Холли

18 августа 2021 года

На балконе квартиры Холли как раз хватает места для двух стульев и маленького столика. В среду, в одиннадцать часов утра, она сидит там за чашкой кофе. Она не прочь закурить, но тяга постепенно уходит. С последней сигареты прошло более трёх недель и, даст Бог, следующей никогда не будет. С утра тепло, но не душно; жара, окутывающая город большую часть июля и первые две недели августа, спала.

Обычно в этот час Холли работала в офисе, в одном из своих обычных брючных костюмов и с лёгким макияжем, но этим утром – как и в другие дни после её вынужденного суточного пребывания в больнице Кинера – на ней пижама и тапочки. Автоответчик и веб-сайт извещают, что агентство закрыто на время отпусков и возобновит работу 6 сентября. По правде говоря, Холли не уверена, что «Найдём и сохраним» вообще когда-нибудь откроется.

Пит, полностью выздоровев, уехал навестить сына и его невестку в Сагино и не вернётся до конца месяца. Но уже начал поговаривать об отставке. Он получает полицейскую пенсию, очень даже недурственную после двадцати пяти лет на посту. Если таково его решение, Холли с радостью выплатит ему приличное выходное пособие. Если она решит продать бизнес (а у неё есть варианты, и за хорошую цену), пособие будет более чем приличное.

Что же касается её самой, то она – новоиспечённая миллионерша, которая может позволить себе май-тай в самом дорогом питейном заведении города. На самом деле, Холли могла бы купить само заведение, если бы захотела. Но она не хочет. На протяжении недель после пребывания в подвальной клетке Харрисов, ей часто приходила в голову мысль отойти от дел и жить на деньги, скрытые от неё матерью и дядей.

Холли убеждает себя, что ещё слишком молода для ухода на отдых, и, вероятно, это правда. Она говорит себе, что не найдёт другого занятия и, вероятно, это тоже правда. Но она продолжает вспоминать произнесённые в часовне слова Иззи Джейнс, после того, как та сообщила Пенни Даль, что её дочь не только убили, но и съели. Во всяком случае, лучшую её часть; остальное превратилось в кровавое месиво и измельчённые кости в полиэтиленовом пакете, подсоединённом к шлангу щеподробилки.

«Как только ты думаешь, что уже видела худшее, на что способен человек, вдруг оказывается, что ты ошибаешься, – сказала тогда Иззи. Затем добавила ужасающую истину: – Злу нет предела».

Холли считает, что уже знакома с этим, и лучше, чем Иззи. Чужак, маскирующийся под Терри Мейтленда, был злом. И тот, кто выдавал себя за Чета Ондовски. То же можно сказать о Брэйди Хартсфилде, нашедшем способ творить мерзости (фраза Билла) даже после того, как его обезвредили. Сама Холли и обезвредила.

Но Родди и Эмили Харрисы были хуже их всех.

Почему? Потому что в них не было ничего сверхъестественного. Потому что нельзя сказать, что их зло пришло извне, и утешать себя мыслью: если существуют злонамеренные внешние силы, то, вероятно, есть и добродетельные. Зло Харрисов являлось одновременно обыденным и невообразимым, как сумасшедшая мать, засунувшая своего малыша в микроволновую печь, чтобы он прекратил реветь, или двенадцатилетний ребёнок, который устроил пальбу, убив дюжину своих одноклассников.

Холли не уверена, что хочет вернуться в мир, где существуют такие люди, как Родни. Или как Эмили, которая была гораздо хуже: расчётливой и, в то же время, ещё безумнее.

Благодаря дневникам Эмили, кое-что прояснилось. Теперь ясно, почему похищение Пита Стейнмана последовало вскоре после Эллен Краслоу. Эллен, будучи веганом, отказывалась есть печень (названную в дневниках СГ – святым граалем). Она продолжала отказываться, даже умирая от жажды. Остальные рано или поздно не выдерживали. Холли не уверена насчёт себя, но Эллен смогла, и да благословит её за это Бог. В итоге Родни пристрелил её, как строптивого бычка. После смерти Эллен Эмили исписала страницы дневника бранью, и «лесбийская черножопая обезьяна» было не самым грязным ругательством.

Теперь известна даже вымышленная фамилия Эмили, которой она назвалась в трейлерном парке: Дикинсон, как у поэтессы.

Холли приходится постоянно напоминать себе, что женщина, написавшая все эти гнусные вещи, считалась уважаемым преподавателем, была лауреатом премий, попечителем библиотеки Рейнольдса и влиятельным сотрудником кафедры английского языка даже после выхода на пенсию. В 2004 году она получила почётный знак «Женщина года» на местном уровне. Состоялся банкет, где Эмили говорила о расширении прав и возможностей женщин.

Иззи рассказала Холли ещё кое-что: Родди застрелил Эллен Краслоу из пистолета «Ругер Секьюрити-9» с увеличенной обоймой на пятнадцать патронов. Схвати его Эмили вместо револьвера Билла, и она получила бы десять лишних шансов прикончить Холли… которая вряд ли могла бы долго уворачиваться в той клетке.

– Но он лежал наверху, – сказала Иззи, – а у неё была повреждена рука и болела спина. Тебе повезло.

Да, Холли повезло. Счастливица Холли Гибни, которая не только выжила, но и стала миллионершей. Теперь она может прикрыть лавочку и перейти на следующий уровень своей жизни. Туда, где люди, вроде Харрисов, мелькают только в выпусках новостей по кабельному телевидению, но всегда можно убавить звук или переключиться на мыльную оперу.

Холли слышит звон своего телефона – личного, а не служебного. Телефон офиса завалили звонками после того, как Холли стала новой – или возобновлённой – знаменитостью, но теперь, к счастью, звонки прекратились. Она встаёт и идёт в кабинет вместе с чашкой кофе. На экране мобильника высвечивается фотография Барбары Робинсон.

– Привет, Барбара. Как дела?

Тишина, но Холли слышит дыхание Барбары и чувствует укол тревоги.

– Барб? Ты в порядке?

– Да… да. Просто не могу прийти в себя. Мамы с папой нет, а Джером…

– Снова в Нью-Йорке, знаю.

– Поэтому я и позвонила тебе. Мне нужно с кем-то поговорить.

– Что случилось?

– Я выиграла.

– Что выиграла?

– Пенли. Премию Пенли. «Рандом Хаус» собирается опубликовать «Пронзая небо». – Поделившись новостью, Барбара начинает плакать. – Я собираюсь посвятить книгу Оливии. Боже, как мне хочется, чтобы она была жива и узнала.

– Барбара, это просто замечательно. Ещё ведь есть и денежный приз, я права?

– Двадцать пять тысяч долларов. Но они идут авансом в счёт авторских отчислений – так говорилось в присланном емейле. А сборники стихов никогда не продаются большими тиражами.

– Только не говори об этом Аманде Горман,[103] – говорит Холли.

Барбара смеётся сквозь слёзы.

– Это не одно и то же. Её стихи, включая те, что она читала на инаугурации, оптимистичны. Мои же… в общем…

– Другие, – произносит Холли.

Барбара давала Холли кое-что почитать, поэтому она знает: это стихи о преодолении трудностей. Попытка Барбары примирить своё доброе и щедрое сердце с ужасом, пережитым в лифте годом ранее. Ужас Чета Ондовски. Не говоря об ужасе, когда она застала свою подругу в клетке с лицом, измазанным кровью, и в окружении двух мёртвых тел.

Холли видела больше, испытала больше – в конце концов, она была в той клетке – и у неё нет защитного механизма в виде поэзии; лучшее её сочинение было (стоит признать) довольно скверным. Но Холли снова стала получать удовольствие от фильмов ужасов, и эти безобидные страшилки могут стать началом. Она знает, некоторым это кажется извращением, но на самом деле это не так.

– Ты должна сообщить Джерому, – говорит Холли. – Сначала ему, потом родителям.

– Так и сделаю, прямо сейчас. Но я рада, что рассказала тебе первой.

– А я рада, что ты это сделала. – Даже больше чем рада.

– Ты узнала что-нибудь ещё? О… их занятиях?

Так теперь Барбара называет это: занятия.

– Нет. Если ты говоришь об их… не знаю… об их отклонении, то мы этого можем никогда не узнать. Хорошо, что мы смогли остановить их…

– Ты, – говорит Барбара. – Ты остановила их.

Холли знает, что свою роль сыграли многие люди, от Киши Стоун до Эмилио Эрреры из «Джет Март», но не говорит этого вслух.

– В конце концов, всё закончилось довольно прозаично, – говорит Холли. – Они переступили черту, вот и всё, дальше – легче. И оказал влияние эффект плацебо. Его разум рушился, собственно, как и её. В итоге их бы поймали, но, скорее всего, после ещё одного похищения. Возможно, нескольких. В какой-то момент серийные убийцы начинают набирать обороты, что произошло и с ними. Давай просто скажем: всё хорошо, что хорошо кончается… настолько хорошо, насколько это возможно.

«Думать так было бы приятно», – считает Холли.

– Поговорим о твоём призе, если не возражаешь. Ты стала самым молодым победившим автором?

– Да, на шесть лет моложе предыдущего! В письме говорилось, что моё эссе показалось им освежающим. Ты можешь поверить в такую хрень?

– Да. Я могу в это поверить, Барб. И я так рада за тебя. А теперь иди и обзвони остальных.

– Обязательно. Я люблю тебя, Холли.

– Я тоже тебя люблю, – отвечает Холли. – Очень.

Холли ставит мобильник на зарядку и идёт в кухню за новой порцией кофе. Но на полпути начинает трезвонить служебный телефон. Холли не подходила к нему с конца июля, оставляя ответы на милость автоответчика или службы поддержки. Большинство звонящих просили об интервью, включая представителей крупных таблоидов с обещанием приличного гонорара. Холли прослушала сообщения, но так никому и не ответила. Ей не нужны деньги.

И вот она стоит у своего стола, глядя на служебный телефон. Через пять гудков телефон перейдёт в режим автоответчика. Прозвучал уже третий.

«Как только ты думаешь, что уже видела худшее, на что способен человек… – думает Холли. Затем: – Злу нет предела».

«Это тот самый звонок, – думает она. – Именно тот, которого я ждала».

Холли может ответить и продолжить заниматься расследованиями. Что означает прикоснуться ко злу, которому нет предела. Или она может дать телефону перейти в режим голосовой почты, и если она так поступит, то значит не просто мечтает отойти от дел; она реально намерена поставить крест и жить на свои деньги.

Четвёртый гудок.

Холли спрашивает себя, как бы поступил Билл Ходжес. Но есть более важный вопрос: как бы он хотел, чтобы поступила она?

Холли берёт телефон на последнем гудке.

– Здравствуйте, это Холли Гибни. Чем я могу вам помочь?

14 августа 2021 – 2 июня 2022