Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика

Наша соседка

Память не дает мне покоя, всё время возвращая меня к этому человеку. Если я не расскажу о ней здесь, то скорее всего уже нигде и никогда не сделаю этого. И это будет не отступлением от нюрнбергской темы, а ее развитием, необходимым, как мне кажется, дополнением к рассказу о супругах преступной элиты тоталитарного государства. Они не были все одинаковыми, и это можно и должно подтвердить примером. Надеюсь, что мое повествование и будет таковым.

Речь идет о женщине, которая как мне кажется, по положению и деятельности ее мужа в СССР можно было бы без натяжки поставить в один ряд с женами нюрнбергских преступников. Домашние звали ее Капочкой, а мы, ее соседи по даче на Николиной горе, при встрече называли Капитолиной Исидоровной. И была она женой уже упомянутого мною Андрея Януарьевича Вышинского.

Думаю, что возражений против ее формального приравнивания к женам подсудимых Нюрнбергского процесса, по крайней мере со стороны моих соотечественников, не последует. Из памяти советских людей моего поколения никогда не изгладятся преступления, совершенные Вышинским в период массовых репрессий и в бытность его Генеральным прокурором СССР. Он не только принимал активное участие в преследованиях жертв сталинского режима, но и, будучи образованным юристом, всячески способствовал творимому в нашей стране беззаконию своими «теоретическими» изысканиями в области юриспруденции. Поверьте, это не преувеличение с моей стороны! Я наблюдала за этим человеком в домашней обстановке, знакомилась позже с его статьями, с его обвинительной речью и стенограммой допросов подсудимых на процессе так называемого «право-троцкистского антисоветского блока», который состоялся в Москве в 1938 году. Всё это дает мне право утверждать, что Вышинский сочетал в себе безграничную жестокость Генриха Гиммлера с проницательным умом и редкой образованностью Ялмара Шахта.

Эта не часто встречающаяся в жизни гремучая смесь была причиной многих бед для советских людей, но она же и помогла одному из главных советских преступников как-то изловчиться и благополучно умереть в Нью-Йорке в 1954 году на посту представителя СССР в Организации Объединенных Наций. Более того, он был с почестями похоронен на Красной площади в Москве. Что было, то было — потом прошел слух, что советский агент по заданию Кремля каким-то образом способствовал внезапной смерти Андрея Януарьевича на чужбине, чтобы тот ненароком не разгласил то, что знал о советских правителях. А знал он слишком многое. Существует также версия, что Вышинский застрелился.

Этот человек был тесно связан с Нюрнбергским процессом, незримо присутствуя на нем с начала до конца. Напомню, что Сталин назначил Вышинского руководителем Правительственной комиссии по Нюрнбергскому процессу и тот вместо того, чтобы сидеть на скамье подсудимых, сидел в Москве и бдительно следил за работой Советской делегации в Международном военном трибунале. Как мне говорили, в самом начале процесса он побывал на заседании суда и, несомненно, дал руководящие указания советским судьям и обвинителям. Какие именно? Нам, рядовым участникам процесса, сие было неизвестно.

Зато достоянием гласности, преимущественно зарубежной, стал тост, произнесенный советским инквизитором 26 ноября 1945 года на приеме, устроенном в его честь главным американским обвинителем Джексоном. На этот прием были приглашены судьи, обвинители и вообще вся руководящая элита Нюрнбергского процесса. Вышинский, как ему и было положено, произнес бесхитростный тост: «Давайте выпьем за подсудимых. Пусть их путь приведет их из зала суда прямо в могилу!»

Прежде чем переводчик успел перевести это зловещее пожелание на английский язык, многие иностранцы, в том числе и судьи, уже успели осушить свои бокалы. Услышав перевод тоста, некоторые из них как бы поперхнулись, считая недопустимым такое явное предвосхищение приговора Трибунала всего лишь через шесть дней после начала его заседаний.

Я в то время еще работала в Берлине, и мне не суждено было встретиться с Вышинским, чему можно только радоваться. Думаю, что если бы встреча Вышинского со своей бывшей соседкой подаче состоялась, то в Нюрнберге скорее всего не было бы синхронного переводчика Татьяны Ступниковой.

Впрочем, довольно об этом коварном и преданном опричнике Сталина. Я напомнила о нем лишь затем, чтобы в полной мере были понятны страдания и страхи законной жены преступника такого типа и ранга, независимо оттого, русский ли он, немец или представитель другой нации.

И я повторяю еще раз, что не все жены власть имущих супругов в нацистской Германии, в Советском Союзе и в других тоталитарных государствах не хотели думать и не думали о совершенных их мужьями преступлениях, не хотели видеть и не видели результатов их деятельности. Капитолина Исидоровна Вышинская своим отношением к преступным деяниям мужа и его жертвам подтверждает, что это не всегда было так или во всяком случае могло быть иначе!

Дочь православного священника, рано потерявшая отца, Капа вышла замуж по любви за студента юридического факультета, живого и остроумного молодого человека. У них родилась дочь Зинаида. Казалось, ничто не предвещало беды, пока Капочкин избранник не увлекся грязным делом, именуемым политикой. Подробности о жизни семьи в начальный период мне неизвестны. Наше знакомство состоялось в тридцатые годы на даче в связи с пропажей любимой кошки, которую искали все без исключения члены семьи Вышинских, искали не только на своем, но и на нашем участке.

Такие поиски неоднократно повторялись каждое лето, так как кошка, ничем не отличаясь от своих сородичей, очень любила гулять сама по себе. Состав «поисковой группы» с годами менялся. Глава семьи перестал обыскивать наш малинник и огород, так как делать это ему становилось всё труд-ней из-за постепенной прибавки живого веса и ввиду постоянного сопровождения его особы отрядом мощных мужчин в штатском, в одинаковых носках зеленого цвета и светло-коричневых полуботинках. Эти люди, надо отдать им должное, как правило, не покидали охраняемый объект, следуя за ним даже туда, куда сам царь пешком ходит. Но на наш участок они почему-то пройти не отваживались и внимательно наблюдали за передвижениями Андрея Януарьевича через забор, благо тогда время высоких каменных оград на загородных участках еще не наступило, как, впрочем, и время кирпичных коттеджей с решетками на окнах. Дачи и заборы были деревянными, и наши участки отделял друг от друга деревянный штакетник, сквозь который прекрасно был виден Генеральный прокурор СССР, двигающийся между картофельным полем и овощными грядками.

В семье Вышинских была еще одна несчастная женщина. Я имею в виду мать Капитолины Исидоровны. Имени и отчества этой весьма энергичной Зининой бабушки, жены священника (не хочется называть ее попадьей), я, к моему великому сожалению, не помню, потому что по малолетству своему называла ее всегда просто бабушкой. Она, всю жизнь прожив или, вернее, промучившись около дочери и внучки, хорошо знала своего коварного зятя, который икон в красный угол вешать не разрешал, так что их, помолившись, приходилось прятать. Но надо отдать должное старушке: она не побоялась вступить с ним в неравный бой безо всякой надежды на победу. В начале страшного 1937 года, когда маховик массовых репрессий был запущен на полный ход, и в последующие годы до самой своей смерти (она, кажется, последовала во время войны) теща называла зятя не иначе как кровопийцей и палачом. Ее дочь боялась мужа и не могла оставить его, страшась мести и гнева, будучи уверена в том, что он способен погубить не только жену, но и собственную дочь. Весь архипелаг ГУЛАГ был в его распоряжении.

Как сейчас вижу Капитолину Исидоровну — худую и, несмотря на пожилой возраст, не потерявшую стройности фигуры женщину с некрасивым болезненным лицом и потухшими грустными глазами. Она была глубоко верующим человеком и не могла оставаться равнодушной к страданиям людей. В тайне от мужа помогала она узникам ГУЛАГа, живя в атмосфере постоянного страха и к тому же всеобщей неприязни окружающих. По поговорке «Муж и жена — одна сатана» люди считали ее если не соучастницей преступлений мужа, то, по крайней мере, сволочью, продавшей свою совесть и честь за сытую и веселую жизнь. В полной трагизма и справедливого гнева «Хронике времен культа личности» Евгения Гинзбург пишет, что перед своим арестом познакомилась на курорте с женой и дочерью Вышинского, и называет Капу «хилой» и «костлявой», что звучит весьма недоброжелательно. А между тем, эта мужественная, глубоко несчастная женщина совершала во имя милосердия порой весьма продуманные, целенаправленные, нередко рискованные действия.

Мысли и дела свои ей необходимо было тщательно скрывать от мужа и знакомых, чтобы никто, не дай Бог, не догадался, что законная супруга одного из главных инквизиторов страны сочувствует «врагам народа и Советского государства». Помимо всего прочего, несчастная женщина проявляла истинно христианские терпение и раскаяние. Так, одно время ежедневно, точнее ежеутренне, хозяйка неукоснительно убирала до появления на лестнице кого-либо из домочадцев человеческий кал, которым вымазывала дверь квартиры палача старуха-мать одного из осужденных.

Жизнь всему научит, а охота пуще неволи, и Капитолина Исидоровна освоила элементы конспирации. Когда не только мои родители, но и большинство ближайших родственников и друзей семьи оказались за колючей проволокой, я регулярно приходила на московскую квартиру Вышинских как некая «Лена Петрова» (так я представлялась энкаведистке-привратнице) и получала от Капитолины Исидоровны деньги, но только не на поддержку нашего с младшей сестрой существования. Деньги кровопийцы для личных нужд я гордо отвергала, однако брала их для решения трудных задач по пересылке хлеба насущного, лекарств и одежды обитателям лагерей, а конкретно лагеря в Мордовской АССР с загадочным адресом «почтовое отделение Явас». В этом лагере отбывала срок моя тетя за то, что была женой «врага народа».

Тогда я была еще школьницей с рыжими косичками и меня трудно было заподозрить в каких-либо незаконных действиях, что весьма облегчало выполнение поставленных предо мною не столько сложных, сколько опасных заданий, которые требовали определенного нервного напряжения. Что касается моего собственного душевного состояния, то я была готова на всё, лишь бы помочь моим любимым близким людям, друзьям нашей семьи, оказавшимся в сталинских концентрационных лагерях, которые именовались тогда почему-то «исправительно-трудовыми», хотя среди них были разные лагеря, в том числе и лагеря строгого режима, которые было бы правильно назвать лагерями смерти.

Никакие современные детективы не могут сравниться с тем, что приходилось мне не без помощи Капитолины Исидоровны проделывать и переживать, прежде чем удавалось доставить политическим заключенным лекарства, витамины, продукты и письма. Много раз я пряталась в огромном платяном шкафу, когда Андрей Януарьевич со своими телохранителями внезапно не по расписанию приезжал домой. После длительных неподвижных сидений на коленках в кромешной тьме я навсегда возненавидела запах французских духов, который источали одежды хозяйки дома и ее дочери.

Каждая поездка в лагерь требовала большой подготовительной работы. Иногда судьба была ко мне благосклонной. Помню, особенно мне повезло, когда начальнику — коменданту лагеря в Потьме срочно потребовалось доставить для его больной дочери новейший лекарственный препарат против скарлатины. Благо она заболела этой тяжелой болезнью и я, несовершеннолетняя, молила Бога, чтобы Он продлил недуг и мы успели завершить операцию. Мои молитвы были услышаны, и мы успели выполнить наш план.

Я получила в НКВД разрешение на свидание с тетей (помог начальник лагеря), Капитолина Исидоровна дала деньги и, самое главное, достала лекарство.

Связь через лагерного пахана и его дружков в Москве, минуя почтовую цензуру, сработала четко, и поезд на станции Потьма не тронулся до тех пор, пока весь багаж рыжей девочки: 12 неподъемных чемоданов, два узла и один ящик — не были выгружены из вагона встречавшими ее уголовниками. Мероприятие было завершено, благодаря невероятному стечению обстоятельств, в которых сыграли свою роль не только Капитолина Исидоровна и «Лена Петрова», но и начальник лагеря, его дочь и скарлатина. Лагерным уголовникам за содействие успешному проведению тщательно подготовленной операции причитался ящик водки, который и был им вручен прямо на станции.

Моим рассказом о Капитолине Исидоровне Вышинской я не хочу ввести читателя в заблуждение. Нет, и у нас, в социалистической стране, жены власть предержащих чиновников в массе своей мало чем отличались от жен нацистских чиновников. Для примера назову Александру Романовну Гридасову — жену и соратницу начальника колымских лагерей Никишова. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что эта дама переплюнула всех других жен начальников и комендантов немецких и советских лагерей. Она была начальницей женского лагеря в Магадане и вершила судьбы колымских узниц.

В ее оправдание можно сказать единственно то, что она не делала абажуров из человеческой кожи. К такому выводу пришел английский ученый и писатель Роберт Конквест, ознакомившись с деятельностью супруги Никишова. Но об этом речь впереди.