Холли

22–25 ноября 2018 года

1

Эм она не нравится.

Не то чтобы ей нравился Кэри Дресслер, а Кастро, латиноса maricon, она вообще ненавидела. Однако эта девушка, Эллен Краслоу, отличается от них обоих. Потому что она женщина? Эм сомневается.

Она спускается по лестнице в подвал, держа перед собой поднос. На нём полтора фунта сырой печени, плавающей в собственном соку. Цена в «Крогер»: 3.22 доллара. Мясо сейчас дорогое, и последний кусок потрачен впустую. Эм спустилась вниз и обнаружила, что он кишит личинками и мухами. Как они попали в эту запечатанную комнату, да ещё так быстро, для неё остаётся загадкой. Они заделали даже щель в нижней части двери, ведущей на кухню.

Девушка стоит у решётки клетки. Она высокая, с кожей цвета какао. У неё аккуратные короткие и тёмные волосы. От подножия лестницы Эм они почти кажутся шапочкой для плавания. Подойдя ближе, она видит, что губы Эллен потрескались и местами выглядят воспалёнными. Но она не плачет и не умоляет. Не делала ни того, ни другого. По крайней мере, пока.

Эм берёт с подноса тарелку с печенью и ставит на бетонный пол. Чтобы сделать это, она опускается на одно колено, а не наклоняется. У неё ишиас[15], впрочем, терпимый. Но когда он обостряется, каждый шаг причиняет страдания… это совсем другое дело. Эм берёт швабру и подталкивает тарелку к решётке. Красная жидкость расплёскивается. А Эллен, как и раньше, блокирует проход ногой.

– Я уже говорила тебе, что я веган. Ты, кажется, не слушаешь.

Эм испытывает желание ткнуть её ручкой швабры, но сдерживается. И не только потому, что девушка может ухватиться за ручку. Она не должна проявлять эмоций. Перед ней животное в клетке, как Кастро и Дресслер. Домашний скот. Тыкать палкой в домашний скот – это ребячество. Всё, что нужно делать с животными – это дрессировать их.

Эллен также отказалась от протеинового коктейля. Очнувшись, она опустошила обе маленькие бутылки с водой, находящиеся в клетке. Первую сразу; вторую оставила на потом, но теперь нет уже обеих. Из кармана фартука Эм достаёт ещё одну бутылку.

– Когда съешь своё мясо, Эллен, получишь воду. Твоему организму всё равно, что ты веган. Ему нужна еда. – Она демонстративно протягивает бутылку. – И тебе нужно пить.

Эллен ничего не говорит, только смотрит и смотрит на Эм, её руки сжимают решётку, а нога загораживает проём. Этот пристальный взгляд нервирует. Эм не хочет нервничать, но убеждает себя, что чувствовала бы то же самое, встретившись взглядом с тигром в зоопарке.

– Я оставлю еду, хорошо? Если вернусь и тарелка будет чистой и без сока, – ты получишь воду.

Ответа нет. Животное перед ней или нет, но профессор Эмили Харрис (эмерит) понимает, что она всё-таки сердится. Нет, в ярости. Кастро поел, Дресслер поел; в конце концов, Эллен тоже поест. Она ничего не сможет с собой поделать. Эм разворачивается и направляется к лестнице. Девушка произносит:

– Это ужасно, да?

Эм испуганно оборачивается.

– Когда люди не хотят делать то, что ты хочешь. Это ужасно, да? Для тебя, я имею в виду. – И девушка улыбается!

«Сука, – думает Эмили, а затем мысленно добавляет то, что даже за миллион лет не позволила бы себе высказать иначе, как в своём дневнике: – Упрямая чёрная сука!».

Эм произносит (мягко):

– Сегодня День Благодарения, Эллен. Будь благодарна и поешь.

– Принеси мне салат, – говорит Эллен. – Без заправки. Его я съем.

«Ну и наглость! – думает Эм. – Будто я её служанка! Будто я горничная!»

Она делает то, о чём потом пожалеет, потому что это чересчур выдаёт её. Эм достаёт бутылку с водой из кармана фартука, подносит к губам и пьёт. Затем выливает остальное на пол.

Девушка ничего не говорит.

2

Проходит день.

Профессор Родни Харрис (естественные науки, эмерит) стоит перед клеткой, размышляя. Эллен Краслоу спокойно смотрит на него. По крайней мере, так кажется. Теперь на её губах появилась пара волдырей, на лбу прыщи, а гладкая кожа цвета какао приобрела пепельный оттенок. Но её глаза – поразительно зелёные – блестят в глубоких глазницах.

Родди – уважаемый биолог и диетолог. До выхода на пенсию он работал учителем, которого ученики порой почитали, но чаще боялись. Список его опубликованных работ занял бы дюжину страниц, и он по-прежнему ведёт оживлённую переписку в различных журналах со своими коллегами. То, что он считает себя первым среди коллег, не кажется ему тщеславным. Как однажды сказал один мудрый человек: что правда, то не хвастовство.

Он не злится на эту девушку так, как Эм (она отрицает это, но после пятидесяти лет брака Родди знает её лучше, чем она сама), но Эллен определённо ставит его в тупик. Должно быть, очнувшись, она была дезориентирована, как и другие, ведь они используют сильнодействующий препарат, но она не казалась дезориентированной. Если у неё был отходняк – а он должен быть, – она не жаловалась. Она не стала звать на помощь, как почти сразу сделал Кэри Дресслер («Вероятно, от этого у него сильно разболелась голова», – думает Родди) и как в конце концов поступил Хорхе Кастро. И, конечно же, она отказалась от еды, хотя прошло уже почти три дня и больше двух с тех пор, как она допила последнюю бутылку воды, что ей дали.

Печень, принесённая вчера Эм, потемнела и начала попахивать. Она всё ещё съедобна, но это ненадолго. Ещё несколько часов, и девушка, вероятно, выблюет всё съеденное, что сделает всю эту затею бессмысленной. Между тем, время летит.

– Если ты не будешь есть, моя дорогая, ты умрёшь с голоду, – говорит Родди мягким голосом, который его прежние студенты не узнали бы; будучи лектором он имел обыкновение говорить быстро, бурно, иногда даже резко. Когда он рассказывал о чудесах желудка – серозной оболочке, привратнике, двенадцатиперстной кишке, – его голос срывался почти на крик.

Эллен ничего не отвечает.

– Твоё тело уже начало поедать само себя. Это видно по твоему лицу, по твоим рукам, по тому, как ты стоишь, слегка ссутулившись…

Нет ответа. Она встретилась с ним взглядом. Она не спросила, чего они хотят, что также вызывает недоумение и (признаем очевидное) довольно тревожит. Она знает, кто они такие, и понимает, что даже если они отпустят её, то будут арестованы за похищение (только одно обвинение из многих), следовательно, они не могут её отпустить, но никаких сделок с её стороны, никакой мольбы. Только эта голодовка. Она сказала, что с удовольствием съела бы салат, но об этом не может быть и речи. В салате, заправленном или не заправленном, нет таинства. В мясе – есть. В печени – есть.

– Что нам с тобой делать, дорогая? – с грустью спрашивает Родди.

В этот момент он мог ожидать от пленника – обычного пленника – что-нибудь нелепое, например, отпустите меня, и я никому не скажу ни слова. Эта девушка, даже испытывая голод и жажду, умнее.

Родди придвигает тарелку с куском печени чуть ближе.

– Съешь это, и сразу почувствуешь, как к тебе возвращаются силы. Ощущение будет необыкновенным. – Он пытается пошутить: – Мы мигом сделаем тебя плотоядной.

По-прежнему нет ответа, поэтому он направляется к лестнице.

Эллен говорит:

– Я знаю, что это такое.

Родди оборачивается. Она указывает на большую жёлтую коробку в дальнем конце мастерской.

– Это щеподробилка. Ты повернул её приёмником к стене, чтобы не было видно, но я знаю, что это. Мой дядя всю жизнь проработал в лесах на севере.

Родни Харрис считал, что в его возрасте его уже нечем удивить, но эта молодая женщина полна сюрпризов. Очень незаурядная, почти как собака-вундеркинд, умеющая считать.

– Так ты собираешься избавиться от меня? Сначала пропустишь через рукав в большой мешок, а мешок отправится в озеро.

Родни смотрит, разинув рот.

– Как ты… почему ты так подумала?

– Потому что так надёжнее всего. Есть такой сериал, «Декстер», о человеке, что убивает людей и избавляется от тел в Мексиканском заливе. Ты, наверное, видел.

Видел, конечно.

Это ужасно. Как будто она читает его мысли. Их мысли, потому что когда дело доходит до пленников – и таинства, – они с Эм думают одинаково.

– У тебя есть лодка. Я права, профессор Харрис?

Эта девка была ошибкой. Она крепкий орешек, исключительная, они, возможно, и через сто лет не встретят такую же.

Он поднимается наверх, больше не произнося ни слова.

3

Эм у себя в кабинете. Он заставлен таким количеством книжных полок от пола до потолка, что там едва хватает места для её письменного стола. Некоторые книги отодвинуты в угол, чтобы освободить место для толстой папки с надписью «ОБРАЗЦЫ ПИСЬМЕННЫХ РАБОТ», аккуратно выведенной печатными буквами.

По обе стороны от её стационарного компьютера стоят фотографии в рамках. На одной запечатлены совсем юные Родди и Эм, он в парадном костюме (взятом напрокат), а она в традиционном белом свадебном платье (купленном её родителями). На другой гораздо более взрослые Родди и Эм, он в смешной адмиральской фуражке, а она в обычной матросской бескозырке, щегольски нацепленной поверх ухоженных в салоне кудрей. Они стоят перед своей недавно купленной (но слегка подержанной) «Мэйншип 34». В одной руке у Эм бутылка шампанского, которую она вскоре использует, чтобы наречь лодку «Мэри Кэсер» – Мэри как Стоупс, Кэсер как Уилла[16]. Их брак всегда был партнерством.

На экране компьютера Эм наблюдает за Эллен Краслоу, сидящей на матрасе в своей клетке, ноги скрещены, руки обхватывают голову, плечи подёргиваются. Родди наклоняется через плечо Эм, чтобы рассмотреть поближе.

– Она стояла, пока ты не ушёл, а затем просто сникла, – говорит Эм не без удовлетворения.

Девушка поднимает голову и смотрит в камеру. Хотя она плакала, её глаза выглядят сухими. Родди не удивлён. Всё дело в обезвоживании.

– Ты всё слышала? – спрашивает он свою жену.

– Да. У неё хорошая интуиция, правда?

– Не интуиция, а логика. К тому же, она узнала щеподробилку. Никто из остальных не сообразил. Что будем делать, Эмми? Твои предложения.

Она всё обдумывает, пока они смотрят на девушку в клетке. Никто из них не испытывает к Эллен ни жалости, ни даже сочувствия. Она – проблема, которую нужно решить. В каком-то смысле Родди считает, что нет худа без добра. Они всё ещё относительно новички в этом деле. Как известно каждому учёному, любая решённая проблема повышает эффективность.

Наконец Эм произносит:

– Давай подождём до завтра.

– Да. Думаю, это правильно.

Родди выпрямляется и лениво перебирает пальцами толстую папку с образцами письменных работ. В этом весеннем семестре весьма престижный (почти легендарный) семинар по беллетристике будет вести женщина по имени Алтея Гибсон, автор двух романов, получивших хорошие отзывы, но плохо продававшихся. Как и в случае с несколькими другими преподавателями-авторами, Гибсон была более чем рада, что Эмили Харрис провела первоначальный отбор кандидатов, и, хотя оплата невелика, Эм нравится эта работа. Хорхе Кастро отклонил такое предложение, предпочтя лично просмотреть стопки с образцами письменных работ. Решил, что предварительный отбор Эмили принизит его роль. Эм заметила, что многие педики ведут себя высокомерно, и считает это своего рода компенсацией. А ещё… эти одиночные пробежки.

– Есть что-то достойное? – спрашивает Родди Харрис.

– Пока только обычная чушь. – Эм вздыхает и потирает ноющую поясницу. – Я начинаю думать, что лет через двадцать художественная литература станет утраченным искусством.

Он наклоняется и целует её в седую макушку.

– Крепись, детка.

4

Когда в полдень 24 июля Эм спускается по лестнице, на куске печени снова поселились личинки и мухи. Она смотрит на них, ползающих по такому хорошему куску мяса (ну, таким оно было), с отвращением и недовольством. Это не дело, что они появляются так быстро. Им вообще не положено там быть!

Она подталкивает мясо к проёму с помощью швабры. И хотя Эллен выглядит измученной, трещинки на её губах кровоточат, лицо цвета глины, она снова прижимает ногой откидную заслонку.

Эм достаёт из кармана фартука бутылку воды и приходит в восхищение от того, как на неё устремляется взгляд девчонки. И когда она высовывает язык в бесполезной попытке увлажнить пересохшие губы… это тоже восхитительно.

– Возьми это, Эллен. Стряхни личинок и съешь. Тогда я дам тебе воды.

На какое-то мгновение Эм кажется, что упрямая девчонка собирается сдаться. Затем она произносит то, что произносит всегда:

– Я – веган.

«Ты сука, вот кто ты». Эмили едва сдерживается, чтобы не сказать этого вслух. Девчонка приводит её в бешенство, а тут ещё этот проклятый ишиас, который полночи не давал ей спать. «Наглая хитрожопая сука! ЧЁРНАЯ сука!»

Эм опускается на одно колено – спина прямая, так меньше боли – и берёт тарелку. Она не в состоянии подавить тихий вскрик отвращения, когда личинка заползает ей на запястье. Она, не оглядываясь, несёт тарелку наверх.

Родди сидит за кухонным столом, читает монографию и грызёт орешки с сухофруктами из гранёной стеклянной миски. Подняв глаза, он снимает очки для чтения и массирует переносицу.

– Нет?

– Нет.

– Так. Хочешь, я отнесу ей последний кусок? Я вижу, как сильно у тебя болит спина.

– Я в порядке. Всё тип-топ. – Эм наклоняет тарелку. Гниющая печень соскальзывает в раковину. Она издаёт хлюпающий звук: плюх. На руке Эм ещё одна личинка. Она стряхивает её и с помощью вил для мяса отправляет испорченный кусок в измельчитель отходов, пропихивая его энергичными резкими тычками.

– Спокойно, – говорит Родди. – Спокойно, Эм. Мы готовились к этому.

– Но если она не будет есть, значит, придётся найти ей замену! Ещё слишком рано!

– Мы будем предельно осторожны, и мне невыносимо видеть твои страдания. К тому же, нам может подвернуться подходящий кандидат.

Эм поворачивается к нему.

– Она выводит меня из себя.

«Нет ничего безобиднее, чем раздражение, моя дорогая, – думает Родди. – Ты злишься, и я думаю, девчонка это понимает. Она также может понимать, что гнев – это единственная месть, на которую она может рассчитывать». Он ничего не говорит, только смотрит на Эм тем взглядом, который она всегда любила. Не может не любить, даже после стольких лет. Родди встаёт, обнимает её за плечи и целует в щёку.

– Моя бедная Эм. Мне жаль, что тебе больно, и жаль, что приходится ждать.

Она дарит ему улыбку, которую он всегда любил, и не может не любить. Даже сейчас, с углубляющимися морщинками вокруг её глаз и в уголках рта.

– Всё получится.

Эм включает кухонный измельчитель. Он издаёт голодный скрежещущий звук, не сильно отличающийся от звука измельчителя в подвале. Затем она достаёт из холодильника свежий кусок печени.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я этим занялся? – спрашивает Родди.

– Абсолютно.

5

В подвале Эм опускает тарелку с печенью на пол. Позади неё ставит бутылку воды «Дасани». Эллен Краслоу встаёт с матраса и загораживает проём ногой, прежде чем Эм успевает взять швабру. Она снова говорит.

– Я – веган.

– Я думала, мы уже определились с этим, – говорит Эм. – Подумай хорошенько. Это твой последний шанс.

Эллен смотрит на Эм затравленными, глубоко посаженными глазами… затем улыбается. Её губы трескаются и кровоточат. Она произносит спокойно, без запальчивости:

– Не лги мне, женщина. У меня не осталось никаких шансов с тех пор, как я очнулась здесь.

6

На следующий день приходит Родди. На нём его любимый спортивный пиджак, который он всегда надевал на съезды и симпозиумы, где ему предстояло выступать с докладами. Благодаря видеонаблюдению он знает, что печень всё ещё лежит снаружи клетки, но тарелка сдвинута. Они с Эм наблюдали, как девушка, лёжа на боку и прижавшись плечом к прутьям, пыталась дотянуться до воды. Разумеется, ей это не удалось.

Родди держит запрашиваемый ею салат. Он никогда не стал бы дразнить животное в клетке, но эта девушка действительно приводила его в бешенство. Дело не только в её непоколебимом спокойствии. Дело в том, что она впустую тратит их время.

– Без заправки. Нам бы не хотелось нарушать твои диетические принципы.

Родди опускает миску, отмечая неприкрытое вожделение на лице Эллен, когда она смотрит на салат. Он проталкивает шваброй салат к ней в клетку. Он мог бы позволить ей поесть, прежде чем избавить от страданий. Но, подумав, решил поступить иначе. Она разозлила Эмили. Он заталкивает миску в клетку. Эллен берёт её.

– Спасиб… – Её глаза расширяются, когда девушка видит, как он суёт руку под пиджак.

Это 38-й калибр. Не очень громкий, к тому же подвал звукоизолирован. Родди стреляет в неё один раз, в грудь. Миска выпадает из рук Эллен и разбивается вдребезги. Помидоры черри разбегаются в разные стороны. Когда Эллен падает, Родди просовывает руку сквозь решётку и пускает ещё одну пулю ей в голову, просто для верности.

– Какая пустая трата времени, – говорит он.

Не говоря уже о беспорядке, который придется убирать.