Холли

26 июля 2021 года

1

Когда Холли в четверть четвертого въезжает на тесную парковку «Джет Март», она видит, что человек, которого она хочет расспросить, стоит за прилавком. Отлично. Холли смотрит что-то на своём айпаде, затем выходит из машины. Слева от двери располагается доска объявлений. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ТЕРРИТОРИЮ «ДЖЕТ МАРТ»! – гласит надпись. Доска увешана объявлениями о сдаче жилья, продаже автомобилей, стиральных машин и игровых приставок, о пропавшей собаке (МЫ ЛЮБИМ НАШЕГО РЕКСИ!) и двух потерявшихся кошках. Также есть одно о пропавшей девушке: Бонни Рэй Даль. Холли знает, кто повесил его, и мысленно слышит слова Киши Стоун: недолюбливали друг друга, но любовь никуда не ушла.

Холли входит внутрь. Сейчас в магазине никого нет, кроме неё и продавца по имени Эмилио Эррера. На вид он ровесник Пита, может, чуть моложе. Он совершенно не прочь пообщаться. У него круглое лицо и очаровательная ангельская улыбка. Да, Бонни была постоянной покупательницей. Она ему нравилась, и он очень сожалеет, что она пропала. Надеюсь, она скоро выйдет на связь со своей мамой и друзьями.

– Обычно она приходила около восьми вечера, – говорит Эррера. – Иногда чуть раньше, иногда чуть позже. Она всегда улыбалась и находила пару добрых слов, пусть даже простое «как дела?», «что думаешь о «Кавс»[71] или «как поживает жена?». Знаете, сколько людей утруждают себя подобным?

– Полагаю, не так уж много, – отвечает Холли. Сама она не склонна болтать с незнакомыми людьми; в основном ограничивается «пожалуйста», «спасибо» и «хорошего дня». «Холли живёт сама по себе», обычно говорила Шарлотта с лёгкой гримасой на лице, как бы добавляя «она ничего не может с собой поделать, знаете ли».

– Не много, правда, – говорит Эррера. – Но только не она. Всегда дружелюбна, всегда найдёт пару слов. Она покупала диетическую газировку, иногда какую-нибудь сладость со стойки. Она любила «Хо-Хос» и «Ринг Динг», но чаще проходила мимо них. Молодые девушки следят за фигурой, как вы, наверное, понимаете.

– Было ли что-то необычное в тот вечер, мистер Эррера? Хоть что-нибудь? Кто-то на улице, наблюдающий за Бонни? Может быть, он стоял вне поля зрения камер видеонаблюдения?

– Я ничего не видел, – говорит Эррера, оказав Холли любезность и немного поразмыслив над вопросом. – Уверен, я бы заметил. Круглосуточные магазины, вроде нашего, особенно на тихих улицах, как Ред-Бэнк-Авеню – излюбленная цель грабителей. Хотя наш, слава богу, никогда не грабили. – Эррера крестится. – Но я держу ухо востро. Кто приходит, кто уходит, кто слоняется без дела. В тот вечер, когда заходила девушка, которую вы ищете, я никого не видел. По крайней мере, никто не запомнился. Она взяла газировку, положила в рюкзак, надела шлем и уехала.

Холли открывает свой айпад и показывает ему фото, скачанное ею перед входом в магазин. Это «Тойота Сиенна» 2020 года.

– Вы помните такой фургон? В тот вечер или в любой другой? У него была синяя полоса по низу.

Эррера внимательно изучает фотографию, затем возвращает айпад.

– Я видел много похожих фургонов, но это ни о чём не говорит. Тот вечер… это было почти месяц назад, верно?

– Да, я понимаю. Позвольте показать вам кое-что ещё. Это может освежить вашу память.

Холли запускает видео с камеры наблюдения, снятое вечером первого июля, и нажимает на паузу, когда на заднем плане оказывается фургон. Эррера рассматривает его и говорит:

– Ого. Надо бы почистить объектив.

Холли не говорит ему, что бесполезно запирать ворота амбара, когда лошади уже украдены.

– Вы уверены, что не помните этот фургон? Может, видели его в другие дни?

– Мне очень жаль, мэм. Не помню. Фургоны встречаются сплошь и рядом.

Именно этого Холли и ожидала. Ещё одна точка над «i» поставлена.

– Спасибо вам, мистер Эррера.

– Жаль, что я не сильно помог.

– А как насчёт этого подростка? Вы узнаёте его? – Холли показывает ему фото Питера Стейнмана. Групповой снимок его школьной музыкальной группы, найденный в интернете (в наши дни всё есть в сети). Холли увеличивает изображение так, что Питера, стоящего в заднем ряду, видно довольно отчётливо. Во всяком случае, лучше, чем изображение с камеры наблюдения «Джет Март». – Он катался на скейтборде.

Эррера всматривается, отрываясь на миг лишь когда входит женщина средних лет. Он приветствует её по имени, и она отвечает на приветствие. Затем продавец возвращается к айпаду Холли.

– Он выглядит знакомым, но это всё, что я могу сказать. Эти ребята со скейтбордами постоянно заходят сюда. Покупают конфеты или чипсы, а затем катятся на своих досках вниз по склону к «Уип». Вы знаете «Дейри Уип»?

– Да, – говорит Холли. – Мальчик тоже пропал. В ноябре 2018.

– Эй, вы же не думаете, что у нас тут завёлся какой-нибудь маньяк, а? Типа Джона Уэйна Гейси?

– Скорее всего, нет. Этот паренёк и Бонни Даль, вероятно, даже не связаны. – Хотя Холли становится всё труднее в это поверить. – Вряд ли вы вспомните каких-либо других постоянных клиентов, которые внезапно перестали появляться, правда?

Покупательница – её зовут Кора – ждёт поблизости, чтобы расплатиться за упаковку пива «Айрон Сити» и буханку «Уандер Брэд».

– Нет, – отвечает Эррера, но он больше не смотрит на Холли, ведь она не покупатель. В отличие от Коры.

Холли понимает намёк, но прежде чем отойти от кассы, даёт Эмилио Эррере одну из своих визиток.

– Вот мой номер телефона. Позвоните, если вспомните что-нибудь, что поможет найти Бонни, хорошо?

– Конечно, – говорит Эррера, и убирает визитку в карман. – Привет, Кора. Извини, что тебе пришлось ждать. Какой уж тут ковид, а?

Перед уходом Холли покупает банку «Фанты». Не потому, что ей хочется пить, а только из вежливости.

2

Вернувшись домой, Холли сразу же проверяет «Твиттер». Есть один новый ответ от Франклина Краслоу (христианин, гордый член Национальной стрелковой ассоциации, Юг снова возродится). Он короткий. «Эллен убила своё дитя и будет гореть в аду. Оставьте нас в покое».

«Нас», предполагает Холли, это клан Краслоу из округа Бибб.

Холли звонит Пенни Даль. Ей не очень-то хочется, но пришло время сказать Пенни то, во что она теперь верит: возможно, Бонни похищена. Вероятно, тем, кто ждал её в фургоне у бывшей «Мастерской Билла по ремонту автомобильных и малолитражных двигателей». Вероятно, знакомым. Холли подчёркивает слово «возможно».

Она ожидает слёз, но их нет, по крайней мере пока. Всё-таки, это именно то, чего боялась Пенни Даль. Она спрашивает Холли, есть ли шанс, что Бонни ещё жива.

– Шанс всегда есть, – отвечает Холли.

– Какой-то ублюдок забрал её. – Эта вульгарность удивляет Холли, но только на секунду. Ярость вместо слёз. Холли представляет Пенни в роли медведицы, потерявшей детёныша. – Найди его. Кто бы ни забрал мою дочь, найди этого ублюдка. Не важно, сколько это будет стоить. Я достану деньги. Ты меня слышишь?

Холли подозревает, что слёзы появятся позже, когда до Пенни дойдёт то, что она услышала. Одно дело – испытывать запертый внутри сильнейший страх, какой только может испытывать мать; и совсем другое – слышать, как об этом говорят вслух.

– Я сделаю всё, что в моих силах. – Так Холли говорит всегда.

– Найди его, – повторяет Пенни и заканчивает разговор, не попрощавшись.

Холли подходит к окну и закуривает сигарету. Она пытается прикинуть следующий шаг, и приходит к выводу (неохотно), что прямо сейчас двигаться некуда. Она знает о трёх пропавших людях и чувствует, что их исчезновения связаны, но, кроме некоторых совпадений, у неё нет веских доказательств. Она в тупике. Нужно, чтобы вселенная бросила ей верёвку.

3

В тот вечер из Нью-Йорка звонит Джером. Он взволнован и счастлив, а почему бы нет? Обед прошёл хорошо, своевременно выписали чек. Агент переведёт деньги на его счёт (за вычетом пятнадцати процентов), но он и правда держал чек в руках, говорит Джером, и провёл пальцами по тиснёным цифрам.

– Я богат, Холлиберри. Я охрененно богат!

«Не ты один», – думает Холли.

– А ещё ты пьян?

– Нет! – Джером кажется обиженным. – Я выпил два пива!

– Что ж, хорошо. Хотя в таком исключительном случае, полагаю, у тебя есть право напиться. – Холли замолкает. – Но, только до тех пор, пока можешь устоять на ногах и нет желания наблевать на Пятой Авеню.

– «Бларни Стоун» находится на Восьмой, Холс. Рядом с «Мэдисон Сквер Гарден».

Очень интересно, говорит Холли, которая никогда не была в Нью-Йорке и не горит желанием попасть туда.

Затем, сам не подозревая, что копирует свою младшую сестру, Джером говорит Холли, что на самом деле его сводят с ума не деньги.

– Книгу собираются опубликовать! Всё началось со студенческой газеты, превратилось в книгу, и теперь её собираются опубликовать!

– Просто замечательно, Джером. Я очень рада за тебя. – Холли желает своему другу, однажды спасшему их с Биллом Ходжесом во время снежной бури, всегда быть таким же счастливым, но знает, что в жизни так не бывает. Может, оно и к лучшему. Иначе счастье ничего бы не значило.

– Как продвигается дело? Есть какой-нибудь прогресс?

Холли рассказывает Джерому обо всём. По большей части речь идёт об Эллен Краслоу, но она упоминает и то, что Том Хиггинс теперь вне подозрений. Когда Холли заканчивает, Джером говорит:

– Я бы отдал сто баксов, чтобы узнать, кто та пожилая дама. Та, что подчищала трейлер Эллен Краслоу. А ты?

– Да. – Холли думает (с улыбкой), что Джером мог бы выложить и тысячу, учитывая внезапно свалившееся на него богатство. Могла бы и она, если уж на то пошло. Dives puella – богатая девочка, как в песне Холла и Оутса, которая ей когда-то нравилась. – Меня больше всего заинтересовало, что все жители трейлерного парка – чернокожие. Неудивительно, ведь это западная окраина Лоутауна. Но пожилая дама была белой.

– Что будешь делать дальше?

– Не знаю, – отвечает Холли. – А ты, Джером?

– Пока побуду в Нью-Йорке. По крайней мере до четверга. Мой редактор – обожаю произносить это – хочет кое-что обсудить, некоторые изменения в рукописи, плюс хочет провести мозговой штурм по оформлению обложки. Говорит, что глава отдела рекламы собирается обсудить возможный рекламный тур. Тур! Ты можешь в такое поверить?

– Могу, – говорит Холли. – Я так рада за тебя.

– Могу я тебе кое-что сказать? Насчёт Барб?

– Конечно.

– Я почти уверен, что она тоже пишет. И думаю, она куда-то пробивается с этим. Разве не безумие, если мы оба станем писателями?

– Не безумнее семейки Бронте, – отвечает Холли. – Три сестры, Шарлотта, Эмили и Энн. Все писатели. Я зачитывалась «Джейн Эйр». – Это правда, но Холли, будучи несчастным подростком, особенно любила «Грозовой перевал». – Есть мысли, что пишет Барбара?

– Кажется, стихи. Почти наверняка. Со второго курса Барбара только поэзию и читает. Послушай, Холли, я пойду прогуляться. В этот город можно влюбиться. Хотя бы за то, что у них тут повсюду пункты вакцинации.

– Что ж, остерегайся грабителей. Держи бумажник в переднем кармане. И позвони маме с папой.

– Уже сделал.

– А Барбаре? Ты уже говорил ей?

– Скажу. Если она не слишком занята своим секретным проектом, чтобы ответить на звонок. Я люблю тебя, Холли.

Он говорит эти слова не в первый раз, но после них Холли всегда хочется плакать.

– Я тоже люблю тебя, Джером. Наслаждайся своим знаменательным днём.

Холли заканчивает разговор. Закуривает и подходит к окну.

Надевает свою думательную шапочку.

Но она не особо помогает.

4

Родди Харрис возвращается после своего обычного вечера понедельника, проведённого в «Победном страйке», без четверти девять. Они с Эмили следят за своим здоровьем (зачастую способами, неодобряемыми недалёким обществом), но после восьмидесяти лет его некогда сильные бёдра ощутимо ослабели, и прошло почти четыре года с тех пор, как он в последний раз катал шар по дорожке из твёрдого дерева. Однако он по-прежнему ходит в боулинг почти каждый понедельник, потому что ему нравится болеть за свою команду. «Золотые Старички» играют в лиге «Старше 65». Почти все, с кем он играл в боулинг, когда вступил в «Старичков», ушли, но некоторые остались, в том числе Хью Клиппард, раньше работавший на кафедре социологии. Хью и самому сейчас за восемьдесят, он сколотил кучу денег на фондовом рынке, и у него по-прежнему отличный хук. Таким только делать бруклины[72].

Как только закрывается входная дверь, из своего маленького кабинета выходит Эмили. Родди целует её в щёку и спрашивает, как прошёл её вечер.

– Так себе. Возможно, у нас небольшая проблема, дорогой. Ты знаешь, что я слежу за твитами и постами определённых людей.

– Веры Стейнман, – говорит он. – И, конечно, Даль.

– Я также время от времени проверяю Краслоу. Их немного, и они никогда не говорят об Эллен. И о ней никто не спрашивал. До вчерашнего дня.

– Эллен Краслоу, – произносит Родди, покачивая головой. – Та сука. Та… – На мгновение слово ускользает от него. Затем вспоминается. – Та упрямая сука.

– Точно. Некто под ником ЛоренБэколлПоклонник расспрашивал о ней в «Твиттере».

– Спустя почти три года? Почему сейчас?

– Потому что я уверена, что ЛоренБэколлПоклонник руководит частной детективной фирмой. Её настоящее имя Холли Гибни, фирма называется «Найдём и сохраним», и Пенелопа Даль воспользовалась её услугами.

Теперь Родди внимательно прислушивается, глядя на Эмили сверху вниз. Он на семь дюймов выше, но она равна ему по интеллекту, в чём-то даже превосходит. Она… слово опять ускользает от Родди, но он вспоминает его, как всегда. Почти всегда.

Эмили коварна.

– Как ты узнала?

– Миссис Даль очень болтлива в соцсетях.

– Болтливая Пенни, – повторяет Родди. – С той девкой, Бонни, мы допустили ошибку. Хуже, чем с проклятым мексикашкой, но нам простительно, потому что…

– Потому что он был первым. Я знаю. Пойдём на кухню. После ужина осталось полбутылки красного.

– От вина перед сном у меня изжога. Ты же знаешь. – Но он идёт за ней.

– Всего капельку.

Эмили достаёт из холодильника бутылку и разливает – немного Родди, чуть больше себе. Они сидят друг напротив друга.

– Вероятно, Бонни была ошибкой, – признаёт она. – Но из-за жары у меня разошёлся ишиас… и головные боли.

– Знаю, – говорит Родди. Он берёт её через стол за руку и нежно сжимает. – Моя бедная родненькая с её мигренями.

– А сам? Я замечаю, как порой ты с трудом подбираешь слова. И твои бедные руки, как они дрожат… нам пришлось.

– Сейчас я в порядке. Дрожь прошла. И любое… любое помутнение рассудка, которое у меня было… всё тоже прошло.

Это правда только наполовину. Дрожь и правда прошла, (ну, иногда бывает самую малость, когда Родди сильно устаёт), но те или иные слова подчас разбегаются врассыпную.

«У каждого возникают белые пятна, – говорит он себе, когда такое случается. – Ты же изучал этот вопрос. Временное нарушение связей, переходящая афазия, ничем не отличающаяся от мышечного спазма, который причиняет дьявольскую боль, а затем отпускает. Мысль о том, что это похоже на начало болезни Альцгеймера, просто нелепа».

– В любом случае, дело сделано. С последствиями мы разберёмся. Есть и хорошая новость: я не думаю, что нам стоит беспокоиться. Эта Гибни добилась некоторых заметных успехов – да, я навела о ней справки – но во время работы с партнёром, бывшим полицейским, умершим несколько лет назад. С тех пор она в основном разыскивает пропавших собак, гоняется за беглецами из-под залога, и работает по договору с некоторыми страховыми компаниями. Мелкими, ничего особенного.

Родди потягивает вино.

– Судя по всему, у неё хватило ума выйти на Эллен Краслоу.

Эмили вздыхает.

– Правда. Но два исчезновения с разницей в почти три года не закономерность. Тем не менее, как ты всегда говоришь: готовь сани летом.

Он всегда так говорит? Кажется, да, раньше говорил. Как и одна ошибка прогрессу не помеха – поговорка отца Родди, владельца потрясающего небесно-голубого «Паккарда»…

– Родди! – Резкий тон Эмили возвращает его в реальность. – Ты уплываешь!

– Разве?

– Дай сюда. – Она берёт стоящий перед ним бокал с каплей вина, и выливает в раковину. Затем достаёт из морозилки вазочку с мутно-серой массой, поливает сверху взбитыми сливками и ставит перед ним вместе с длинной десертной ложкой. – Ешь.

– А ты не будешь? – спрашивает он… но у него уже текут слюнки.

– Нет. Ешь всё, тебе нужнее.

Эмили садится напротив, пока он жадно поглощает смесь из мозгов и ванильного мороженного. Эмили наблюдает. Это вернёт его к жизни. Должно вернуть. Она любит его. И она нуждается в нём.

– Послушай внимательно, любовь моя. Эта женщина поищет повсюду Бонни, ничего не найдёт, возьмёт свои деньги и отправится восвояси. Если она станет проблемой – один шанс из ста, если не из тысячи, – то она не замужем и, как я разузнала, ухажёра у неё тоже нет. Её мать скончалась в начале месяца. Единственный оставшийся в живых родственник – её дядя, пребывающий в доме престарелых с Альцгеймером. Есть партнёр по бизнесу, но он, по-видимому, hors de combat[73] из-за ковида.

Родди чуть быстрее орудует ложкой, вытирая струйку, стекающую по морщине в уголке рта. Ему кажется, что уже наступает заметное прояснение в том, что он видит и в том, что говорит Эмили.

– Ты узнала всё это из «Твиттера»?

Эмили улыбается.

– Есть и другие места. У меня свои маленькие хитрости. Как в том сериале, что мы смотрим по телевизору. «Манифест». Там персонажи постоянно повторяют: «всё взаимосвязано». Глупый сериал, но слова эти не глупы. Моя логика проста, дорогой. У этой женщины никого нет. Она вполне предсказуемо чувствует себя подавленной и убитой горем после смерти матери. Если бы такая женщина покончила с собой, прыгнув в озеро и оставив предсмертную записку на компьютере, кто бы стал сомневаться?

– Возможно, её партнёр по бизнесу.

– Или он может всё понять. Я не говорю, что до этого дойдёт, просто…

– …Сани стоит готовить летом.

– Именно. – «Десерт» почти закончился, и, пожалуй, с Родди хватит. – Дай-ка сюда.

Эмили берёт креманку и доедает остатки.

5

Барбара Робинсон в пижаме читает в своей спальне при свете прикроватной лампы, когда звонит телефон. Книга называется «Каталепсия», автор Хорхе Кастро. Она не так хороша, как «Забытый город», а название будто намеренно отталкивающее – заявка автора на звание «литератора», – но она довольно приличная. К тому же, рабочее название её собственной книги «Лица меняются» – тоже не походит на «Избранные стихи для чтения у камина».

Звонит Джером из Нью-Йорка. У неё сейчас четверть двенадцатого, так что в восточном часовом поясе уже наступило завтра.

– Привет, бро. Ты поздновато, и ты не на тусовке, если только не в компании немых.

– Нет, я в своём номере. Слишком возбуждён, чтобы спать. Я тебя разбудил?

– Нет, – отвечает Барбара, садясь на постели и подкладывая под спину подушку. – Просто читаю перед сном.

– Сильвия Плат или Энн Секстон? – Подтрунивает он.

– Роман. Человек, написавший его, какое-то время преподавал на холме. – На холме – имеется в виду в колледже Белла. – Как у тебя дела?

Джером выкладывает как на духу то, что уже рассказал родителям и Холли. Барбара рада за него и не скрывает этого. Она приходит в восторг, узнав о ста тысячах долларов, и визжит, когда он рассказывает ей о возможном туре.

– Возьми меня с собой! Я буду на побегушках!

– Я мог бы поймать тебя на слове. А как у тебя дела, Барбарелла?

Она чуть не рассказывает ему всё, но потом сдерживается. Пусть это будет день Джерома.

– Барб? Ты ещё здесь?

– Всё по-старому.

– Я тебе не верю. Ты что-то задумала? Что за большой секрет? Выкладывай.

– Скоро, – обещает она. – Правда. Расскажи, как там дела у Холли. На днях я вроде как отвертелась от её просьбы. Чувствую себя виноватой. – Но не слишком. Барбаре предстоит написать эссе, это важно, а она не сильно-то продвинулась. Не сильно? Она даже не начинала.

Джером вкратце пересказывает, заканчивая упоминанием Эллен Краслоу. Барбара слушает вполуха, но в нужных местах вставляет «да», «ого» и «угу». Её мысли снова возвращаются к чёртовому эссе, которое нужно отправить к концу месяца. И она хочет спать. Она не связывает исчезновения, о которых рассказывает Джей, с тем, что ей поведала Оливия Кингсбери, хотя роман Хорхе Кастро лежит обложкой вверх на её одеяле.

Джером слышит зевок Барбары и говорит:

– Я тебя отпускаю. Но с тобой приятно поговорить, когда ты во внимании.

– Я всегда уделяю тебе внимание, мой дорогой братец.

– Врушка, – говорит он со смехом, и заканчивает разговор.

Барбара отодвигает Хорхе Кастро в сторону, не подозревая, что он является членом маленького и крайне несчастливого клуба, и выключает свет.

6

В ту ночь Холли снится её старая спальня.

Судя по обоям, спальня находится на Бонд-Стрит в Цинциннати, но также похожа на музейную выставку, которую себе представляла Холли. Повсюду маленькие таблички с названиями предметов, ставших артефактами. «LUDIO LUDIUS» рядом со звуковой системой, «BELLA SIDEREA» рядом с мусорной корзиной, «CUBILE TRISTIS PUELLA» на кровати.

Поскольку человеческий мозг построен на связях, Холли просыпается с мыслями об отце. Что случается нечасто. С чего бы? Он умер давным-давно и всегда был лишь тенью, даже в тех редких случаях, когда он находился дома. Ховард Гибни работал продавцом в «Рэй Гартон Фарм Машинери, Инк.» и проводил дни в разъездах по Среднему Западу, продавая комбайны и уборочные машины, а также тракторы «Рэй Гартон ТруМэйд» ярко-красного цвета, будто для того, чтобы никто не перепутал технику «Гартон» с продукцией «Джон Дир». Если он оставался дома, Шарлотта заботилась, чтобы он никогда не забывал, кто, по её словам, поддерживает домашний очаг. Раскатывая по всей стране он, возможно, и был генератором продаж, но дома являлся самым настоящим Мистером Размазнёй.

Холли встаёт и подходит к своему письменному столу. Свидетельства её трудовой жизни – жизни, созданной ею для себя – находятся либо в «Найдём и сохраним» на Фредерик-Стрит, либо в её маленьком домашнем кабинете, но она хранит некоторые из них (настоящие артефакты) в нижнем ящике этого стола. Их немного, и большинство навевают воспоминания, вызывающие одновременно ностальгию и сожаление.

Вот почётный значок, полученный Холли за второе место на конкурсе ораторского мастерства, в котором участвовали несколько городских начальных школ (в ту пору, когда она была достаточно молода и уверена в себе, чтобы выступать перед большим скоплением людей.) Она продекламировала стихотворение Роберта Фроста «Починка стены», и после похвалы Шарлотта сказала, что Холли могла бы получить первый приз, не запнись она на нескольких словах.

Вот фотография, на которой шестилетняя Холли попрошайничает на Хэллоуин с отцом; он в пиджаке, она в костюме призрака, сшитом отцом для неё. Холли смутно припоминает, что её мать, обычно ходившая с ней (часто волоча за руку от дома к дому), в тот год заболела гриппом. На снимке Ховард Гибни улыбается. Холли кажется, что она тогда тоже улыбалась, хотя из-за накинутой на голову простыни понять невозможно.

– Улыбалась, – шепчет Холли. – Потому что он не волочил меня за собой, желая поскорее вернуться домой и посмотреть телевизор. – Кроме того, он не напоминал ей говорить «спасибо» в каждом доме, зная, что она и так это сделает. Она и делала.

Но Холли нужен не значок, не фотография с Хэллоуина, не гербарий, не некролог её отца, аккуратно вырезанный и сохранённый. Ей нужна открытка. Когда-то их было больше – не меньше дюжины – и Холли предполагает, что остальные потерялись. После выявления лжи свой матери о наследстве, ей пришла в голову ещё менее приятная мысль: её мать украла память о человеке, которого Холли помнит лишь смутно. О человеке, жившем под каблуком жены, когда был дома (что случалось нечасто), но добром и забавном в тех редких случаях, когда оставался наедине со своей маленькой дочкой.

Он четыре года изучал латынь в средней школе и получил награду – первое место, а не второе – за двухстраничное эссе, написанное на этом языке. Эссе называлось «Quid Est Veritas – Что есть истина?» Несмотря на решительные, почти резкие возражения Шарлотты, Холли сама два года – столько длилась программа – изучала латынь в старших классах. Она не блистала, как её отец в те дни, когда ещё не стал продавцом, но училась на твёрдую «А»[74], и она по-прежнему помнила, что tristis puella означает «грустная девочка», а bella siderea – «звёздные войны».

Теперь Холли думает – и ей это ясно, как день – она выбрала латынь как способ сблизиться с отцом. И он потянулся ей навстречу, разве нет? Посылал открытки из таких мест, как Омаха, Талса и Рапид-Сити.

Стоя в пижаме на коленях перед нижним ящиком стола, Холли перебирает эти немногие остатки своего прошлого tristis puella, думая, что исчезла даже та последняя открытка. И её не украла мать (полностью вычеркнувшая Ховарда Гибни из своей жизни), а потеряла сама Холли по глупости, вероятно, во время переезда в эту квартиру.

Наконец Холли находит открытку, застрявшую в задней части ящика. На лицевой стороне изображена арка «Гейтуэй» в Сент-Луисе. Сообщение, без сомнения написанное ручкой «Рэй Гартон Фарм Машинери», на латинском языке. Все его открытки, адресованные Холли, были подписаны на латыни. Переводить их было её работой – и удовольствием. Холли переворачивает открытку и читает сообщение.

«Cara Holly! Deliciam meam amo. Lude cum matre tua. Mox domi ero. Pater tuus».

Этим достижением он гордился даже больше, чем продажей нового трактора за сто семьдесят тысяч долларов. Однажды отец сказал Холли, что он единственный продавец сельскохозяйственной техники в Америке, изучивший латынь. Он произнёс это в присутствии Шарлотты, на что та ответила со смехом: «Только ты можешь гордиться тем, что говоришь на мёртвом языке».

Ховард улыбнулся, но ничего не сказал.

Холли берёт открытку в постель и перечитывает ещё раз при свете настольной лампы. Она помнит, как перевела послание с помощью латинского словаря, и сейчас шепотом произносит его вслух: «Дорогая Холли! Я люблю мою маленькую девочку. Не горюй там со своей мамой. Я скоро буду дома. Твой папа».

Холли не задумываясь целует открытку. Почтовый штемпель слишком размыт, чтобы разобрать дату, но Холли кажется, что открытка была отправлена незадолго до смерти её отца от сердечного приступа в номере мотеля на окраине Давенпорта, штат Айова. Холли помнит, как её мать жаловалась – ныла – по поводу стоимости отправки тела домой по железной дороге.

Холли кладёт открытку на прикроватный столик, решив, что вернёи её в ящик письменного стола утром. «Реликвии, – думает она. – Музейные реликвии».

Холли опечалена тем, как мало воспоминаний у неё осталось об отце, и тупо злится от осознания, что тень её матери почти полностью затмила его. Украла ли Шарлотта другие открытки, как украла наследство Холли? И пропустила лишь эту, потому что более молодая и гораздо более робкая версия Холли использовала открытку в качестве закладки или носила в сумке (разумеется из шотландки), которую она тогда повсюду таскала с собой? Она так и не узнает. Неужели её отец провёл так много времени в разъездах, потому что не хотел возвращаться домой к жене? Этого Холли тоже никогда не узнает. Но она точно знает, что он всегда был рад вернуться к cara Holly.

Она также знает, что они вместе вдохнули немного жизни в мёртвый язык. Такая у них была фишка.

Холли выключает свет. Засыпает.

Ей снится Шарлотта в старой спальне Холли.

– Помни, кому ты обязана, – говорит Шарлотта.

Она выходит и запирает за собой дверь.