Игра

Глава 27. Когда всему находится свое место

Вернее, как высказался позже Калей, это клад нашел Савона. Тот встал с каменной кромки площадки, на которой они сидели, подошел к склону, в котором темнел вход в пустую пещеру. Прошел вдоль него, заглянул за окаймляющие его камни, прошел дальше, споткнулся, чтобы не упасть оперся рукой о стену и провалился внутрь нее.

Все вскочили и побежали ему на помощь, но Савон упал удачно и не пострадал. Яма, в которой он оказался, была глубиной метра полтора — ему по грудь, и размерами примерно два на два метра. Она напоминала ящик, встроенный в склон и прикрытый сверху муляжом скалы — выполненным довольно искусно. Куски, в изрядном количестве валяющиеся на тщательно выровненном дне выглядели в точности как обломки камня, но, судя по весу, были сделаны из гораздо более легкого материала.

Савон стоял посередине ямы, над ним нависал кусок уже настоящей скалы. Он, не обращая на нее внимания, рылся в содержимом клада. Остальные столпились на краю ямы, пытаясь хоть что-то разглядеть.

— Отойдите со света, — буркнул Савон через пару минут.

— Ты не ушибся? — невпопад спросил его Калей. Никто и не подумал отодвинуться.

— Нет, не ушибся, — послышалось из ямы. — Стукнулся только.

Еще какое-то время Савон шуровал по углам, отыскивая возможные тайники, потом подошел к краю и поднял руки. Савон и Раин помогли ему выбраться.

— Клад старых сапог, — предупреждая все вопросы сказал Савон и, отойдя к краю площадки начал отряхиваться. Руки его были пусты.

Раин спрыгнул в яму вместе с Паволом. Определение Савона оказалось очень точным — основное содержимое клада составляла старая обувь: башмаки, сапоги и всевозможные плетенки, которые носила на ногах голытьба. Помимо этого наличествовала старая одежда — пара плащей, пояса и несколько бесформенных кусков ткани, от старости слипшаяся и сросшаяся. Когда ее поднимали, во все стороны летела пыль.

В одном из углов на возвышении стояла пара высохших ламп, тарелка и кувшин — пустой и ничем не пахнущий, в чем немедленно убедился Раин. Больше в яме решительно ничего не было.

— Издевательство какое-то, — пробормотал Павол, выбираясь из ямы.

— Ожидания не оправдались, — откликнулся помогавший ему Савон. — А, собственно, что мы ожидали-то? Волшебные мечи, лучевые копья и посохи левитации? Раин, ты там присмотри себе сапоги, может найдешь крепкую пару? А то твой опять каши просит.

Раин хотел было огрызнуться, но потом передумал. Савон был прав — его правый сапог начал рваться. Вздохнув, он вспомнил, как мама всегда говорила, что обувь на нем буквально горит. По ее словам он всю свою жизнь как-то неправильно ставил ногу.

Сапоги, как ни странно, нашлись — добротные, с квадратными носками и невысокими голенищами. Он тут же их примерил, они оказались впору и он тут же переобулся в них.

— Мародер, — хихикнул наблюдающий за ним Калей.

— Ага, — махнул рукой Раин. — Больше никому ничего не надо?

— Лампу, — снова хихикнул Калей. — Вдруг там джинн сидит.

Раин взял лампу, посмотрел — медная, довольно хорошей работы. Потер. Джинна на месте не оказалось.

— Да оставь, таскаться с нею еще, — сказал Павол. Он был мрачен.

— Не-не, возьми, в Мории пригодится.

— Да ее и заправить-то нечем!

— Ничего, найдем.

С помощью Павола Раин вылез наружу.

— Надо Феликса позвать, пусть гномы оценят эти… сооружения.

— А где он?

Они посмотрели с края площадки.

Пирон стоял у озера — словно отдыхал. Смотрел на воду, не шевелился. Обычная его поза — стоит вроде как изваяние, но всегда готов действовать. Стальф забрался на уступ, подступающий к самому озеру — всматривался в противолежащий берег. Гера с разведчиками видно не было, что и неудивительно — противоположный край долины тонул в дымке, а они должны были идти туда.

Феликс с гномами оказался совсем неподалеку — обследовали сооружение, напоминающее несколько поставленных друг на друга кубиков. Немаленьких, надо сказать, кубиков — с ребром примерно в метр. Увидев друзей, Феликс махнул им рукой, потом, уразумев, что его зовут быстро зашагал в их сторону. С ним пошел Гонд, Фоли остался рассматривать кубики.

Хотя расстояние между ними было невелико, поход занял немало времени — тропа, соединявшая уровни, все так же петляла, норовя спрятаться. Наконец, гномы присоединились к ним.

— Ну, вот кто так делает? — отдуваясь, сказал Феликс. — А если понадобится сюда отряд быстро перебросить? Надо тебе вверх, а идешь вниз, как дурак…

— Тут, возможно, и более быстрый способ перемещения есть, — сказал Савон, подводя его к склону с потайной ямой и пещерой.

Обследование надолго не затянулось. Феликс и Гонд по очереди слазили сначала в пещеру, причем гном там застрял минут на десять, что-то его заинтересовало. Яму они обследовали очень быстро, Гонд вылез оттуда с охапкой камней — остатков скрывающей ее стенки.

— Ну да, пористая глина, — заявил Гонд, рассматривая их. — Мы тоже так иногда делаем, если что-то спрятать нужно. Вот, — он провел пальцем вдоль края одного из кусков, потом поднял его. — Видите?

— Чего? — спросил немного сбитый с толку Калей. — Ничего не видим.

— Правильно. Ни пыли, ни осколков. То, что внизу — это не обломки стены, а сама стена. — Он порылся в куче вытащенных обломков, вынул оттуда еще один кусок и приложил к первому. Они слились, словно были единым целым. — И так каждый с каждым. Можно подобрать их и всю стенку обратно восстановить.

— Может, сделаем так? — предложил Калей. — Все ж мы тут поломали все. Вдруг дождь… намочит тут все.

— Хочешь два дня здесь провозиться? — ехидно спросил его Савон. — Флаг в руки. У меня такого времени нет.

— А когда этот тайник сделали? — спросил Раин.

— Укрытие из этих камней — лет десять назад, — сказал Гонд. — А саму яму могли и сто лет назад выкопать. Скала ведь, она полностью закрытая. Дождь не мочит, ветер не точит. Прямое в таких условиях надолго прямым останется.

— Ну, закрытое это было до нашего появления, — буркнул Калей. — Может, все же закроем? А то пришли, как Маша к медведям.

— Да уймись уже, — в сердцах сказал ему Савон. — Это клад не того калибра, чтобы кто-то по нему плакал.

— Тут интереснее, что это вообще такое, — сказал Раин. — Зачем сооружать тайник для старой одежды?

— Его, скорее всего, не для нее соорудили, — рассудительно сказал Феликс. — Кстати, Гонд, а ты что в той пещере увидел? Чего там так надолго задержался?

Старик гном помолчал, потом сказал, медленно выговаривая слова:

— Мы так свои жилища делаем.

— Чего-чего?

— Это гномское жилище.

Воцарилось молчание, которое через некоторое время прервал Феликс.

— Объясни…

— Есть некоторые вещи, по которым это можно определить. Например отверстия в потолке, которые для освещения. Их прорезают так, чтобы свет падал равномерно все время, пока светит солнце. Чтобы не было темных углов в комнате. Еще у нас всегда спальня слегка ниже по уровню, чем остальные комнаты. То есть, пол там ниже. Здесь именно так сделано.

— И давно вы так свои дома делаете? — ошарашено спросил его Савон.

— Всегда так делали.

— И этот… эта пещера… она как, старая?

— Лет пятьсот ей, — быстро ответил Гонд.

Феликс выдохнул.

— То есть в Эфе жили гномы?

— Получается так. Как минимум одна семья. Такой дом только для семьи делают. Одиночки по-другому живут.

Савон выдохнул.

— Хорошие дела. Давайте еще поищем, может найдем такие…

— Подожди, оборвал его Феликс. А одежда в тайнике какая?

— Не наша, — отрезал гном. — Больше ничего нашего тут нет.

Он замолчал, словно обиделся — отошел к краю площадки, потом, не оглядываясь, пошел вниз.

— Чего это с ним?

— Не знаю, — сказал Феликс. — Дерганый он в последнее время стал.

Делать больше было нечего, и они гуськом пошли вниз.

— Феликс, а вы тут что-нибудь нашли? — спросил Раин, когда они остановились отдохнуть на широкой галерее, огибавшей струи водопада. Было прохладно, дышалось очень легко. Вдоль стенки под широкими окнами стояли каменные тумбы, на них удобно было сидеть.

— Нет, — откликнулся тот. — У нас успехи существенно меньше, чем ваши. Статуя, нечто, напоминающее мол, но небольшой — видимо для прогулочных лодок. Дорожки и куча ровных площадок. Фоли считает, что все это фундаменты. Остальное, если он прав, конечно, давно сдуло в озеро.

— И что, никаких там надписей, узоров, рельефов и так далее? — спросил Калей. — В городе типа такого их валом должно быть.

— Ну, что-то есть. Вокруг озера идет вот эта дорога — ее с натяжкой можно назвать набережной. Там кое-где сохранились ступени в воду, и остатки перил и еще чего-то в этом роде. Там орнаменты есть. Но бедные какие-то. Или, сказать проще — минималистичные. Чисто геометрические, но сделаны хорошо и точно. А надписей, граффити и прочего — нету. Не рисовали они их.

— Ты ж сам говорил, что любая высокоразвитая цивилизация должна оставлять за собой специфический мусор, — сказал Калей, болтая ногами. — Черепки там и прочее.

— Ага, — согласился Феликс. — Должна. Я такое говорил и продолжаю на этом настаивать. Более того, я продолжаю настаивать, что такой большой город — а жило в нем, видимо, не менее тридцати тысяч жителей — должен был как-то снабжаться, а также производить и утилизировать мусор. Понимаете? Тридцать тысяч рыл — это ж не просто единички в отчете. Это тридцать тысяч завтраков, обедов и ужинов, и все должно быть доставлено, порезано, приготовлено, подано и… так далее. Потом — одежда, обувь…

— Так может с этим всем то же самое произошло, что и с домами? — сказал Раин. — Рассыпалось в пыль, а пяль эту сдуло в озеро. Идеальная вписанная в природу цивилизация.

Феликс молча уставился на Раина. Тот пожал плечами.

— Чего еще?

— В твоем предположении есть рациональное зерно, — насмотревшись, сказал Феликс. — Как это ни удивительно, но это надо признать. Если представить себе, что они были настолько загнуты на том, чтобы в один прекрасный момент исчезнуть, не оставив следов — тогда это весьма рациональный ход.

Все оглянулись на единственного в команде толкиениста.

— Ну, — протянул Савон. — В принципе такое возможно. По книгам эльфы ушли на Заокраинный Запад, не оставив следов. Если условие не оставлять следов было принято ими всерьез, тогда…

— Кем принято? — встрял Калей.

— Кем, кем, — буркнул Феликс. Его настроение мгновенно испортилось. — Тутошним господом богом, кем еще.

— А, вон ты о ком, — беззаботно откликнулся картограф. — Но тогда получается, что эльфы — тю-тю, следов не оставили и можно о них не беспокоиться?

— Может так, а может и нет, — Феликс продолжал хмуриться. — Я тут ни на что вообще не поставлю ломаного гроша, существует оно или нет.

Он вздохнул и сделал выпад, словно хватая кого-то за шкирку.

— У меня иногда возникает впечатление, что тутошний демиург, да умножатся бесконечно его дни, сам еще не решил, в какой мир нас засунул. Экспериментирует. То магию нам организует, то вот это. И смотрит, что получится. А потом — бац и…

— Что бац?

— Заново эксперимент поставит. С другими героями. Игроков-то много, недостатка в подопытных кроликах у него не будет.

— А нас тогда куда?

Феликс сделал руками движение, словно сворачивал кому-то шею.

— Твой оптимизм всегда меня поражал, — сказал Раин. — Но мне сейчас совсем другое представляется.

— Что?

— Помните разговоры — Стальфа, Рика, Пирона. Какая-то опасность надвигается. Все ждут каких-то событий — уже скоро, в будущем году. И нам суждено принять в этих событиях самое непосредственное участие.

— И что?

— Да ничего. Вот представьте себе — прошло лет десять. И что мы будем иметь в итоге? Ну, Павол понятно — он продвинется по военной части. Будет генералом, великим полководцем и все такое прочее.

Калей — начальник королевской картографической службы, не меньше.

Феликс… и не смотри на меня волком, пожалуйста, всем и так все понятно. Король Мории, глава всех гномов Средиземья. Савон…

— Главный королевский повар? — с кривой ухмылкой перебил его Савон.

— Зачем повар? Ты, скорее всего, наконец-то исполнишь свою давнюю мечту — исходишь свое любимое Средиземье, настоящее Средиземье вдоль и поперек. Побываешь везде, где только хочешь…

— Ну, это лучше, — одобрил Савон.

— А ты небось в главные королевские маги метишь? — ехидно спросил его Феликс. — Школу свою учредишь, книжки толстые напишешь…

— А что, — скромно сказал Раин. — Это, конечно, не король Мории, но тоже неплохо! Если вспомнить, с чего начинали…

— Да уж, — воскликнул Калей. — Может тогда ну ее, Морию? В смысле — Летописный чертог и возможное возвращение домой. В нашем мире у меня точно не будет такой карьеры! Да и ни у кого из нас…

Все негромко рассмеялись — словно тяжесть с них спала.

— Все же, надо попробовать и в Морию тоже, — сказал наконец Феликс. — То, что сейчас нам описал будущий верховный маг будет тогда нашим планом Б, договорились?

Продолжая посмеиваться, друзья спустились на берег озера. Там их ждали гномы.

— Что определил? — спросил у Фоли Феликс.

— Непонятно, — ответил гном. — Просто пять камней, правильной формы, старых. Стоят просто так — ни к чему не приспособлены. Но поставлены хорошо, все точки опоры устойчивые. Долго еще простоит.

Когда они подошли к Пирону, тот потребовал подробного отчета о походе. Слушал внимательно, от него ничего не утаили.

— Клады, значит, есть, — сказал он, наконец. — Но этих ваших колдовских штук там нет?

— Нет. Никаких.

— Как считаете, где-то в других местах они есть?

Ребята переглянулись. Ответил Савон.

— Я думаю, что нет. Конечно, сказать наверняка нельзя, но если даже и есть — мы их очень долго искать можем.

Пирон кивнул, потом окинул взглядом долину.

— Место, где вы спустились, — медленно сказал он. — Там была возможность идти поверху дальше?

Павол покачал головой.

— Мне кажется, что нет. Хотя, если учесть, как хорошо тропа замаскирована и то, что ее продолжение мы все время находили случайно — может быть. Завтра можно будет попробовать…

— Нет, — отрезал Пирон. — Завтра с утра мы отсюда уходим. Отдыхать не будем.

— Если нужна подробная карта этого места, то можно было бы на день остаться, — вякнул было Калей.

— Нет, — повторил Пирон. — Завтра уходим с утра. Готовьтесь. Рисуйте карты до вечера.

Солнце почти село, на воду легли длинные тени. Радуги погасли и, хотя каскады падающей воды все так же притягивали взгляд, место утратило часть своего волшебства. К тому же стало прохладно.

— Вообще говоря, жить в таком сыром месте постоянно — прямой путь к туберкулезу, как мне кажется, — заметил Феликс, когда они укладывались. — Но меня еще другое смущает. Можно себе представить, насколько красивые тут стояли дома и как хорошо они были вписаны в окружающий пейзаж. Но такая красота, окружающая тебя все время должна, как мне кажется, утомлять.

— Почему? — спросил Раин.

— Хмм, хороший вопрос, — ответил Феликс. — Я отвечу с помощью аналогии. В школе нас возили на экскурсию в Москву, и там мы посетили Оружейную палату. Кто-нибудь в ней был?

Никто не отозвался.

— Тогда вам придется поверить мне на слово. Понимаете, там все — божественно. Бесподобные оклады икон, шапки-короны, царские наряды, скипетры, ларцы, все это необыкновенно красивая работа, подлинная старина. И вот меня там хватило всего на один зал. То есть я в первом зале охал, ахал и удивлялся, а потом у меня просто все словно отключилось. У восхищения и удивления тоже есть какой-то предел. Если его перейдешь — все.

— Ты там что, только один зал видел?

— Нет, я прошел все, но воспринял только один. Остальные — просто прошел. Они у меня в душе ничего не оставили.

Савон почесал в затылке.

— Ты к чему это вообще?

— Ну, вот смотри. Я туда пришел. По идее, мне надо было выделить на эту палату недели две. То есть пришел, посмотрел, ушел, пока не пресытился. Погулял, на следующий день — еще раз пришел. Тогда все как-то нормально в голове уложится. И я буду восхищаться, вспоминать и переживать заново.

А вот если там жить… ну, через некоторое время просто перестанешь воспринимать красоту как красоту, понимаешь? Это станет нормально, а красота — это все же нечто, отличное от нормального. Как и уродство. И вот, ты в Эфе, здесь божественно, но когда ты выйдешь за ее врата — там нормально для нас, а для жителя Эфы это будет уродство. А красота из его жизни тогда просто исчезнет, понимаете?

— Не-а, — ответил Калей. Слушал он, впрочем, невнимательно.

— Объясни еще раз? — попросил Феликса Раин. — Чего-то в голове мелькает, но не понимаю.

— Ну вот сам подумай, — терпеливо сказал Феликс. — Ты живешь в обыденности. Это совершенно нормально. Это то, что ты воспринимаешь каждый день. Обычные лица, обычные дома, городская природа без особой красоты и так далее. Потом заходишь, скажем, на помойку — это хуже обычного. Потом идешь в Оружейную палату или приходишь в такое вот неописуемо красивое место, как Эфа. Это — лучше. Помойка и Оружейная друг друга уравновешивают, потому, что они — крайности восприятия. Середина — между ними.

А теперь представь, что середина у тебя — вот здесь. Тогда тебе обычная жизнь, обычный пыльный лес, заросшее тиной озеро, покосившийся забор — все уродство. А уж свалка или помойка — полный аллес. А что тогда надо делать, чтобы получить положительный заряд? Где будет здешний музей и что в нем мы можем увидеть?

— Ты не учитываешь, что построили это все, скорее всего, не люди, а эльфы, — откликнулся Савон. — А эльфы, если они тут те же самые, которых Толкиен описал, от людей отличаются очень сильно. В частности — своей памятью.

— Ты о чем?

— У них у всех есть память о том, что было в Валиноре. И эта память — живая, в отличие от нашей. То есть, они ее переживают, снова и снова. А по преданию, Валинор — красивейшее место на земле. Светящиеся деревья, белый град Тирион, леса, в которых можно встретить бога… это сразу же задает основу мировосприятия. И все остальное воспринимается как искажение первозданной красоты. И все усилия должны быть направлены на то, чтобы эту красоту вернуть — хотя бы частично.

— Интересно, — отозвался Феликс и зевнул. — Но мне кажется, что это путь тупиковый. Идеала не достигнешь, а вот ситуации, когда улучшить то, что есть уже невозможно — запросто. И что делать? Останавливаться? Это трудно, если тебя вперед жажда приближения к идеалу гонит. А если приблизиться уже нельзя — тогда придется…

Он замолчал.

— Чего придется?

— Тосковать, хиреть и все такое.

— Ну, так они и тосковали. И уплыли-таки все. К себе, на Заокраинный Запад.

— То есть сдались. Тоже мало хорошего.

— Почему сдались. Не сдались.

— Феликс, ты неправ, — вступил в разговор Раин. — Что им надо было сделать, чтобы не сдаваться? К помойкам привыкать? Это глупо. И это как раз и есть то, что называется сдаться. Или все сделать прекрасным, как Эфа? Они, скорее всего, пытались делать именно это — пока не поняли, что это невозможно. И потом еще долго пытались. И, наконец, уплыли. Смирились, но не сдались.

— Хорошая фраза, — саркастически заявил Феликс. — Готов согласиться с нею. Но это не продвигает нас вперед.

— В смысле?

— В смысле понимания текущего момента.

— Нет, не продвигает, — вздохнул Савон. Возражать ему не стали, закутались в одеяла и скоро уснули — под непрерывный плеск и журчание водопадов.

Поспать до утра им не удалось. Посреди ночи их разбудил Павол.

— Ребята, извините — но это нельзя пропустить, — тихо говорил он, расталкивая крепко спящих друзей. — Просыпайтесь.

Оказывается, не спал весь отряд. Полная луна бросала свет на долину, он рассыпался на струях водопадов. В небе стояла настоящая лунная радуга. Противоположный склон будто полыхал — оказывается, по нему вода стекала сплошным колеблющимся тонким потоком.

Смотрели долго. На самом берегу стоял Стальф, он медленно поворачивал голову, словно стараясь ничего не упустить из открывающейся картины. Пирон сидел в своей любимой позе, откинувшись на невысокий камень, неподвижный, только глаза блестели. Остальные — кто сидел, кто лежал, кто стоял, кто ходил — все впитывали в себя окружающее волшебство.

Когда уснули снова — никто не помнил.

Проснулись рано. День обещал быть пасмурным. Ночная картина заворожила всех настолько, что поутру по сторонам почти никто не смотрел. Собрались быстро — Пирон распорядился огня не разжигать, перекусить тем, что есть на руках и идти вокруг озера к выходу из долины.

Поднимались к нему полдня — дорога вилась по склону, обходя рощицы стройных остроконечных елей и каменные выступы, в одном месте они прошли за водопадом — тот дохнул на них густой влажной прохладой. Дышалось легко, и тяжести на сердце не было — казалось, что каждый уносит с собой красоту этого места, сожаления не чувствовалось.

Наверху тракт вышел в распахнутые листьями ворота — точной копии тех, через которые они вошли в долину. Когда они оглянулись, выглянуло солнце и водопады вновь заиграли всеми цветами радуги. Каждый покидал Эфу с улыбкой на лице, и стерлась с лиц она не скоро.

Сразу за Воротами Листьев дорога поворачивала к югу. Густой и чистый лес, окружающий долину Эфы, скоро разорвался каменистыми холмами, распался на небольшие рощи.

Вдалеке встала неровная горная стена. Мглистый был уже близко.

Дорога шла почти прямо на юго-восток, но выглядела гораздо хуже, чем раньше. По ней, то по центру, то ближе к краям шел гребень, высотой кое-где достигавший колен, словно что-то из-под дороги пыталось вырваться на воздух. Обочины были неровные, плиты потрескались и раскрошились. Фоли, обследовав дорогу, заявил, что камни все так же прилажены друг к другу и желают лежать рядом, но что-то им мешает это делать. Что именно Фоли не пояснил, Гонд же, слушая эти объяснения, только яростно фыркал.

Ночной привал Пирон решил сделать пораньше. Для него выбрали небольшую дубовую рощицу у высокого холма, который Раин окрестил Полковником. Савон занялся ужином, а Калей, едва скинув мешок, подхватил свою торбу и бросился наверх — рисовать. Раин едва поспевал за ним.

По дороге к вершине стояли два камня — между ними как раз было место для прохода. Калей, набрав скорость, проскочил — и вдруг рухнул, как подкошенный, издав тонкий жалобный крик. Раин бросился к нему — тоже пролетел между валунов, почувствовал что-то странное, будто ветер сменил направление, но и только. Бросился к лежащему картографу, перевернул его на спину. Калей был без сознания, но дышал, крови нигде не было.

Сверху затопали — Раин сжался, но это был Мирт, посланный Пироном в дозор. У него была фляга из бычьей кожи — они брызнули на лицо Калея, потом Раин осторожно похлопал того по щекам. Калей открыл глаза.

— Ты живой?

— Я? — переспросил тот. — Вроде бы. Что это было?

— У тебя спросить надо! Ты бежал наверх, пробежал между камней и свалился. Я думал тебя колдун достал!

— Какой еще колдун? — занервничал Мирт. — Тут нет никого. Я видел все сверху. Просто споткнулся он…

— Да нет, его ж в сторону снесло, будто ветром.

— Ничего не помню, — отдуваясь, сказал Калей. Он глотнул водички, прокашлялся. — Будто что-то меня в бок стукнуло.

Мирт выпрямился и подал сигнал. Минут через десять к ним прибежал Пирон, Гер и Мирт ушли за холм прочесать окрестности. Чуть позже к ним подошел Стальф.

— Да все со мной нормально, — ворчал Калей, но старик не дал ему встать, пока тщательно не исследовал. Констатировав, что на теле картографа нет никаких следов попадания чем бы то ни было, Стальф повернулся к Пирону.

— Думаю, что ничего страшного. Это не колдун.

— Конечно нет, — проворчал Калей. — Встать мне можно?

Пирон кивнул. Внимательно посмотрел на поднявшегося картографа.

— Что-то необычное чувствуете?

Калей поворочал головой, сделал пару приседаний, наклон, помахал руками.

— Все на месте, — объявил он.

— Ну-ка, пройдите тут еще раз.

Калей, ежась, прошел между валунов. Ничего не произошло. Потом вернулся — с тем же результатом.

— Ну ладно, — сказал Пирон. — Будем считать, что тревога ложная.

Калей, еще раз для верности подвигав плечами, пошел на вершину Полковника, Раин поплелся за ним. Феликс, прибежавший на суматоху, присоединился было к ним, но, посмотрев в разные стороны, пошел с гномами куда-то в лощину справа. Калей уселся на вершину холма и начал рисовать, Раин сначала сел рядом, потом прилег, глазея в небо. Разговаривать не хотелось.

Минут через десять он посмотрел на Калея. Тот вел себя странно — отложил свои карандаши и свитки, вытянул руки перед собой и щелкал пальцами. То правой руки, то левой, то обеими.

— Ты чего?

— А, — будто очнулся Калей. Посмотрел на Раина. — Ты ведь там прошел, мимо камней?

— Да.

— Было с тобой что-то?

— Нет.

— Совсем-совсем ничего?

— Совсем. Так, будто подуло что-то. А у тебя что?

Калей усмехнулся. Глаза у него были дикие.

— У меня автокарта на минуту вернулась.

— Чего!!!

Раин торопливо щелкнул пальцами. Ничего. Еще и еще раз, потом сначала мысленно, потом вслух сказал все коды, которые помнил. Опять ничего.

— Блин…

Калей тоже щелкнул пальцами и уставился в пространство перед собой.

— Все, нету больше ничего. И знаешь, она странная какая-то была. Обычно ведь она слева — если надо окрестности показать, и на все поле зрения — если маршрут. А у меня — окрестности на все поле… и там было то, что впереди, далеко.

Он потряс головой, схватил лист и начал лихорадочно чиркать.

— Дорога прямо, потом плавно уходит на юг, а потом раздваивается, там еще мост… кажется. И то ли город, то ли поселок. И горы — там, дальше они близко к дороге подходят. Озеро большое. И…

— Что?

Калей, не обращая на него внимания, лихорадочно рисовал.

— Кажется, Мория тут. Вот ответвление дороги, еще… не знаю, поселок, что ли, небольшой. И вход. А вот здесь — другая дорога, но не торная. Едва обозначена.

Раин старался ему не мешать, Калей тянул по листу линии. Потом бросил карандаш, снова вытянул руки перед собой и щелкнул пальцами.

— Ничего, — сквозь зубы выдохнул он, закрыл глаза, словно медитируя. Потом взялся что-то исправлять. Раин сидел тихо, стараясь не сбивать его.

Наконец Калей выдохнул и отбросил карандаш.

— Все. Вот, что запомнилось.

Раин впился взглядом в лежащий перед ним лист.

— Это что у вас тут? — услышал он вдруг голос Феликса. Раин протянул ему карту. Феликс глянул мельком, потом глаза его округлились. Он посмотрел по сторонам.

— Откуда?

— Помнишь, Калей упал?

— Ага.

— К нему автокарта вернулась. Когда он между этими камнями пробежал. Правда ненадолго… Но он успел карту нарисовать.

Калей молчал, вся его фигура излучала довольство. Феликс дошел до камней, внимательно их осмотрел, обошел. Потом прошел между. Покрутил головой, потом прошел еще раз.

— Не работает, — объявил он. — Дело, видимо, не в камнях.

— А в чем?

— Наверное, Калей сильно ударился. Головой. Попробуй теперь ты.

— Я же серьезно! — Раин решил не обижаться.

— В нашем положении, — заявил Феликс, — просто невозможно оставаться серьезным. Дела, похоже, пошли вразнос.

— Почему ты так решил?

— Давай Савона позовем, — вместо ответа сказал Феликс. — И Павола. Нужно переговорить.

— Павол на дежурстве, его Пирон вперед услал. А Савон ужин готовит.

— Тогда подождем. Калей, ты карту нарисовал?

Калей кивнул на листок, который Феликс держал в руках.

— Ты это собираешься Пирону показать?

Картограф поежился.

— А что?

— А он спросит, откуда у тебя эти сведения? Что ответишь?

— Что отвечу? — переспросил Калей. Он как-то сразу потух и сник.

— Нечего тебе ответить будет, — сказал Феликс внушительно. — Так что вот это показывать пока никому не нужно. А ты рисуй карту окрестностей. Давай, не ленись.

Калей кивнул и пошел на вершину холма. Феликс смотрел ему вслед.

— Получается, что вот рисовал-рисовал он карты, и пришло к нему… такое, — сказал Раин.

Феликс пожал плечами.

— Получается. А ты мечтал-мечтал о магии, и получил ее. Я мечтал-мечтал о присоединении к королевской семье, и получил.

— Это Савон о магии мечтал.

— Бога не обманешь, — мрачно сказал Феликс. — Значит, не сильно он о ней мечтал. Больше о теплом местечке в трактире, да о карьере повара.

— Шутишь опять?

— Какие тут шутки. Не до шуток.

Выглядел Феликс и впрямь мрачно.

— Ты иди к Калею, — сказал он. — Я пока в окрестностях покопаюсь. Гном все-таки, надо реноме поддерживать. Потом поговорим.

Он ушел куда-то вниз, Раин, чуть помедлив и еще пару раз пройдя между камнями — один раз быстро, бегом, второй раз очень медленно — поднялся к Калею.

Тот старательно рисовал.

— Не возвращалось?

Не отрываясь от работы, Калей помотал головой.

— Но что-то в восприятии изменилось, — через пару минут сказал он. — Что-то не так, как раньше. Не знаю, как сказать.

Раин вздохнул и выглянул вперед. Склон холма, стоящего перед Полковником — его назвали Генералом, так как он был выше — стремительно пересекал Мирт. Увидев Раина, он сделал ему знак рукой — скройся, мол. Раин подчинился.

Поднявшись к нему, разведчик плюхнулся на траву.

— Я тут подежурю, с господином Калеем, — сказал он, — а вы сходите к Пирону и скажите, что Гер кажется, заметил кого-то.

— Ого, — выдохнул Раин и устремился вниз.

Пирон известию словно не удивился — кликнув Гесиора и Вусса пошел на склон. Раин сунулся было за ним, но его перехватил Стальф.

— Не торопитесь, — сказал он. — Там пока обойдутся без вас. А сейчас нам необходимо кое о чем поговорить.

Раин кивнул и покосился на Савона — тот хлопотал у костра, одним глазом кося на них. Но помочь он ему явно ничем не мог.

— Мы приближаемся к горам, вероятность столкновения с противником возрастает, — сказал Стальф. — Я только сейчас понял, что немного… переусердствовал в работе с небесной энергией.

— Почему переусердствовали?

— Она бесполезна в военном деле, — коротко ответил Стальф. — В случае столкновения нам придется, очевидно, использовать энергию земли. Как я понял, вы все это время работали именно с ней?

Раину оставалось лишь кивнуть.

— Вы освоили, помимо пускания огненных шаров, еще и полет, — продолжал Стальф. — Можете мне рассказать… и показать, как вы это делаете?

Они отошли подальше от лагеря. Раин взялся за посох.

— Когда я вращаю его, и впускаю в себя земную энергию, она превращается в вихрь внутри меня. Я его чувствую, но могу им управлять. То есть могу выпускать огненные шары, а могу воспользоваться его движением и… взлететь.

Говоря, Раин начал вращать посох. Ощущение огненного водоворота пришло почти сразу, он собрал его внутри, следя за дыханием, потом взлетел примерно на полметра. Повисел, потом попытался развернуться — это ему в итоге удалось, правда не полностью — так, что после приземления он оказался повернутым к Стальфу спиной. Он осторожно постарался погасить вихрь внутри себя и понял, что это ему не удается. Тогда он осторожно выпустил его: надул, как пузырь, потом, постепенно уменьшая скорость вращения, заставил сдуться. При соприкосновении с землей пузырь шипел, потом лопнул — но без особых последствий, разве что ветер поднялся.

Раин, стараясь сохранить охватившее его чувство эйфории, медленно повернулся к Стальфу и обнаружил, что тот держит перед собой тонкий золотой жезл — развернутую звездочку колдуна.

— Вы достигли немалых успехов, — одобрительно сказал он. — Я сейчас попробую поупражняться, а вы подержите это. Интересные ощущения.

Они обменялись артефактами. Стальф выдохнул и начал вращение, Раин отошел от него и вытянул жезл в его сторону. Почти тут же он ощутил вибрацию, которая явным образом была связана с посохом — усиливалась, если увеличивалась скорость его вращения и ослаблялась, если старик вращал посох медленнее.

Раин попробовал подвигать жезлом — влево, потом вправо. Жезл, как компас, норовил повернуться в сторону вращающегося посоха. А если попробовать вращать жезл — мелькнуло в голове Раина. Сказано — сделано, он осторожно крутанул тонкий золотой стебель. Сначала ничего не произошло — только вибрации усиливались и ослаблялись в зависимости от положения жезла, однако, когда скорость вращения увеличилась, жезл вдруг словно ожил — он дернулся вперед и вверх, едва не вывернув Раину кисть руки.

К счастью, ему удалось удержать его в руках — это спасло Стальфа, так как он в этот момент взмыл в воздух метров на пять в высоту. Старик этого явно не ожидал, посох выскочил из его рук и улетел в сторону. Однако старик не упал — Раин продолжал вращение жезла, каким-то шестым чувством угадав, что именно оно продолжает удерживать Стальфа. Движение стало прерывистым, Раин словно проталкивал тонкй золотой жезл через вязкую жидкость. Стальф медленно опускался, следя глазами за движениями Раина. Когда высота снизилась до метра, дыхание Раина пресеклось, а внутри что-то взорвалось — он едва успел увидеть, что Стальф спрыгивает на землю, после чего в глазах его потемнело и он вырубился.