Холли

22 июля 2021 года

1

С приходом ковид-19 «Зум» стал более проработанным. Когда Холли начала пользоваться им в феврале 2020 года, что кажется намного дольше, чем семнадцать месяцев назад, соединение могло прерваться от одного косого взгляда. Иногда вы могли видеть своих собратьев-зумеров, иногда не могли; иногда они дёргались на экране туда-сюда, вызывая головную боль.

Холли Гибни – настоящий киноман (хотя она не была в кинотеатре с прошлой весны), и голливудские блокбастеры ценит ничуть не меньше авторского кино. Один из её любимых фильмов восьмидесятых – «Конан-варвар», и её любимую реплику произносит второстепенный персонаж. «Два или три года назад, – говорит торговец о Сете и его последователях, – они были просто ещё одним культом Змеи. Теперь они повсюду».

С «Зумом» похожая история. В 2019 году он был просто ещё одним приложением, борющимся за свой кусок пирога с такими конкурентами, как «Фэйстайм» и «ГоуТу Митинг». Теперь, благодаря ковиду, «Зум» так же распространён, как культ Змеи Сета. Улучшилась не только технология. Увеличилась и социальная значимость. Похороны через «Зум», что наблюдала Холли, напоминали сцену из ТВ-драмы. Разумеется, основное внимание отводится тому, кто читает надгробное слово дорогому усопшему, но также в кадре появляются скорбящие, оставшиеся дома.

Впрочем, кроме Холли. Она заблокировала свою видеотрансляцию. Сейчас она стала краше, сильнее, чем раньше, но она по-прежнему глубокая затворница. Она понимает, что это нормально, когда люди горюют на похоронах, плачут и всхлипывают, но сама она не хочет, чтобы кто-то видел её такой, особенно партнёр по бизнесу или друзья. Холли не хочет, чтобы видели её покрасневшие глаза, спутанные волосы или трясущиеся руки, когда она зачитывает свою траурную речь, одновременно короткую и настолько честную, насколько это возможно. Больше всего ей не хочется, чтобы её видели, курящей сигарету – не сдержалась, через семнадцать месяцев после начала пандемии.

Теперь, в конце поминальной службы, на экране сменяются кадры, показывающие усопшего в разных позах и в разных местах, пока Фрэнк Синатра поёт «Спасибо за воспоминания». Холли не выдерживает и нажимает кнопку «ВЫЙТИ». Она делает ещё одну затяжку и когда тушит сигарету, звонит её мобильник.

Она не хочет ни с кем разговаривать, но это Барбара Робинсон, и Холли должна ответить на звонок.

– Ты отключилась, – говорит Барбара. – Нет даже чёрного экрана с твоим именем.

– Мне никогда не нравилась эта песня. К тому же всё уже закончилось.

– Но ты в порядке, да?

– Да. – Не совсем правда; Холли не понимает, в порядке она или нет.

– Но прямо сейчас мне нужно всё… – Как сказать Барбаре? Как Холли завершить разговор до того, как она сорвётся? – Мне нужно всё обдумать.

– Ясно, – отвечает Барбара. – Карантин или не карантин, я примчусь в мгновение ока, если захочешь.

Этот карантин – номинальный, а не настоящий, и они обе об этом знают. Их губернатор полон решимости защищать гражданские свободы независимо от того, скольким тысячам придётся заболеть или умереть ради поддержки этой идеи. Слава Богу, большинство людей всё равно принимают меры предосторожности.

– В этом нет необходимости.

– Ладно. Я знаю, это тяжело, Холс – тяжёлое время – но ты держись. Мы проходили и через худшее. – Возможно – почти наверняка, – если вспомнить Чета Ондовски, который в конце прошлого года совершил короткое и смертельное путешествие вниз по шахте лифта. – И скоро начнется ревакцинация. Сначала для людей с ослабленной иммунной системой и старше шестидесяти пяти, но я слышала в школе, что к осени она коснётся всех.

– Звучит ободряюще, – говорит Холли.

– И бонусом: Трамп ушёл.

«Оставляя позади страну, воюющую сама с собой», – думает Холли. Кто сказал, что он не объявится снова в 2024 году? Она вспоминает обещание Арни из «Терминатора»: «Я вернусь».

– Холс? Ты там?

– Да. Просто размышляю. – Она думает об ещё одной сигарете, как это обычно и бывает. Теперь, когда она снова начала, ей кажется, что невозможно накуриться.

– Ладно. Я люблю тебя и понимаю, что тебе нужно побыть одной, но если ты не перезвонишь сегодня вечером или завтра, я позвоню сама. Честно предупреждаю.

– Так точно, – говорит Холли и завершает разговор.

Она тянется за сигаретами, затем отталкивает их, опускает голову на скрещенные руки и начинает плакать. Она так много плакала в последнее время. Слёзы облегчения после победы Байдена на выборах. Слёзы ужаса и запоздалая реакция после того, как Чет Ондовски, монстр, притворяющийся человеком, отправился в шахту лифта. Она плакала во время и после захвата Капитолия – то были слёзы гнева. Сегодня – слёзы горя и утраты. Но также и слёзы облегчения. Звучит гадко, но она полагает, что это также по-человечески.

В марте 2020 года ковид охватил почти все дома престарелых в штате, где выросла Холли, и, похоже, никак не может их оставить. Для дяди Холли, Генри, это не стало проблемой, так как в то время он по-прежнему жил с матерью Холли в Мидоубрук Эстейт. Уже тогда дядя Генри терял рассудок, о чём Холли пребывала в блаженном неведении. Во время её редких визитов, казалось, с ним всё в порядке, и Шарлотта Гибни держала свои опасения по поводу брата строго при себе, следуя одному из величайших негласных правил своей жизни: если ты о чём-то не говоришь, если ты это не признаёшь, значит этого нет. Холли полагает, что именно поэтому её мать никогда не усаживала Холли рядом с собой и не проводила Беседу, когда дочери было тринадцать и у неё начала расти грудь.

К декабрю прошлого года Шарлотта уже не могла игнорировать «бельмо на глазу», которым оказался её старший «ку-ку»-брат. Примерно в то время, когда Холли начала подозревать, что за личностью Чета Ондовски может скрываться нечто большее, чем репортёр местного телевидения, Шарлотта попросила свою дочь и её друга Джерома помочь перевезти дядю Генри в дом престарелых Роллинг-Хиллз. Это произошло примерно в то время, когда в США начали появляться первые случаи так называемого Дельта-штамма.

У санитара из Роллинг-Хиллз оказался положительный результат на эту новую и более заразную версию ковида. Санитар отказался от прививок, заявив, что в них содержатся частицы эмбриональной ткани от абортированных младенцев – он прочитал об этом в интернете. Его отправили домой, но звоночек уже прозвенел. Дельта распространился по Роллинг-Хиллз, и вскоре более сорока стариков страдали от болезни различной степени тяжести. Дюжина человек умерли. Среди них не было дяди Холли, Генри. Он даже не заболел. Ему ввели двойную вакцину – Шарлотта была против, но Холли настояла, – и хотя результат его теста был положительным, он даже не страдал от насморка.

А умерла сама Шарлотта.

Будучи ярой сторонницей Трампа – факт, о котором она трубила своей дочери при каждом удобном случае, – она отказалась делать прививку или даже носить маску. (За исключением супермаркетов «Крогер» и местного отделения банка, куда без них не пускали. Маска, которую Шарлотта носила для таких случаев, была ярко-красного цвета, с буквами САСВ[10]).

4 июля Шарлотта приняла участие в митинге против масок в столице штата, размахивая плакатом с надписью «МОЁ ТЕЛО – МОЙ ВЫБОР» (что не мешало ей решительно выступать против абортов). 7 июля у неё пропало обоняние и начался кашель. 10-го числа её доставили в госпиталь Милосердия, расположенный в девяти кварталах от Роллинг-Хиллз, где с её братом было всё в порядке… по крайней мере, физически. 15-го её подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких.

Во время последней, трагически скоротечной болезни Шарлотты, Холли пообщалась с ней через «Зум». До самого конца Шарлотта продолжала утверждать, что коронавирус обман, и у неё просто тяжёлый случай гриппа. Она умерла 20 июля, и только умение партнёра Холли, Пита Хантли, дёргать за нужные ниточки, спасло тело Шарлотты от помещения в грузовик-рефрижератор, служивший дополнением к моргу. Вместо этого её отвезли в похоронное бюро Кроссмана, где владелец быстро организовал похороны через «Зум». После полутора лет пандемии у него накопился немалый опыт в подобных трансляциях прощальных обрядов.

Холли наконец-то выплакалась. Она думает, не посмотреть ли фильм, но эта мысль ей не нравится, что случается крайне редко. Она подумывает прилечь, но она много спала с тех пор, как умерла Шарлотта. Холли считает, что именно так её разум справляется с горем. И она не хочет читать книгу – сомневается, что сможет уследить за повествованием.

На месте её матери появилась дыра – вот так. У них были сложные отношения, которые только ухудшились, когда Холли начала отдаляться. И её прогресс в этом во многом зависел от Билла Ходжеса. Холли сильно горевала после смерти Билла – рак поджелудочной железы, – но горе, которое она испытывает сейчас, глубже, объёмнее, потому что, положа руку на сердце, Шарлотта Гибни была одержима материнской любовью. По крайней мере, когда дело касалось её дочери. Их отчуждённость усилилась после того, как Шарлотта от всего сердца кинулась в объятия экс-президента. За последние два года они несколько раз встречались лицом к лицу, последняя встреча состоялась на предыдущее Рождество, когда Шарлотта приготовила все, по её мнению, самые любимые блюда дочери, каждое из которых напоминало Холли о её несчастливом, одиноком детстве.

На столе Холли имеется два телефона, личный и рабочий. Детективное агентство «Найдём и сохраним» было загружено работой во время пандемии, хотя расследования сильно усложнились. Сейчас агентство закрыто, автоответчик голосом Пита Хантли сообщает, что они не будут работать до первого августа. Холли подумывала добавить «из-за смерти члена семьи», но решила, что это никого не касается. Она проверяет рабочий телефон, но только потому, что функционирует сейчас на автопилоте.

Холли видит, что за те сорок минут, пока она наблюдала за похоронами своей матери, ей позвонили четыре раза. С одного и того же номера. Звонивший также оставил четыре голосовых сообщения. У Холли на секунду появляется мысль просто стереть их; у неё не больше желания браться за дело, чем смотреть фильм или читать книгу, но она не может этого сделать, по тем же причинам, что не позволяют ей оставить в покое покосившуюся картину на стене или неубранную постель.

«Прослушивание не обязывает перезванивать», – говорит она себе и включает первое ГС. Оно поступило в час и две минуты дня, как раз в то время, когда началось последнее шоу Шарлотты Гибни.

«Здравствуйте, это Пенелопа Даль. Я знаю, что вы закрыты, но это очень важно. На самом деле, ситуация чрезвычайная. Я надеюсь, вы перезвоните мне как можно скорее. Ваше агентство мне порекомендовала детектив Изабелла Джейнс…»

На этом сообщение заканчивается. Разумеется, Холли знает, кто такая Иззи Джейнс, она была напарницей Пита во время его службы в полиции, но не это удивляет в сообщении. Её поражает, и сильно, насколько голос Пенелопы Даль похож на голос покойной матери Холли. Дело не столько в самом голосе, сколько в ощутимой тревоге в нём. Шарлота почти всегда была чем-то озабочена, и это постоянное беспокойство передалось от неё дочери, как вирус. Как самый настоящий ковид.

Холли решает не прослушивать остальные сообщения Встревоженной Пенелопы. Этой женщине придётся подождать. Пит точно какое-то время не сможет заниматься никакой беготнёй; он получил положительный результат теста на «корону» за неделю до смерти Шарлотты. Ему дважды сделали прививку, и он не сильно болен – говорит, что состояние больше похоже на тяжёлую простуду, чем на грипп, – но он пробудет на карантине ещё некоторое время.

Холли стоит у окна гостиной своей маленькой опрятной квартирки, смотрит вниз на улицу и вспоминает последний ужин со своей матерью. «Настоящий рождественский ужин, как в старые добрые времена!», – сказала тогда Шарлотта, внешне весёлая и возбуждённая, но с постоянной тревогой, пульсирующей где-то внутри. Настоящий рождественский ужин состоял из запечённой индейки, комковатого картофельного пюре и разваренных стеблей спаржи. О, и вино «Моген Дэвид» в стопках-напёрстках для тоста. Каким же ужасным был тот ужин, и как ужасно, что он стал их последним. Сказала ли Холли «Я люблю тебя, мама» перед тем, как уехать на следующее утро? Ей так кажется, но она не уверена. Всё, что Холли может вспомнить наверняка – облегчение, наступившее вместе с поворотом за первый же угол, когда дом её матери исчез из зеркала заднего вида.

2

Холли оставила сигареты рядом с компьютером. Она возвращается за ними, достаёт одну, прикуривает, смотрит на рабочий телефон в док-станции, вздыхает и прослушивает второе сообщение Пенелопы Даль. Оно начинается с нотки недовольства.

«В сообщении всего не скажешь, миссис Гибни. Я хотела бы поговорить с вами, или с мистером Хантли, или с вами обоими, о моей дочери Бонни. Она пропала три недели назад, первого июля. Полиция провела очень поверхностное расследование. Я сказала об этом детективу Джейнс, прямо…»

Конец сообщения. «Сказала Иззи прямо в лицо», – произносит Холли, и из её ноздрей вырываются струйки дыма. Мужчин часто очаровывают рыжие волосы Иззи (без сомнения, в наши дни приукрашенные в салоне) и её туманно-серые глаза, женщин – реже. Но она хороший детектив. Холли решила, что если Пит уйдёт на пенсию, как он всё время грозится, она попытается переманить Изабеллу на тёмную сторону, подальше от копов.

Холли без колебаний переходит к третьему сообщению. Нужно же узнать, чем закончится эта история. Хотя она может догадаться. Велика вероятность, что Бонни Даль сбежала из дома, и её мать не может с этим смириться. Снова звучит голос Пенелопы Даль.

«Бонни – помощница библиотекаря в кампусе колледжа Белла. Кажется, это библиотека имени Рейнольдса. В июне она снова открылась для летних студентов, хотя, конечно, для входа нужно надевать маску, и я полагаю, скоро придётся показывать карточку о вакцинации, но пока что её не требуют…»

Сообщение заканчивается. «Не могли бы вы перейти к делу, дамочка?» – думает Холли и нажимает на последнее сообщение. Пенелопа говорит быстрее, почти тараторит.

«Она ездит на велосипеде на работу и обратно. Я говорила ей, насколько это небезопасно, но она отвечает, что надевает шлем, как будто это спасёт её от серьёзной травмы или столкновения с машиной. Она зашла в «Джет Март» за газировкой, и это последний...» Пенелопа начинает плакать. Это тяжело слушать. Холли от души затягивается сигаретой, затем тушит её. «Последний раз, когда её видели. Пожалуйста, помогите…»

Сообщение заканчивается.

До этого Холли стояла, держа в руке трубку рабочего телефона, и слушала по громкой связи. Теперь она садится и кладёт телефон обратно на док-станцию. Впервые с тех пор, как Шарлотта заболела – нет, с того времени, когда Холли поняла, что ей не станет лучше – горе Холли отступает на второй план на фоне этих лаконичных сообщений. Она хотела бы услышать всю историю целиком или ту её часть, что известна Встревоженной Пенелопе. Пит, вероятно, тоже не в курсе, но Холли решает позвонить ему. Что ещё ей остаётся делать, кроме как думать о последних нескольких онлайн-встречах с матерью и о том, какими испуганными были глаза Шарлотты, когда её подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, помогающему ей дышать?

Пит отвечает на первом гудке, у него хриплый голос.

– Привет, Холли. Мне так жаль твою маму.

– Спасибо.

– Ты произнесла отличную траурную речь. Короткую, но трогательную. Жаль только, что тебя не было… – Он прерывается, начинается приступ кашля. – …что тебя не было видно. Заглючил компьютер?

Холли могла бы ответить, мол, так и было, но у неё вошло в привычку говорить правду, за исключением тех редких случаев, когда она чувствует, что без лжи не обойтись.

– Ничего не заглючило, я просто выключила видео. Я немного расклеилась. Как ты себя чувствуешь, Пит?

Она слышит бульканье в горле, когда он вздыхает.

– Не ужасно, но вчера мне было лучше. Господи, надеюсь, я не стану одним из постковидников.

– Ты звонил своему врачу?

Он хрипло смеётся.

– С таким же успехом можно попытаться позвонить папе Франциску. Ты знаешь, сколько новых случаев зарегистрировано вчера в городе? Тридцать четыре сотни. Рост в геометрической прогрессии. – Снова приступ кашля.

– Может, вызовешь «скорую»?

– Выбираю сок и тайленол. Хуже всего, что я всё время чувствую себя чертовски уставшим. Каждый поход на кухню – это подвиг. В туалете приходится садиться, как девочке. Если сказал лишнего, то прошу прощения.

Так и есть, но Холли ничего не говорит. Она не думает, что ей стоит волноваться за Пита – случаи у привитых заболевших обычно не такие серьёзные, но, возможно, ей стоит волноваться.

– Ты позвонила просто так, почесать языком, или тебе что-то нужно?

– Я не хочу беспокоить тебя, если…

– Давай, побеспокой меня. Дай мне повод подумать о чём-то, кроме себя самого. Прошу. Ты же в порядке? Не заболела?

– Я в порядке. Тебе звонила женщина по имени…

– Пенни Даль, да? Она оставила четыре сообщения на моей голосовой почте.

– На моей тоже. Ты ей не перезванивал?

Холли знает, что нет. И она знает, что Встревоженная Пенелопа заглянула на веб-сайт «Найдём и сохраним» или, может, на «Фэйсбук» и нашла номера офисов двух партнёров, мужчины и женщины. Встревоженная Пенелопа позвонила мужчине, потому что если у вас проблема – чрезвычайная ситуация, как она это назвала, – вы не просите помощи у кобылы, по крайней мере, поначалу. Вы звоните жеребцу. Звонить кобыле – это запасной вариант. Холли привыкла быть кобылой в стойле «Найдём и сохраним».

Пит снова вздыхает, издавая этот тревожный хрип.

– На случай, если ты забыла, мы закрыты, Холс. И в моём нынешнем дерьмовом состоянии, я не думаю, что разговор с плаксивой разведённой матерью улучшит моё самочувствие. Да и тебе, учитывая, что ты только что потеряла свою мать, лучше не станет. Подожди до августа, вот мой совет. Мой настоятельный совет. К тому времени девочка, возможно, уже позвонит мамашке из Форт-Уэйна, Феникса или Сан-Франциско. – Он снова закашлял, затем добавил: – Или копы найдут её тело.

– Ты так говоришь, будто что-то знаешь, даже не пообщавшись с матерью. Это было в газетах?

– О, да, это нашумевшая история. Внимание, экстренное сообщение, все факты! Две строчки в «Полис Бит» между «голым мужчиной, потерявшим сознание на Камберленд-авеню» и «бешеной лисой, бродящей по парковке в центре города». В наши дни в газетах больше ничего нет, кроме ковида и людей, спорящих о масках. Похоже, словно люди стоят на тонущем корабле и спорят о том, промокнут они или нет. – Он делает паузу, затем довольно неохотно добавляет: – В голосовом сообщение дамочки говорится, что Иззи уже в курсе дела, поэтому я позвонил ей.

Этим летом Холли не хватало улыбки, но сейчас она чувствует, как её губы расходятся в улыбке. Приятно осознавать, что она не единственная, помешанная на работе.

Пит будто может видеть её, хотя они не в «Зуме».

– Не придавай этому большого значения, ладно? Мне всё равно нужно было поймать Из, узнать, как у неё дела.

– И?

– По «короне» с ней всё в порядке. Её последний парень в итоге оказался говнюком и я выслушал уйму хнык-хнык по этому поводу. Я спросил её об этой Бонни Даль. Иззи говорит, что дело проходит по категории о пропаже человека. Для этого есть несколько веских оснований. Соседи говорят, что Даль и её мать много спорили, до истерики, и к сиденью её велосипеда была приклеена прощальная записка. Но матери записка показалась жутковатой, а Иззи – двусмысленной.

– Что там было написано?

– Всего три слова. «С меня хватит». Что значит – она уехала из города, или …

– Или она покончила с собой. Что говорят её друзья по поводу её эмоционального состояния? Или люди, с которыми она работает в библиотеке?

– Понятия не имею, – отвечает Пит и снова начинает кашлять. – На этом я закруглился, и тебе советую, по крайней мере, на данный момент. Либо дело всё ещё будет открытым к первым числам августа, либо разрешится само собой.

– Или так или эдак, – говорит Холли.

– Точно. Или так или эдак.

– Где нашли её велосипед? Мисс Даль сказала, что вечером, прежде чем исчезнуть, её дочь купила газировку в «Джет Март». Это так? – Холли вспоминает не меньше трёх круглосуточных магазинов «Джет Март» в городе, а возможно, их больше.

– Опять же, понятия не имею. Мне нужно прилечь. Ещё раз, мне жаль, что твоя мать нас покинула.

– Спасибо. Если тебе не станет лучше, я настаиваю, чтобы ты обратился за медицинской помощью. Пообещай мне.

– Ты приставучая, Холли.

– Да. – Ещё одна улыбка. – И у меня хорошо получается, согласен? Спасибо моей маме. Теперь обещай.

– Хорошо. – Скорее всего, он лжёт. – И ещё кое-что.

– Что? – Она думает, это имеет отношение к делу (она уже так воспринимает его), но нет.

– Ты никогда не убедишь меня, что этот сраный ковид возник естественным путём, перескочив к людям от летучих мышей, детёнышей крокодилов или ещё какой-нибудь дряни на китайском рынке. Я не знаю, сбежал ли он из исследовательского центра, где его создали, или вирус выпустили специально, но как сказал бы мой дедушка, эт протьваестессно.

– Говоришь как параноик, Пит.

– Ты так думаешь? Послушай, вирусы мутируют. Это их главный навык выживания. Но они мутируют как в менее опасный штамм, так и в более опасный. Именно так произошло с птичьим гриппом. Но этот становится только опаснее. Дельта заражает людей, прошедших двойную вакцинацию – я тому пример. А люди, которые не сильно страдают от Дельты, имеют концентрацию вируса в крови в четыре раза больше, чем от первоначального штамма. Это значит, что они могут передавать вирус ещё легче. Тебе это кажется случайным?

– Трудно сказать, – отвечает Холли. Но можно легко сказать, когда кто-то заводит свою песню. И Пит как раз схватился за микрофон. – Возможно, Дельта-штамм мутирует во что-то более слабое.

– Мы это выясним, не так ли? Когда появится следующий. И он появится. А пока что забудь про Пенни Даль и посмотри что-нибудь на «Нетфликс». Я собираюсь заняться тем же.

– Пожалуй, хороший совет. Береги себя, Пит. – На этом она заканчивает разговор.

Холли не хочет ничего смотреть на «Нетфликс» (она считает, что большинство их фильмов, даже с большими бюджетами, на удивление посредственны), но её желудок издаёт тихое, неуверенное урчание, и она решает не оставлять это без внимания. Что-нибудь успокаивающее. Может, томатный суп и гренки с плавленым сыром. Идеи Пита о вирусах, вероятно, бред из интернета, но совет оставить Пенелопу «Пенни» Даль в покое, несомненно хорош.

Холли разогревает суп, жарит гренки с сыром, большим количеством горчицы и щепоткой приправы, как ей нравится, и не перезванивает Пенелопе Даль.

3

По крайней мере, до семи вечера. Ей не даёт покоя записка, приклеенная скотчем к сиденью велосипеда Бонни Даль: «С меня хватит». Много раз Холли подумывала оставить подобную записку и раствориться в тумане, но так и не сделала этого. И были моменты, когда она размышляла, не покончить ли вообще со всем – выдернуть чеку, как сказал бы Билл, – но никогда не задумывалась об этом всерьёз.

Ну… может быть, раз или два.

Она звонит мисс Даль из своего рабочего кабинета, и женщина отвечает после первого гудка. Нетерпеливо и немного запыхавшись.

– Алло? Это «Найдём и сохраним»?

– Да. Холли Гибни. Чем я могу помочь, мисс Даль?

– Спасибо, что позвонили. Я думала, вы и мистер Хантли в отпуске.

«Если бы», – думает Холли.

– Мисс Даль, сможете ли вы прийти завтра ко мне в офис? Он находится…

– Во Фредерик-Билдинг, я знаю. Конечно. От полиции нет никакого толку. Совершенно никакого. Во сколько?

– Вас устроит в девять часов?

– Абсолютно. Огромное спасибо. Мою дочь последний раз видели первого июля в четыре минуты девятого. Есть видео с ней из магазина, где она…

– Мы обсудим всё это завтра, – говорит Холли. – Но никаких гарантий, мисс Даль. Боюсь, осталась только я. Мой партнёр болен.

– О боже, это не коронавирус?

– Он самый, но случай лёгкий. – Холли надеется, что лёгкий. – Сейчас у меня к вам всего несколько вопросов. В своём сообщении вы сказали, что Бонни в последний раз видели в «Джет Март». Их довольно много по всему городу. В котором из них?

– В том, что рядом с парком. На Ред-Бэнк-Авеню. Вы знаете этот район?

– Да. – Холли даже пару раз покупала бензин в этом «Джет Март». – И там нашли её велосипед?

– Нет, дальше по Ред-Бэнк. Там есть пустое здание – ну, на той стороне парка много пустых зданий, но в этом раньше была авторемонтная мастерская или что-то в этом роде. Её велосипед стоял на подножке перед фасадом.

– Не похоже, что его пытались спрятать?

– Нет, нет, ничего такого. Полицейский детектив, с которым я разговаривала, женщина по фамилии Джейнс, предположила, что Бонни хотела, чтобы велосипед нашли. Она также сказала, что всего в миле находится автобусное и железнодорожное депо, примерно там, где въезд в деловой район. Но я сомневаюсь, что Бонни оставила бы свой велосипед и проделала остаток пути пешком, с чего бы ей так делать? Я хочу сказать, должна же быть причина.

Пенелопа набирает обороты, входя в истерический ритм, хорошо знакомый Холли. Если она сейчас же не остановит эту женщину, то провисит на телефоне час или дольше.

– Позвольте мне прервать вас, мисс Даль…

– Пенни. Зовите меня Пенни.

– Хорошо, Пенни. Мы займёмся этим завтра. Наш тариф составляет четыреста долларов в день, минимум три дня, плюс расходы. Их я перечислю по пунктам. Оплата принимается картами «Мастер», «Виза» или лично выписанным чеком. Никаких карт «Амекс», они… – Дерьмовые – слово, которое само собой приходит Холли на ум. – С ними возникают трудности. Принимаете ли вы эти условия?

– Да, безусловно. – Без всяких колебаний. – Джейнс спрашивала, была ли Бонни в депрессии, я знаю, что она имела в виду – самоубийство, вот о чём она подумала, но Бонни жизнерадостная душа. Даже после разрыва с тем наркоманом, от которого она была без ума, она снова смотрела на жизнь бодро уже через две-три недели, ну, может быть, через месяц, но…

– Поговорим об этом завтра, – повторяет Холли. – Тогда и расскажете мне обо всём. Пятый этаж. И, Пенни?

– Да?

– Наденьте маску. Респиратор N95[11], если он у вас есть. Я не смогу вам помочь, если заболею.

– Конечно, как скажете. Могу я называть вас по имени?

Холли отвечает Пенни, что не против, и наконец заканчивает разговор.

4

Помня о предложении Пита, Холли пробует посмотреть фильм «Нетфликс» под названием «Кроваво-красное небо», но когда начинается что-то страшное, она его выключает. Она наблюдала за всеми кровавыми похождениями Джейсона, Майкла и Фредди, она может назвать все фильмы, в которых Кристофер Ли сыграл кровожадного графа, но после Брейди Хартсфилда и Чета Ондовски – особенно Ондовски – Холли думает, что, возможно, потеряла вкус к фильмам ужасов.

Она подходит к окну и стоит, глядя на клонящийся к закату день, с пепельницей в одной руке и сигаретой в другой. Что за отвратительная привычка! Холли уже предчувствует, как ей захочется одну сигаретку во время встречи с Пенни Даль, потому что знакомство с новыми клиентами – это всегда стресс для неё. Холли хороший детектив, она верит, что рождена для этой работы, это её призвание, но при любой возможности она оставляет первые встречи Питу. Но завтра так ни за что не получится. Она подумывает о том, чтобы позвать с собой Джерома Робинсона, но он занят редактированием книги о своём прадедушке, весьма примечательном персонаже. Джером придёт, если она попросит, но ей не хочется отвлекать его. Придётся перетерпеть.

«И никаких сигарет в здании. После ухода Даль придётся выйти в боковой переулок».

Холли знает, что именно так думают и ведут себя наркоманы: они переставляют мебель своей жизни, чтобы освободить место для своих вредных наклонностей. Курение вредно и опасно… но нет ничего более утешительного, чем одна из этих смертоносных маленьких трубочек из бумаги и табака.

«Если девушка села на поезд, осталась запись, даже если она заплатила наличными. То же касается «Грейхаунда», «Питера Пэна», «Мэджик Карпет» и «Люкс». [12] Но в соседнем квартале есть пара «мутных» компаний, специализирующихся на быстрых перевозках. Одна – «Трай-Стэйт», а вторая?»

Холли не может вспомнить и не хочет этим вечером рыться в интернете. Вообще, кто сказал, что Бонни Даль уехала на автобусе или поезде? Она могла поехать автостопом. Холли вспоминает «Это случилось однажды ночью», и как Клодетт Кольбер поймала машину для себя и Кларка Гейбла, задрав юбку и поправив чулок. С тех пор мало что изменилось… только рядом с Бонни Даль не было большого сильного мужчины, который мог бы её защитить. Если, конечно, она не сошлась с бывшим бойфрендом, о котором упоминала её мать.

Нет смысла копаться в этом сейчас. Завтра, вероятно, будет из чего выбрать. Во всяком случае, Холли на это надеется. Случай Пенни Даль займёт её мысли, помимо бессмысленной, в угоду убеждениям, смерти её матери.

«Со мной Святая[13] надежда», – думает Холли и идёт в спальню, чтобы переодеться в пижаму и помолиться.