— Держись, милая… все будет в порядке, дорогая, только…
Резкий крик боли прервал Офрессу. Ее девочка корчилась в постели всю ночь, а сегодня и вовсе не переставала изливать свои муки в страдальческих стонах.
— Мама… я… гха-ах!..
Старшая демонесса видела такую сцену уже не единожды. И могла помочь лишь после ее завершения. Пока у дочери не закончится приступ, зелья лечения бессильны. Всякий раз в столь тяжелое время сердце женщины переполняли ужас и страх: вдруг именно эти терзания ее чада станут последними?
Страшнее всего то, что даже любящая мать иногда срывалась на ужасные мысли. Не лучше ли смерть, чем такая боль?
— Мам… здесь… так пусто… мне нравится… запах… Ннгх!.. Хочу…
— Передохни, ветерочек, не напрягайся. Чего ты хочешь, дорогая?
Офресса не могла помочь ничем дельным. И все же она была матерью — и сдаваться, не испробовав каждый известный и неизвестный методы, не собиралась. Потому любую мелочь, которую хотела дочка, она выполняла.
— Чаю… нет, того отвара… нагрей воду, но не кипяти, разбавь. мне нравятся те. корни, помнишь? На столе в…
Девушка изошлась влажным, хриплым кашлем. На каменной тумбе рядом с ней стояли милые растения, что были добыты за самой границей города. Множество небольших цветков, похожих на крохотные колокольчики пурпурно-розового оттенка, усеивали стебель, у основания которого расположились большие стреловидные листья.
Офресса погладила дочь по голове, едва не дрожа от ужаса. Кашель был и раньше, но теперь вдобавок ко всему ее малышка хрипела.
— Конечно, сейчас сделаю. Потерпи немного, я скоро.
Демонесса вышла из комнаты, не закрыв дверь до конца, чтобы в случае чего тут же метнуться обратно. Конечно, она мало чем могла бы помочь — но это не повод не реагировать.
В то же мгновение, как матушка ушла на кухню, Федра, собрав все свои силы, оборвала лист с принесенных ей цветов… И принялась жевать. Медленно, планомерно, словно вытягивая каждую каплю растительного сока внутри.
«Только бы мама скорее принесла эту штуку…»
Прожевав и проглотив лист, она как могла спокойно улеглась обратно на подушки.
Боль каждый раз становилась все ужаснее — но не будь этой боли, Федра бы ничего не знала. Ни о себе, ни о ситуации вокруг нее.
Дар девушки был могуч. Несколько раз ей удалось услышать речь отца с неким человеком. Почтительное отношение Вуннара к собеседнику выдало в том самого императора. Однажды, проведя впоследствии почти септиму — семь жутких ночей — в тяжелых муках от болей в груди, она даже застала Тавана Айяра за работой в своем зачарованном поместье.
Великая семья Айяр — колыбель Чароломов — отвечала за создание барьеров и противодействие прочему колдовству. Их особняк был неприступен многие тысячелетия, оборонная система совершенствовалась с каждым новым главой семьи. И пускай волшебство в нем сильно пострадало, никто не мог войти внутрь без дозволения хозяев. И такой подвиг демонессы красноречиво говорил о силе ее дара.
Но за силу нужно было платить. Благополучием, комфортом. И, конечно, адской болью. Иногда во снах Федре казалось, будто в груди у ней не сердце, но пламя. Жгучее, рвущее. Иногда это чувство было похоже на утопление. Нет сил вздохнуть, позвать на помощь — и лишь судорожное дыхание говорило заботливой матери о том, что случилась беда. Но чаще ее боль была похожа на то, будто на грудь легли все тяготы целого мира, сдавливая хрупкую девушку и не давая ей дышать.
Уже почти четыре часа как демонесса корчилась от боли. На сей раз ей не повезло — ведь матушка вернулась домой лишь под утро, потому не сразу заметила неладное. И даже если она думала, что ничем не поможет, Федра так не считала. Ведь именно мама исполняет ее капризы в виде цветов и напитков. Но ей сказать, что все это не просто так, дочка не могла.
Как и обычно, она боялась, что родители запретят пользоваться даром. И, пожалуй, они были бы в некоторой степени правы, поступив так. Но с каждым откровением она ощущала, что становится ближе… к чему-то большему. К важному.
Вскоре Офресса пришла вновь, протягивая дочери кружку с теплой водой, куда были нарезаны корни какого-то растения.
Выпив все до капли, Федра попыталась улыбнуться, но лишь изошлась хриплым, почти булькающим кашлем.
— Детка! Держись, милая, ты сможешь…
— Все…
Не успев ответить, демонесса снова закашлялась. Приступ оказался таким сильным, что ей самой стало страшно. Хотя и не совсем из-за того же, почему беспокоилась матушка — Федра боялась, что не удержит только что выпитое и отвар придется просить снова. Используя все большее мастерство лукавства и манипуляции. Не могла же она рассказать, как несколько лет кряду лечила себя травами и кореньями из видений?
На самом деле, еще ни разу не вышло, чтобы явившиеся образы, названия, описания, да и вообще что угодно, не оказались полезны — рано или поздно.
— Кха… Прости, мам… Все будет нормально…
— Абсолют всемогущий, меня успокаивает моя дочка… Вот уж не думала, что доживу до такого, — демонесса аккуратно погладила щеку Федры и помогла ей приподняться над кроватью. Оперевшись спиной о подушки, в полусидячем положении молодая бола чувствовала себя немного лучше — причем даже вне обострений.
— Как это, думала что не доживешь? А кто будет заботиться о такой прекрасной и, — внезапно изо рта больной вновь вырвался кашель, — Кхе… могучей демонессе? Даже папа говорит, что у меня великое будущее.
Голос ее сейчас был тихим, слегка клокочущим, и все равно та позволяла себе шутить в подобном состоянии. По крайней мере таким образом она может показать матери, что все не так уж ужасно.
— Нахальная девчонка! — немного приукрашено ругаясь на дочь, Офресса правда успокоилась, хотя еще несколько минут назад суетливо волновалась в тщетных попытках не показывать своих переживаний, — Мы с отцом тебя не так растили! И вообще, хватит болтать, а то еще хуже станет.
Старшая демонесса со вздохом поцеловала дочь в макушку и присела на стул рядом, все еще выдавая нервозность в постоянном потирании кольца на руке.
Его подарил Вуннар Эованор своей будущей жене еще в те годы, когда та носила родовое имя Вилери.
Магические семьи — формирования исключительно людские, ведь абсолютно каждый не-человек был магом до Эпохи Конца. Ответа на вопрос, почему гости из иных миров, которых Обеллос принял как родных детей, более магически одарены, до сих пор нет.
Но среди бола, не относящихся к людям, можно было найти некоторые рода, где зачастую передавались особые силы. Известно, что всякий не-человек обладает сверхъестественной способностью влиять на реальность вокруг, и все же по обыкновению они весьма различны. Мощных среди них не так уж много, наследуемых — и того меньше.
Потому род Вилери и был особым в Эпоху Порядка: демоны, носившие эту фамилию, зачастую становились могучими пророками. Точнее, раз в пару-тройку поколений. Однако это не мешало им принимать в семью только таких же провидцев, как они сами, либо рожденных от демонов с подобным даром.
Ситуация с Вуннаром была несколько иной. Родители Офрессы погибли на стене, а дед и вовсе скончался при использовании своей способности. Потому не осталось никого, кто мог воспротивиться нарушению традиции. В Эпоху Конца завершалось многое, и старые порядки — в этом числе. Те из них, что утрачивали свою необходимость.
Подобные обстоятельства, конечно, не помешали находчивому юноше предложить руку и сердце прекрасной леди по законам ее рода. Несмотря на то, что демоны даже в таких особых случаях редко привержены общепринятому понятию о семье, преподнести кольцо как символ мистического Единства всех Доменов магии, а также просто в качестве ценного дара, было необходимо для вступления в семью Вилери.
И сейчас напоминание о тех днях успокаивало демонессу. Она надеялась, потирая то самое кольцо, которое муж выменял у лича Тифтара Безродного, что и для дочери наступит столь же светлая пора в жизни, какую можно будет вспоминать с теплотой.
Старшая демонесса спустя некоторое время заметила, что кашель стал реже, а на лице дочери постепенно исчезала боль.
— Хвала истокам… Как ты себя чувствуешь, дорогая?
Федра немного поерзала в кровати, чтобы размяться.
— Могло быть хуже… Но может быть лучше, если я выпью зелье.
— Ох, и правда. Прости, я на радостях, как всегда, забыла… — Офресса откупорила склянку с густым зеленым содержимым, пахнущим свежескошенной травой, и прислонила горлышко к губам дочери.
Та выпила все, что было возможно выпить, а затем облегченно вздохнула.
— Спасибо, мама. Я тебя люблю.
Такие простые слова. Но говоря их без тени страдания в голосе, Федра была столь же счастлива, как и ее матушка. Они обнялись друг с другом, выражая глубокую привязанность, так не характерную для обычных демонов.
— Детка, хочешь завтра позову кого-то домой? Декстер пару дней назад обмолвился, что давно не заходил, да и Зурия была бы рада тебя навестить.
— Можно, пожалуй… Хотя я бы сначала хотела встретиться с Зурией. Декстер чудо, но как ни придет — сразу что-то происходит. С моим везением я предпочту стабильность лотерее, — слабая улыбка украсила измученное, но уже облегченное лицо девушки, когда она думала о своих знакомых. Да, возлюбленного или партнера у нее не было. Но были друзья.
Зурия — одна из первых. Будучи почти ровесницей матери Федры, та знала ее и не раз посещала дом супружеской пары — как подруга семьи, и как подруга каждого из них.
Ауфиль стала навещать больную уже почти четырнадцать лет назад, когда та была еще не выше стула со спинкой. Сострадательное сердце гостьи всегда наполняло душу демонессы спокойствием и верой в будущее.
Декстер однажды пришел с эльфийкой, когда та затащила его в дом министра во время патруля — и увидел в Федре родственную душу. С ней он мог говорить часами, узнавая от начитанной девушки много нового, а она могла узнавать интересные вещи о мире за пределами пристанища своей чудо-семейки.
Все имеет цену. Иногда ее приходится платить, даже не зная о сделке. Иногда демонесса и сама не понимала, как много отдает за крохи, полученные от своего странного дара. Но внутреннее чутье подсказывало: останавливаться нельзя.
Ведь это она помогала Декстеру разбираться в видах монстров, сравнивая голодных волколаков с засадными хищниками.
Она вступила с дядюшкой Цваром в полемику об алхимии, из которой тот вынес новое осознание значений некоторых ингредиентов.
Она раскрыла в Ауфиль голос, позволив ей услышать пение демонессы.
И сейчас, даже после очередной неудачи, даже после глупых обрывков, она ощущала, что приближается к чему-то важному. Может быть к осознанию своих сил. Может быть к грандиозному открытию. А может быть к маленькому разговору, столь короткому, что он мог бы показаться бесполезным. Если не знать тех, кто его ведет.