Холли

27 марта 2021 года

Когда Барбара, раскрасневшаяся и сияющая после двухмильной велосипедной поездки, входит в викторианский дом пожилой поэтессы, Мари Дюшан сидит на диване рядом с Оливией. Мари выглядит встревоженной. Оливия выглядит расстроенной. Барбара, скорее всего, выглядит озадаченной, потому что чувствует себя такой. Она не понимает, за что Оливия чувствует необходимость извиняться.

Мари заговаривает первой.

– Я подстегнула её и отнесла конверт в «Федерал Экспресс». Так что, если нужно кого-то обвинить, вини меня.

– Это нонсенс, – произносит Оливия. – Я поступила неправильно. Я просто не представляла… и, мне кажется, ты будешь рада… но в любом случае я не должна была так делать без твоего разрешения. Это бесцеремонно.

– Я не понимаю, – говорит Барбара, расстёгивая пальто. – Что вы сделали?

Две женщины – одна в рассвете сил, другая морщинистая матрона на пороге своего столетия – обмениваются взглядами, затем снова смотрят на Барбару.

– Премия Пенли. – Губы Оливии подрагивают, втягиваясь внутрь, что всегда наводит Барбару на мысль о старомодной сумочке на шнурке.

– Я не знаю, что это, – говорит Барбара, ещё более озадаченная, чем раньше.

– Полное название – Премия Пенли для молодых поэтов. Совместно спонсируемая нью-йоркскими издателями, известными как «Большая пятёрка». Я не удивлена, что ты о ней не слышала, потому что ты, можно сказать, самоучка и не читаешь журналы для писателей. Да и зачем это тебе, если для поэтов нет прибыльного рынка? Но большинство специалистов по английскому языку на писательских курсах знают об этой премии, также как о премии «Новый голос» и литературной премии «Молодые львы». Премия Пенли принимает заявки каждый год первого марта. Они получают тысячи заявок, и отвечают быстро. Полагаю, потому что большинство присланных работ в стиле «слёзы-грёзы».

Теперь до Барбары доходит.

– Вы… что? Отправили им несколько моих стихотворений?

Мари и Оливия переглядываются. Барбара молода, но понимает, когда видит в глазах вину.

– Сколько?

– Семь, – отвечает Оливия. – Коротких. В правилах указано не более двух тысяч слов. Я просто так впечатлена твоей работой… её болью… её трагедией… это…

Кажется, она не находит слов, чтобы продолжить.

Мари берёт Оливию за руку.

– Я подстегнула её, – повторяет она.

Барбара понимает, что они ожидали от неё гнева. Но ничего подобного. Она немного потрясена, вот и всё. Она держала свои стихи в секрете не потому, что стыдилась или боялась, что люди будут смеяться (ну… может быть, немного), а из страха ослабить напор, побуждающий её писать, если она покажет стихи кому-либо, кроме Оливии. И есть ещё кое-что или, вернее, кое-кто: Джером. Хотя она писала стихи – в основном в своём дневнике – с двенадцати лет, задолго до того, как начал писать он.

Затем, в последние два-три года что-то изменилось. Случился таинственный скачок не только в способностях, но и в амбициях. Барбаре вспоминается документальный фильм о Бобе Дилане. Фолк-певец из Гринвич-Виллидж в шестидесятых сказал: «Я был просто ещё одним гитаристом, пытавшимся походить на Вуди Гатри.[69] А потом вдруг стал Бобом Диланом».

Именно так и было с ней. Возможно, с этим как-то связана её схватка с Брейди Хартсфилдом, но Барбара не верит, что дело только в этом. Она считает, что в её мозгу включилась ранее незадействованная область.

Тем временем женщины смотрят на Барбару, нелепо напоминая пару старшеклассниц, застуканных за курением в школьном туалете, и она не может этого вынести.

– Оливия, Мари. Две девочки из моего класса сделали селфи в голом виде – наверное, для своих парней, – и фото появились в интернете. Вот это конфуз. Но это? Вряд ли. Вы получили письмо с отказом? В этом всё дело? Могу я взглянуть на него?

Они снова переглядываются. Оливия говорит:

– Судьи Пенли составили предварительный список финалистов. Их количество варьируется, но список всегда очень длинный. Раньше шестьдесят, иногда восемьдесят, в этом году уже девяносто пять. Абсурдно выбирать столь многих, но… ты в списке. Письмо у Мари.

На столике рядом с Мари лежит единственный лист бумаги. Она протягивает его Барбаре. Бумага превосходная, плотнее обычной. Вверху тиснение с изображением гусиного пера и чернильницы. Получатель – Барбара Робинсон, адресат – Мари Дюшан, Ридж-Роуд 70.

– Я удивлена, что ты не злишься, – произносит Оливия. – И, разумеется, я рада. Это было так самонадеянно с моей стороны. Иногда мне кажется, что я просрала все свои мозги.

Мари вскакивает.

– Но я…

– Подстегнула её, я знаю, – шепчет Барбара. – Наверное, это было самонадеянно, но ведь это я однажды взяла и появилась тут со своими стихами. Тоже самонадеянно. – Не совсем так, но она всё равно почти себя не слышит. Она читает письмо.

В нём говорится, что комитет по присуждению премии Пенли рад сообщить мисс Барбаре Робинсон, проживающей на Ридж-Роуд 70, что она включена в лонг-лист премии и, если она желает, чтобы её кандидатуру рассмотрели в дальнейшем, не могла бы она до 15 апреля прислать более объёмные примеры своих работ, не более пяти тысяч слов. Пожалуйста, никаких стихов «эпической длины». Также в письме есть небольшой абзац о предыдущих лауреатах премии. Барбаре знакомы три имени из списка. Нет, четыре. Письмо заканчивается поздравлением «с вашей превосходной работой».

Барбара откладывает листок в сторону.

– И каков же приз?

– Двадцать пять тысяч долларов, – отвечает Оливия. – Больше, чем многие хорошие поэты зарабатывают поэзией за всю свою жизнь. Но это не самое важное. Сборник работ победителя публикуется не мелким издательством, а одним из учредителей премии. В этом году – «Рэндом Хаус». Книга всегда привлекает внимание. Победитель прошлого года появился на телевидении вместе с Опрой Уинфри.

– Есть ли хоть один шанс, что я… – Барбара замолкает. Даже произнести это кажется бредом сумасшедшего.

– Очень маловероятно, – говорит Оливия. – Но, если ты попадёшь в шорт-лист, на тебя обратят внимание. Шансы на публикацию сборника в небольшом издательстве будут довольно высоки. Вопрос лишь в том, хочешь ли ты продолжить. Безусловно, у тебя достаточно стихов для условий лонг-листа, и если ты продолжишь писать, уверена, хватит и на книгу.

Теперь, когда несколько стихотворений Барбары прочитали и приняли с одобрением чужие люди, нет никаких сомнений в том, чего она хочет; вопрос в том: как этого добиться. Она говорит:

– Знаете, если бы вы спросили, я бы разрешила вам подать заявку от моего имени. Девушка может помечтать, как поётся в песне.

Щёки Оливии розовеют. Барбаре не верится, что у старушки поэтессы достаточное кровообращение, чтобы вызвать румянец, учитывая её ослабленное состояние, но, очевидно, так и есть.

– Это было так неправильно, – повторяет Оливия. – Я попросила Мари подписать конверт своим именем, потому что моё узнаваемо, а я не хотела давить пальцем на весы, так сказать. Я подумала, ты получишь несколько ободряющих слов. Это всё, на что я надеялась.

«Ободряющие слова, переданные через вас, – думает Барбара, – также поставили бы вас в неловкое положение из-за отправки стихов без разрешения… только были бы менее убедительны, чем в этом изумительном письме».

Барбара улыбается.

– Вы вдвоём не очень хорошо всё продумали, да?

– Да, – соглашается Мари. – Мы просто… твои стихи…

– Я так понимаю, вы их тоже читали?

Щеки Мари краснеют гораздо сильнее, чем у Оливии.

– Все. И они превосходны.

– Хотя тебе есть к чему стремиться, – быстро добавляет Оливия.

Барбара внимательнее перечитывает письмо. Удивление сменяет некое новое чувство. У Барбары уходит секунда, чтобы понять: она в восторге.

– Мы должны отправить стихи, – говорит она. – Можем замахнуться и на главный приз. Оливия, вы поможете выбрать нужные?

Пожилая поэтесса улыбается с облегчением. Барбара и понятия не имела, что они считают её такой примадонной. То, что они сделали – круто.

– С удовольствием. Полагаю, ставку сделаем на «Лица меняются», с его чувством ужаса и смятения. Есть целый ряд стихотворений, разделяющих этот лейтмотив, подымающих вопрос о самосознании и реальности. Они самые сильные.

– Пока это должно остаться в секрете. Только между нами тремя. Из-за моего брата. Это он считается писателем в нашей семье, и я почти уверена, что его книга о нашем прадедушке будет опубликована. Я ведь рассказывала вам об этом?

– Да, – отвечает Оливия.

– Если его книгу напечатают, и он получит за неё хорошие деньги – его агент говорит, что это возможно, – тогда я смогу рассказать о своих успехах. Или если попаду в шорт-лист. Если нет, он не должен узнать. Ладно?

– Ты полагаешь он будет ревновать? – спрашивает Мари. – К поэзии?

– Нет. – не задумываясь отвечает Барбара. – У Джея нет ни капли ревности. Он порадовался бы за меня. Но он так усердно работал над своей книгой; мне кажется, слова даются ему не так легко, как иногда даются мне. И я не хочу оттенять его. Я слишком сильно люблю его, чтобы допустить даже самую малость такого. – Барбара протягивает письмо Мари. – Письмо останется здесь. Но я рада тому, что вы сделали.

– Ты великодушна, – говорит Оливия. – Поэты редко бывают такими, кроме как в своих работах. Мари, что скажешь, если мы втроём разопьём банку «Фостерс Лагер» – хотя бы отметить тот факт, что мы по-прежнему друзья?

– Я думаю, это замечательная идея, – вставая, говорит Мари. – Но это тоже секрет, который нам троим нужно сохранить, – она кивает в сторону Оливии, – от её врача.

Мари уходит на кухню. Барбара говорит:

– Это вы великодушны, Оливия. Я рада, что вы не только мой учитель, но и друг.

– Спасибо. Я должна была поступить правильно, ибо некое провидение приберегло лучшего ученика напоследок.

Теперь очередь Барбары краснеть, но не от смущения, а от счастья.

– Расскажи мне, что ты читаешь, – просит Оливия. Режим наставника снова включен.

– Вы предложили битников, их я и читаю. Купила антологию в книжном магазине колледжа. Гинзберг, Снайдер, Корсо, Эд Дорн… обожаю его… Лоуренс Ферлингетти… он ещё жив?

– Умер месяц назад. Он был старше меня. Советую почитать немного прозы, если ты не против. Тебе пойдёт на пользу. Начни с Джеймса Дики. Ты знакома с его стихами, и есть знаменитый роман «Избавление»…

– Я смотрела фильм. Мужчины плывут вниз по реке на каноэ.

– Да, но этот роман не читай. Прочти «К Белому морю». Менее известная книга, но, думаю, более сильная. Лучше для твоего развития. И прочитай хотя бы один роман Кормака Маккарти, «Кони, кони» или «Саттри». Согласна?

– Хорошо. – Хотя Барбаре не хочется расставаться с битниками, с их переплетением невинности и цинизма. – Вообще-то я и сейчас читаю прозу. Ту книгу, о которой вы мне рассказывали. «Забытый город» Хорхе Кастро. Мне нравится.

Мари возвращается с тремя бокалами и огромной банкой «Фостерс» на подносе.

– Полагаю, Хорхе наконец-то отправился в Южную Америку, – говорит Оливия. – Он и раньше говорил о возвращении к корням, что казалось полной чушью. Он знал испанский, как родной, но родился и вырос в Пеории. Думаю, он стыдился этого. Я говорила тебе, что видела его незадолго до исчезновения? На пробежке. Он всегда бегал по вечерам в парк и обратно. Даже под дождём, а в тот вечер шёл дождь. Может, он уже тогда планировал уехать. С тех пор я его не видела, но запомнила, потому что тогда писала стихотворение, и оно оказалось достойным. – Оливия вздыхает. – Фредди Мартин – его партнёр – был так подавлен. Вскоре он тоже уехал, думаю, в поисках Хорхе, любви всей его жизни. Уехал с разбитым сердцем и с зелёным змием на груди. Прожил здесь полгода и был таков. Лучше всего выразилась Злая Ведьма Запада: [70] «Что за мир, что за мир!»

– Хватит о грустном, – говорит Мария, разливая пиво. – Давайте выпьем за хорошие времена и большие надежды.

– Только за хорошие времена, – говорит Оливия. – Не будем заглядывать в будущее. Более несчастен, чем писатель, чьи надежды не оправдались – тот, чьи мечты сбылись.

Барбара смеётся.

– Поверю вам на слово.

Они чокаются бокалами и пьют.