В деловом районе на северо-западе Москвы, в одной из серых стекло-бетонных башен в небольшой комнатке на минус третьем этаже из капсулы виртуальной реальности, больше похожей на футуристичный вертикальный гроб из пластика, выбрался полуголый юноша лет двадцати пяти.
— Все собрались? — сильно прищурил он глаза, увидев за стеклом на противоположной стене толпу народу. Они мирно стояли в дальнем углу, понурив головы, и не мешали работать программистам, по воле их начальства обитавшим там. — Ладно, разберёмся.
В этот момент из соседней капсулы выбралась девушка примерно того же возраста. Заметив раздражение на лице юноши, она не преминула того ехидно спросить:
— Что, опять твои мальцы натворили делов?
— С чего ты взяла? — спросил в ответ юноша.
— А то я тебя не знаю? Такое выражение лица у тебя бывает лишь в одном случае, Герми.
Юноша с трудом сдержал в себе нецензурную фразу, едва не вырвавшуюся из его уст на уменьшительное от его имени. Ему не нравилась неминуемая ассоциация с главным женским персонажем поттерианы, новая экранизация которой чуть больше года назад снова покорила мир. Но говорить об этом сестре значит, с её точки зрения, признать свою слабость.
— У меня всё хорошо, — проведя полуминутный аутотренинг спокойствия и попутно одеваясь, ответил юноша.
— Ну да, ну да, — тем же тоном сказала девушка, уже полностью одетая. — Меня ведь не обманешь.
— Отец решил в этом месяце тебе премию выписать в две зарплаты.
— Правда? — разулыбалась девушка.
— Ага, правда, — ядовито усмехнулся юноша и добавил: — Необманчивая ты наша.
— Необманываемая, — сквозь зубы поправила девушка.
— Сама свои скороговорки произноси, — прежним тоном огрызнулся юноша, зашнуровывая кроссовки. — У тебя-то всё в порядке?
— У меня лучше всех! — гордо подняв голову, ответила девушка. — Мой отдел всё ближе к четвертой подряд бронзовой звезде.
— Ну и что тебе даст очередное звание «лучший начальник месяца»?
— Ещё один процент к премии, — посмотрев на брата как на идиота, ответила сестра.
— А с личной жизнью у тебя как? — спросил юноша, надевая очки. — Что у тебя там с… как его там?..
— Паша, — буркнула сестра.
— Так что с ним? — невинно спросил брат.
— Мы расстались, — раздраженно ответила девушка.
— Напомни, какой он у тебя за последний год? Седьмой? Восьмой?
— Слушай, тебе какая разница? У тебя не сегодня завтра жена родит…
— А я вынужден исправлять косяки своих подчинённых, — кивнул я. — Вот почему у всех нормальные, а у меня… такие.
— Какой генерал, такие и солдаты, — не преминула поддеть девушка. — Впрочем, справедливости ради, ты в этом плане исключение. И все задаются тем же вопросом, что и ты. Так что забей. Лучше скажи, как там Света? Ты ведь не сбежал от неё, по своему обыкновению даже ничего не сказав? Помни, Света…
— …твоя лучшая подруга, ты за неё мне голову оторвёшь и не посмотришь, что я твой старший брат, — меланхолично-роботизированно закончил за сестру юноша. — А ещё она моя жена и мать моего ребёнка. А в скором времени ещё и второго.
— И вы по-прежнему не знаете, кто у вас будет?
— Она не хочет. А мне абсолютно всё равно. И сына, и дочь я буду любить одинаково, ведь это мой сын или дочь.
— Да уж, два сапога пара, — пробормотала девушка.
— А третья нога — последствия Хиросимы, — не преминул вставить юноша любимую присказку отца. Сестра рассмеялась. Она всегда смеялась над этим. И как ей только не надоест?
— Ладно, я пойду, дел — невпроворот, новогодний корпорат тоже сам себя не организует… И почему эта обязанность всегда достается мне?
И, не дав ничего ответить, девушка вышла из комнатки. Впрочем, юноша и не собирался отвечать. За почти три десятка лет он успел выучить свою сестру намного глубже, чем «от и до». И пусть она младше его на одиннадцать минут, порой ему казалось, что её жизненная книга богаче минимум на пару десятилетий. Собственно, по количеству событий в ней, наверное так и было.
За стеклом что-то звонко упало, выведя юношу из размышлений. Сейчас ему надо было встретиться с отцом, а для этого необходимо пройти через компьютерщиков. И нет, он их не боялся, но там, в углу, со скорбными лицами стоял его отдел в полном составе, все семнадцать человек, что были сегодня на работе. И пройти мимо них, сделав вид, что не замечает тех, с кем работает бок о бок вот уже пять лет, он не мог. Вот только что-то подсказывало: стоит ему увидеть эти самые лица, как он с большой долей вероятности сорвётся и устроит им нагоняй прямо там. А это больно ударит по репутации всего отдела и лично его, как начальника, тоже. Поэтому он медлил, собирая все крупицы своего основательно подрастерянного и без того не идеального терпения.
Поняв, что из оставшихся двух капсул выходить никто не спешит и занять себя разговором с ними, кем бы они ни были, не получится, юноша пошёл к правой, как и его сестра, белой двери. Очень хотелось, уйти в левую, зелёную, за которой скрывалась лестница в зимний сад, но нельзя: отец наверняка его уже заждался, и он не любит, когда его игнорируют без веской на то причины. Да и подчинённые могут излишне расслабиться и подумать, что буря их миновала, а значит и продолжить дальше косячить. А этого допустить нельзя.
Короткий полукруглый коридор, ещё одна белая дверь — и юноша оказался в святая святых богов двоичного кода и джаваскрипта. Тихие, спокойные ребята, от них никогда не было проблем, все пять лет, что юноша работает в компании, о программистах он ничего плохого не слышал и иногда даже сомневался, а живые ли они вообще. Впрочем, частые посещения комнатки с капсулами именно через их отдел убеждали его, что они как минимум дышат.
Звонко упавшим оказалась стеклянная ваза, в которой ещё утром стояли тюльпаны. Уборщица в синей форме, завидев юношу, поспешила поскорее закончить с собиранием осколков и ретироваться.
— Герман Сергеевич, мы виноваты… — начал было один из стоявших в углу, но юноша его прервал, подняв руку в жесте «стоп».
— С вами мы ещё поговорим, — спокойным тоном начал он. Знали бы все присутствующие в этой комнате, каких трудов ему это стоило. — Так плохо подумать о таком хорошем человеке…
— Он гном, — буркнул кто-то в дальнем углу.
— Павлик, не доводи до греха. У тебя мама больна, что с ней будет, когда уволят?
Павлик не ответил, атмосфера вмиг стала напряжённой. Но продлилось это недолго: вновь зашла уборщица, принесла новую вазу и поставила в неё цветы. Как только дверь за ней закрылась, все семнадцать виноватых, не сговариваясь, решили посмотреть на своего начальника. И поняли, что буря если не миновала совсем (на что никто и не надеялся), то отложена на неопределённый срок.
— Идите к себе, — усталым тоном сказал юноша, открывая дверь. — Не надо мешать работать ни в чём не повинным людям.
Доехав на лифте до первого надземного этажа и выйдя по извилистому коридору в главный холл, молодой человек на минуту задержался у фонтана со статуей ангела, воздевшего руки к небу, прямо напротив дверей. Это напоминание о попытке организовать здесь теракт почти три года назад. Охрана на входе сработала хорошо, не пустив подозрительного человека внутрь, но террорист всё равно привёл в действие взрывное устройство, забрав с собой троих секьюрити и сотрудника финансового отдела.
И с тех пор, как установили этот фонтан, Герман всегда, проходя мимо него, останавливался ровно на минуту. Сначала он не понимал, почему его тянет так делать, но спустя полгода до него дошло: ангел действует на него успокаивающе. Он оказывает терапевтический эффект его расшатанной психике без всевозможных лекарств. А поняв это, стал как можно чаще выбирать маршрут передвижения мимо фонтана.\
Выстояв отмерянную самим собой минуту, Герман поспешил через холл к лестнице на второй этаж, попутно кивнув заметившим его от входа охранникам. На втором этаже он зашёл в главный пассажирский лифт, поднимающий в ту часть башни, которую отец называл «чёрной». В отличии от «белой», никакие гости, какого бы чина они ни были, туда не допускались: там находились рабочие кабинеты верхушки компании.
Выйдя на семнадцатом этаже, Герман повернул налево и как можно скорее для занимаемой им должности, то есть не очень быстрым шагом, пошёл к кабинету 1701. Подойдя к неприметной белой двери, по которой нельзя было сказать, что она принадлежит владельцу и по совместительству главе Совета директоров компании, если бы не соответствующая табличка, он толкнул дверь и вошёл. За дверью находилась приёмная с шикарными белыми диванами и картинами, что занимали абсолютно всё пространство стен, сына миловидной шатенки слегка за сорок, которая работала здесь секретарём с момента основания компании.
— У себя? — спросил юноша даму, на бейджике которой устаревшим ньюйорксим шрифтом было набрано «Елена Смирнова».
— Проходите, Герман Сергеевич, — ответила она. — Сергей Михайлович вас давно ждёт.
И юноша вошёл, предварительно постучав тем стуком, что был разработан отцом для членов семьи.
Взгляд мужчины, сидевшим за столом напротив двери, был обращён куда-то поверх вошедшего. Впрочем, почему же куда-то? Там, над дверью, висела фотография единственной женщины, которую хозяин кабинета уважал за несломленность духа. Его мать, бабушка Германа, тащившая на себе четверых детей после того, так её муж трагически погиб на работе. Самому старшему ребёнку в тот момент только-только исполнилось шесть лет.
Но этот взгляд, на первый взгляд свидетельствующий о том, что его хозяин сейчас был где-то далеко в своих мечтах, оказался обманчив. Во всяком случае, он не помешал тому спросить у вошедшего:
— Ты опять не принял свои таблетки?
— Не принял, — согласился вошедший. — Не ожидал, что придётся бросать Свету и мчаться сюда на всех порах. Лекарство осталось дома.
— Бросать? — насторожился мужчина, открывая один из ящиков стола и доставая оттуда небольшую пластиковую баночку с жёлтой этикеткой. После этого он нажал кнопочку на селекторе и сказал: — Елена Николаевна, принесите, пожалуйста, стакан воды.
— Хорошо, Сергей Михайлович, — раздалось оттуда. А спустя минуту в комнату вошла секретарь, поставила металлический поднос с одиноким стаканом на небольшой столик справа от основного и молча удалилась.
Юноша отсыпал себе на ладонь из баночки три светло-зеленых таблетки, махом закинул в рот и запил.
— Я понимаю, что жена действует на тебя успокаивающе, но прошу тебя, возьми в привычку носить лекарства с собой, — сказал Сергей Михайлович, пряча баночку с таблетками обратно в стол. — Ситуации, навроде сегодняшней, могут повториться, а что тебе ударит в голову, если не сможешь сдержать себя — даже Асхе не известно.
— А ты откуда… — начал было Герман, но потом до него дошло: — Вика.
— Она была здесь, — подтвердил мужчина. — Она очень беспокоится о тебе, ты же знаешь.
— Знаю. И я благодарен ей за это. Всем благодарен, — тихим голосом произнёс последние слова Герман.
— Ты садись, — махнул мужчина на кресло. — В ногах правды нет, хоть нет её и выше. О чём ты хотел со мной поговорить?
— Ты всегда говорил, что за свои поступки надо отвечать, — буквально растёкшись в мягком чуде гения человеческого, начал молодой человек. — Сегодня я чуть было не совершил самую страшную ошибку в своей жизни — едва не признал хорошего человека последним говнюком. Я даже начал сомневаться в той оценке, что ты дал ему…
— Как сказал он тогда, «сомнения есть суть человеческой природы, убив их, мы лишаемся части разумности».
— Я же едва не лишился этой части, скинув все дела на сотрудников.
— У тебя жена рожает, — напомнил мужчина, — когда тебе вникать в проблемы? К тому же Марина в отпуске…
— И это совсем не повод забросить всё и поджечь конём, отец. Кому как не тебе это знать?
— Я вижу, ты всё решил, — констатировал хозяин кабинета. — Что ж, не буду тебя отговаривать, хочешь наказание — делай. Какое, кстати?
— Думаю, стандартного денежного будет вполне достаточно на первый раз.
— Да будет так, — сказал мужчина, печатая что-то на компьютере. — Ты сказал «едва не признал хорошего человека», я всё верно понял?
— Да, отец, всё верно. Именно хорошего человека.
— Ты прогнал его через «СПЕКТР»? — на секунду оторвавшись от компьютера, чтобы посмотреть на выражение лица сына, спросил отец.
— Прогнал, — признал тот. — Иначе докопаться до истины было бы невозможно.
— Понимаю, — кивнул отец. — И как тебе?
— Павлик пусть и не осознано, но оказался прав — в нём сейчас больше гнома, чем человека.
— Ему повезло найти расу для себя.
— Ну думаю, что это похоже на везение, — мотнул головой сын. — Мне кажется, его оцифрованный разум сознательно толкал его в нужную сторону.
— Вот как?
— По крайней мере, именно такой вывод я могу сделать после «СПЕКТРА».
— Надо будет переслать диаграмму в аналитический отдел, пусть посмотрят.
— Уже переслал.
— Когда успел?
— Ещё во время беседы с ним. Хорошо иметь доступ А++.
— И быть главой отдела Срыва и Сорвавшихся тоже?
— Само собой, — усмехнулся Герман. — Золотой нимб позволяет многое. Кстати, мне кажется, он лучший кандидат для Арката.
— В самом деле?
— Если не он, то больше просто некому. Надеюсь, Камнерожденный заинтересуется им.
В этот момент зазвонил стационарный телефон. Сергей Михайлович взял трубку, но преимущественно молчал, произнося лишь короткие малоинформативные фразы типа «Да», «Конечно», «Хорошо», «Скажу». Когда разговор закончился, он перевёл взгляд на сына… и разулыбался.
— Поздравляю, папаша, ты продолжил славное дело семьи Синицыных по производству разнополых двойняшек.
— Э-э-э…
— Двойня у тебя. Мальчик и девочка.
Герман непроизвольно оглянулся, посмотрев на портрет бабушки. Именно с неё началась традиция, когда она родила отца и его сестру.
— Так я… это… пойду?
— Беги, — махнул рукой мужчина. — И передай от меня Свете, что она лучшая невестка.
— Обязательно! — уже от двери сказал Герман и чуть ли не пулей вылетел из кабинета. За дверью раздалось радостное «У меня двойня родилась!!!»
— Дети… — улыбаясь, пробормотал хозяин кабинета. — Ну что ж, Галка, теперь тебе придётся догонять.
Он встал, подошёл к шкафчику слева от стола, достал из него бутылку с чёрной жидкостью и пятидесятиграммовую стопку, налил половину и выпил залпом. После чего вернул всё в шкафчик и сел обратно.
— Ну и странную же ты традицию придумала, сестрёнка, — пробормотал мужчина, морщась от горечи во рту, затем снова посмотрел на дверь, через которую только что вышел его сын. — Значит, говоришь, лучше всех подходит Аркату?