Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика

Воплощение земной справедливости

Тем временем, несмотря на наметившиеся уже тогда серьезные разногласия между союзниками, Трибунал продолжал свою работу. Огромное впечатление производило на меня само скрупулезное, с полнейшим соблюдением всех правовых и процессуальных норм рассмотрение преступлений нацизма. Казалось, это была предельно возможная в земных условиях справедливость.

Такой подход к решению судьбы подсудимых даже тогда, когда их вина ни у кого не вызывает сомнений, нам, рожденным и выросшим в Советском Союзе, был незнаком.

Подумать только: таким преступникам было предоставлено полное право на защиту! Каждый из них сам себе выбрал адвоката, которому Трибунал разрешил пригласить еще и помощников. Некоторые из них в прошлом были членами нацистской партии, судьями и прокурорами в судах «третьего рейха» и, наконец, иногда даже и родственниками подсудимых.

Подсудимым была дана возможность выступать свидетелями по своим собственным делам и, отвечая на вопросы обвинителей и защитников, приводить любые доводы и документы в свою защиту, более того — вызывать свидетелей, которые могли дать показания, оправдывающие их действия или смягчающие их вину.

Председатель суда лорд Лоренс строго следил за тем, чтобы законные права подсудимых неукоснительно соблюдались. Всех поражали его терпение, тактичность по отношению как к обвинителям, так и к адвокатам и подсудимым. Он решительно пресекал попытки защиты затянуть процесс, вежливо напоминая о том, что суд должен быть скорым и справедливым. В тех же случаях, когда доводы защитников были убедительными, председатель признавал это и не допускал нарушения процессуальных норм. Равенство сторон, так кажется говорят юристы, было обеспечено.

Что греха таить, всё это было для советских граждан, непривычно и удивительно. Ведь в эпоху сталинизма в СССР праведных судов не было. Судьба обвиняемых решалась еще до начала суда или вообще без суда так называемыми «трой-ками», особыми совещаниями или карандашной визой Великого Вождя. Какие уж там прокуроры, какие там адвокаты, какие свидетели! Да еще не забудьте об оказании на обвиняемых мер морального и физического воздействия.

В условиях произвола и полного бесправия в советском суде обвиняемые безропотно признавали себя виновными не только на следствии, но и на судебном заседании. И дело заканчивалось расстрельными приговорами.

Кто может это оспорить? Такого человека нет, потому что так это было на нашей многострадальной земле.

Что думали и чувствовали на заседаниях Нюрнбергского трибунала наши советские судьи и обвинители, их помощники и консультанты, — представители элиты служителей советской Фемиды? Им-то теория и практика советского правосудия были известны хорошо! А то, что происходило в Нюрнберге, совсем не походило на формальное судилище и беспардонную расправу.

Ясно, что в условиях, созданных в Трибунале, нашим юристам пришлось туго, и они не сумели в полной мере выполнить задачу, поставленную перед ними Кремлем или точнее самим диктатором: вынести всем подсудимым быстрый и самый суровый приговор.

Даже среди представших перед Трибуналом отборнейших мерзавцев судьи провели в соответствии с результатами процесса различия в оценке их преступлений и в мере возмездия.

Двенадцать подсудимых были приговорены к смертной казни через повешение (Геринг, Риббентроп, Кейтель, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Заукель, Йодль, Зейсс-Инкварт, Кальтенбруннер и Борман), трое подсудимых — к пожизненному тюремному заключению (Гесс, Редер, Функ), двое — к двадцати годам заключения (Ширах, Шпеер), Ней-рат был приговорен к 15, а Дениц — к 10 годам тюрьмы.

Подсудимые Шахт, Папен и Фриче были оправданы.

Трибунал объявил преступными организациями руководящий состав нацистской партии, гестапо, СД и СС, но не признал преступными СА, гитлеровское правительство, верховное командование и генеральный штаб.

Такой финал был неприемлем для советских судей и обвинителей, и после оглашения приговора Лоренс сообщил о занесении в протокол судебного заседания Особого мнения члена Трибунала от СССР генерал-майора И. Т. Никит-ченко в связи с оправданием Шахта, Папена и Фриче, неприменением смертной казни к Гессу и непризнанием преступными организациями имперского правительства, генерального штаба и верховного военного командования германских вооруженных сил. Никакого другого выхода из создавшегося положения у члена Трибунала от СССР не было.

Москва, точнее Правительственная комиссия по Нюрнбергскому процессу, возглавляемая Андреем Януарьевичем Вышинским и незримо руководимая самим Иосифом Виссарионовичем, негодовала по поводу приговора. А между тем оправдательные приговоры со всей очевидностью были связаны с тем, что Шахт, Папен и Фриче не могли быть поставлены в один ряд с теми преступниками, которые сидели рядом с ними на скамье подсудимых. Кроме того, в какой-то мере оправдание одних и смягчение участи других подсудимых делали психологически еще более вескими смертные приговоры ведущим нацистским преступникам.

И мне Нюрнбергский приговор показался примером земной справедливости. Тем более, что было с чем сравнить. Я имею в виду, например, приговор по делу «антисоветского право-троцкистского блока». Советским гражданам эта возможность была предоставлена не каким-нибудь «самиздатом», а народным комиссариатом юстиции СССР, публиковавшим в марте 1938 года в «Правде» и «Известиях» подробные сообщения о заседаниях Военной коллегии Верховного суда Союза ССР. В том же году полный судебный отчет вышел отдельным изданием.

Читая этот 700-страничный документ через 60 лет после его опубликования, приходишь к выводу, что он представляет собой ценнейший материал для будущего сравнения с приговором Международного Трибунала. И тогда, в 1946 году, слушая приговор в Нюрнберге, я невольно вспоминала Московский процесс 1938 года под председательством В. В. Ульриха. Государственным обвинителем на том процессе выступал прокурор Союза ССР А. Я. Вышинский.

Эти два палача за 7 дней Московского процесса сумели приговорить к высшей мере наказания — расстрелу — 18 подсудимых. Лишь трое были приговорены к разным срокам тюремного заключения от 15 до 25 лет.

Вот это был ударный коммунистический труд! Вот так коммунисты судили коммунистов, в прошлом своих верных соратников и единомышленников. Ни о каком реальном соблюдении процессуальных норм не могло быть и речи. Благо жертвы не сопротивлялись, будучи уверенными, что всякое сопротивление Великому Вождю бесполезно, и поэтому предпочли признать себя изменниками социалистической родины.

Таким признанием они, может быть, надеялись спасти от беспощадных преследований своих близких. Но эти надежды не сбылись. Родственники «врагов народа» подлежали в стране социализма уничтожению или пребыванию в лагерях как «члены семей изменников родины» (ЧСИР или просто ЧС).

Другое дело в Нюрнберге, где суд длился 250 дней, Международный Трибунал прилагал все усилия, чтобы не отступать от процессуальных норм, принятых и зафиксированных в документах, подписанных членами Трибунала. И насколько же весомы и справедливы те 12 смертных приговоров, которые вынес Трибунал. И в этом тоже заключается значение Нюрнбергского процесса для будущих поколений.

Пора бы мне кончать. Но поставить точку, оказывается, так же трудно, как и написать первую страницу автобиографического повествования. На память приходят всё новые и новые эпизоды, которыми была заполнена наша необычная нюрнбергская жизнь.