери и дяди?

– Нет. Не представляю, как вам в голову пришла эта мысль, но…

Рычащим тоном, совершенно непохожим на её обычный мягкий голос, Холли произносит:

– Потому что она мне так сказала.