Холли

2–14 декабря 2018 года

1

Наступил Рождественский сезон, и жители Ридж-Роуд отмечают его сдержанно, но со вкусом. Здесь не стоят подсвеченные Санты, северные олени на крышах или газонные фигуры волхвов, с благоговением взирающие на младенца Иисуса. И конечно, нет домов, украшенных таким количеством мигающих гирлянд, что они выглядят, как казино. Такая безвкусица может и подходит для других районов города, но не для благообразных домов «викторианского ряда», между колледжем и парком Дирфилд. Здесь только можно увидеть электрические свечи в окнах, дверные косяки, украшенные спиралями из ели и остролиста, а на газонах – несколько маленьких рождественских ёлочек, усыпанных крошечными белыми лампочками. Таймеры выключают их в девять вечера, как того требует Ассоциация соседей.

На лужайке перед коричнево-белым домом в викторианском стиле по адресу Ридж-роуд, 93, нет никаких украшений. В этом году Родди и Эм Харрис не сочли нужным их вешать, обошлись даже без венка на двери или большого красного банта, что обычно красуется на их почтовом ящике. Родди в лучшей форме, чем Эм, но его артрит всегда обострятся к холодам, и теперь, когда температура опустилась ниже нуля, он боится поскользнуться на льду. У стариков хрупкие кости.

Эмили Харрис совсем нездоровится. Теперь ей и правда нужно кресло-коляска, обычно используемое ими как часть стратегии захвата. Её ишиас неумолим. И всё же в конце туннеля брезжит свет. Облегчение уже близко.

В их доме имеется столовая (во всех викторианских домах на Ридж-Роуд есть столовые), но Харрисы пользуются ей лишь для приёма гостей, а после того, как им перевалило за восемьдесят, такие случаи бывают всё реже. Когда они вдвоём, то едят на кухне. Эм полагает, что столовая послужит им, если они будут проводить традиционную рождественскую встречу для студентов семинара Родди и ребят с курсов писательского мастерства, но это произойдёт только если она почувствует себя лучше.

«Так и будет, – думает она. – Наверняка на следующей неделе, а может уже и завтра».

У неё не было аппетита, сказывалась постоянная боль, но аромат, доносящийся из духовки, вызывает в её желудке лёгкий приступ голода. Это чудесное чувство. Чувство голода – признак здоровья. Жаль, что девчонка Краслоу оказалась слишком глупа, чтобы понять это. У паренька Стейнмана такой проблемы не было. Преодолев первоначальное отвращение, он ел, как… как растущий ребенок, каким и являлся.

Кухонный уголок выглядит скромно, но Родди накрыл обеденный стол перед окном, выходящим на задний двор, хорошей льняной скатертью, расставил веджвудский фарфор,[25] бокалы для вина «Люксион», разложил их лучшие серебряные приборы. Всё так и сверкает. Хотела бы Эм чувствовать себя хорошо, чтобы насладиться всем этим.

Она в своём лучшем платье. Надела его с трудом, но справилась. Когда входит Родди с графином – на нём его лучший костюм. С печалью она отмечает, что костюм сидит немного мешковато. Они оба похудели. Но это, напоминает себе Эм, лучше, чем располнеть. Не обязательно быть врачом, чтобы знать: толстяки редко доживают до старости, достаточно взглянуть на немногочисленных коллег того же возраста. Некоторые из них будут на рождественской вечеринке 23-го числа, если окажутся для этого достаточно здоровы.

Родди наклоняется и целует жену в висок.

– Как ты, любовь моя?

– Неплохо, – отвечает она и пожимает его руку… осторожно, из-за его артрита.

– Ужин будет готов с минуты на минуту, – говорит он. – А пока, давай немного выпьем.

Родди разливает по бокалам вино из графина, стараясь не расплескать. Полбокала для него, столько же для неё. Они поднимают бокалы узловатыми руками, когда-то давно, во времена Ричарда Никсона, бывшими молодыми и гибкими. Бокалы соприкасаются ободками, издавая очаровательный тихий перезвон.

– На здоровье, – произносит он.

– На здоровье, – соглашается она.

Их взгляды встречаются над бокалами – его голубые глаза с её ещё более голубыми, – затем они пьют. Первый глоток вызывает у Эмили дрожь, всегда так бывает. Это из-за солоноватого привкуса, скрытого за прозрачностью «Мондави» 2012 года. Потом она выпивает остаток, радуясь жару, прилившему к щекам и пальцам рук. Даже к пальцам ног! Прилив жизненных сил – слабый, как голодные спазмы в желудке, но несомненный – и от того ещё более желанный.

– Ещё капельку?

– А осталось?

– Более чем.

– Тогда налей. Чуть-чуть.

Родди снова разливает вино. Они пьют. На этот раз Эм почти не замечает солоноватый привкус.

– Ты голодна, дорогая?

– Вообще-то да, – говорит она. – Немного.

– Тогда позволь шеф-повару Родни подать на стол. Оставь место для десерта. – Он подмигивает ей и Эм не может удержаться от смеха. Старый плут!

Брокколи и морковь – в пароварке. Картофельное пюре (так легче для старческих зубов) – подогревается. Родди растапливает сливочное масло на сковородке (он всегда кладёт слишком много, но вечно жить никто не будет), затем высыпает тарелку нарезанного лука и обжаривает. Запах божественный, и на этот раз приступ голода у Эм становится сильнее. Помешивая лук, переворачивая, чтобы он сперва стал прозрачным, а потом подрумянился, Родди напевает «Прелестные глазки ангелочка», песню из старых добрых времен.

Эмили вспоминает танцы во времена учёбы в школе – мальчики в пиджаках, девочки в платьях. Она помнит, как плясала шейк под «Ди Ди Шарп», степ под «Довеллс», ватуси под «Канибал и Головорезы».[26] Сегодня такое название сочли бы неполиткорректным, считает она.

Родди ставит тарелки на столешницу, чтобы разложить овощи, картофельное пюре, и pièce de résistance[27] из духовки – трехфунтовый кусок запечённого мяса в собственном соку (приправленный любимыми специями Родди). Он показывает его Эмили, которая аплодирует.

Он нарезает печень ломтиками, посыпает их поджаренным луком и подаёт тарелки на стол. Теперь Эм чувствует себя не просто голодной, а изголодавшейся. Сначала они едят почти не разговаривая, но, по мере того, как наполняются желудки, они вспоминают, как часто бывает, о былых временах, о тех, кто умер или уехал. С каждым годом список становится всё длиннее.

– Ещё? – предлагает он. Они съели немалую часть печени, но и осталось порядочно.

– Мне больше не съесть, – отвечает Эмили. – Боже мой, Родни, на этот раз ты превзошёл самого себя.

– Выпей немного вина, – говорит он и наливает. – Десерт оставим на потом. В девять начнётся твой сериал.

– «Досье на признаков» – говорит она.

– Он самый. Как твой ишиас, дорогая?

– Кажется, немного лучше. Но будь добр, приберись и помой посуду сам, если не возражаешь. Я хочу просмотреть остальные письменные работы.

– Совсем не возражаю. Кто готовит – тот и убирает, как говорила моя бабушка. Нашла что-нибудь стоящее?

Эм морщится.

– Два или три прозаика, которые не так ужасны, но это тот случай, когда похвала только для вида, тебе не кажется?

Родди смеётся.

– В точку.

Она посылает ему воздушный поцелуй и уезжает в кресле-коляске.

2

Позже, когда таймеры выключили и без того неяркую рождественскую иллюминацию на Ридж-Роуд, Эм погружается в просмотр «Досье на призраков», где экстрасенс-исследователь составляет карту холодных зон особняка в Новой Англии, выглядящего как обветшавшая копия их собственного дома. Она чувствует себя намного лучше. Ещё слишком рано для чувства настоящего облегчения после печени и вина… или уже началось? Спину определённо отпускает, и стреляющие боли в левой ноге кажутся не такими уж сильными.

С кухни доносился звук работающего блендера, но теперь он смолк. Минуту спустя входит Родди, неся на подносе два охлажденных бокала с десертом. Он переоделся в пижаму, тапочки и синий велюровый халат, который она подарила ему на Рождество в прошлом году.

– Вот и я, – говорит он, протягивая один из бокалов и длинную ложку. – Десерт, как и обещал!

Он садится рядом с Эм в мягкое кресло, завершая образ пары, которую в кампусе часто приводили как хороший – нет, идеальный – пример долговечной любви.

Эмили берёт свой бокал.

– Спасибо, любовь моя.

– Всегда пожалуйста. Что показывают?

– Холодные зоны.

– Это сквозняки.

Эм бросает на мужа быстрый взгляд.

– Учёный всегда остаётся учёным.

– Совершенно верно.

Они смотрят телевизор вместе, наслаждаясь малиновым десертом с мозгами Питера Стейнмана.

3

За одиннадцать дней до Рождества Эмили Харрис медленно, но уверенно, возвращается от почтового ящика дома № 93 по Ридж-Роуд. Она поднимается по ступенькам крыльца, подперев кулаком поясницу с левой стороны, но это скорее привычка, чем необходимость. Ишиас вернётся, она знает это по печальному опыту, но сейчас болезнь почти совсем отступила. Эм поворачивается и с одобрением смотрит на красный бант на почтовом ящике.

– Венок я повешу позже, – говорит Родди.

Она вздрагивает и оборачивается.

– Так и норовишь подкрасться к девушке, да?

Он улыбается, глядя вниз на свои ноги в носках.

– Тихий и смертоносный – это про меня. Как твоя спина, дорогая?

– Довольно неплохо. Даже прекрасно. А твой артрит?

Родди вытягивает руку и сгибает пальцы.

– Молодчина, – говорит она с тягучим австралийским акцентом. Вскоре после выхода на пенсию, они отправились в страну Оз,[28] арендовали дом на колесах и пересекли континент от Сиднея до Перта. Это была незабываемая поездка.

– Этот был неплох, – замечает Родди. – Как считаешь?

Ей не нужно спрашивать, о ком речь.

– Так и есть.

Хотя никто из них не знает, как долго продлится эффект. Этот парень был самым молодым из тех, кого они ловили, едва достигший половой зрелости. Они многого не знают о том, чем занимаются, но Родди утверждает, что с каждым разом узнаёт всё больше. Кроме того – и это очевидно – выживание является главной целью.

Эм согласна. Больше не будет поездок в Австралию, возможно, даже в Нью-Йорк на бродвейские гулянки раз в два года, но жизнь по-прежнему стоит того, чтобы жить, особенно когда каждый шаг не вызывает мучений.

– Есть что-нибудь в газете, дорогая?

Он обнимает жену за худые плечи.

– Ничего, начиная с самого первого случая, обычные домыслы. Про какого-нибудь бродягу или чужака, наткнувшегося на лёгкую добычу. Что ты думаешь насчёт рождественской вечеринки, дорогой? Оставим или отменим?

Она приподнимается на цыпочки, чтобы поцеловать его. Никакой боли.

– Оставим, – говорит она.